Когда китайских чиновников впервые заставили сдавать экзамены? Зачем Сын Неба взял в свои руки плуг и вспахал на поле первую борозду? И какой элемент политики Вэнь-ди принёс большие трудности его наследникам?
Мы продолжаем разговор об истории династии Хань с научным сотрудником Отдела Китая Института востоковедения РАН Виктором Викторовичем Башкеевым.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с научным сотрудником Отдела Китая Института востоковедения РАН Виктором Викторовичем Башкеевым.
М. Родин: Сегодня мы будем продолжать цикл передач про империю Хань. Для тех, кто пропустил предыдущие серии, расскажу краткое содержание. Смысл в том, что империя Хань – это, по сути, первая китайская империя. Потому что Цинь Шихуанди, один из самых известных императоров Китая, собрал страну, но быстро умер и после него всё развалилось. И потом, после некоторого периода раздрая, возникла собственно империя Хань, которую собрал первый её император Лю Бан. Он долго боролся со своими бывшими соратниками, потом, вроде, всё устаканилось. Потом возникла его жена и её семья, которая тоже захотела побороться за трон. И они, судя по всему, его и порешили. Всё это происходило в первые двадцать с лишним лет существования империи Хань.
Теперь мы подошли к первому человеку, который в историографии считается действительным создателем империи Хань. Потому что бедному Лю Бану приходилось воевать со своими противниками, потом сторонниками, потом с семьёй жены. В общем, ему было не до того, чтобы строить государство. А именно во время существования империи Хань возникла та самая китайская цивилизация в смысле её бюрократии, подхода к государственному, региональному управлению. И вот тот самый Вэнь-ди, сын Лю Бана, создал эту систему. О нём мы будем сегодня говорить. О том, как ему это удалось.
В. Башкеев: Прежде всего нужно сказать о том, что Вэнь-ди является сыном Лю Бана. Мы могли посчитать и подумать, что это уже должно быть следующее поколение. Но тем не менее так сложились обстоятельства, что это тоже сын основателя империи Хань. У него интересная судьба с самого начала, потому что родился он на рубеже 203-202 гг. до н.э. в начале правления Лю Бана как императора.
М. Родин: Т.е. он, собственно, ровесник империи.
В. Башкеев: Да. Это очень символично получается. И к моменту, когда борьба между родами Лю и Люй таки завершилась победой рода Лю, он находился уже достаточное время в местности Дай.
М. Родин: Тут надо отметить, что это уже 180-й год, значит, ему было 22 года.
В. Башкеев: Да. Ему 22-23 года. Это уже зрелый человек по тем временам, понимавший, что происходит и где он находится.
Тут в нашем воображении должна предстать перед нами карта. Представьте себе Китай, как некий квадрат, и крестик внутри этого квадрата повернуть немного по диагонали. У вас получится всё, что с севера от реки Хуанхэ, а с юга будет то, что с юга. Поэтому с севера у нас провинция Хэбэй, с юга – Хэнань. А примерно в районе центра будет гора Тайшань, которая формирует провинцию Шаньдун с востока от себя и, соответственно, с запада Шаньси. Это фактически традиционный Китай, в том виде, в котором происходили в основном все события. Это по сравнению с Пекином сильно южнее и западнее. Пекин – это далеко не центр Китая, это скорее самый север. Фактически провинция.
М. Родин: Как если бы у нас столица была в Архангельске, как вы сказали до эфира.
В. Башкеев: Где-то так, да. Эта самая Дай, где находился Вэнь-ди, где он был ваном, это примерно под Пекином. А столица Китая Сиань сильно западнее. От Дай до Сиань примерно 900 км.
Здесь сразу два момента. Во-первых, его сложно было убить. Это была, видимо, спасительная для него локация. С другой стороны, это были приграничные территории, где уже рядом сюнну. Это степняцкие народы, которые постоянно с Китаем контактировали, в основном в режиме набегов. И он уже полностью окунулся в северокитайскую действительность. Как известно, в Китае есть деление на юг и север: на юге в основном рисоводы, а на севере в основном просоводы. Это фактически разные цивилизации. Они разделяются по реке Хуайхэ. Он из южной цивилизации влился в северную и прожил там достаточно долго.
И когда соратникам Лю Бана нужно было восстанавливать империю, естественно первым, о ком они подумали, был Вэнь-ди. К нему было направлено посольство. Посольство долго добиралось, потому что 900 км от столицы. Когда оно добралось, Вэнь-ди церемониально долго отказывался, потом согласился принять через своего посредника людей, которые пришли к нему с посольством. Это были главные соратники Лю Бана: Чжоу Бо, Чэнь Пин и Гуань Ин. Это те генералы, которые, собственно говоря, сумели победить род Люй. И в конце концов после долгих церемоний снарядили высочайшую поездку в Чанъань. Там сделали подворье специальное: не сразу заехали в столицу, во дворец. Сначала сделали подворье дайского княжества. И только потом он вошёл во дворцы после долгой инспекции, нет ли там каких-то опасностей, и т.д. Т.е. он чётко понимал, что ему нужно восстанавливать страну после жесточайшего кризиса.
Такая вот начальная история описана в источниках. И этой истории посвящено огромное количество объёма. Из всей главы, которая ему посвящена, это примерно 20% всего объёма вообще – только первые три месяца одного года.
М. Родин: Мы сейчас в первую очередь говорим о «Ханьшу», книге, где описана история империи Хань.
В. Башкеев: «Книга Хань», как её можно перевести. Китайцы уже на момент её создания, это где-то I в. н.э., понимали, насколько приход к власти Вэнь-ди – важное событие. Потому что империя состоялась, она не развалилась, не пошло всё каким-то другим путём. Поэтому процесс прихода к власти Вэнь-ди был описан очень подробно. И очень подробно описаны его дальнейшие действия по отблагодарению тех, кто привёл его к власти.
М. Родин: А потом на его длинное правление осталось процентов 80.
В. Башкеев: Да. Он правил 23 года. Половина информации – это первые четыре года. Т.е. 19 лет у нас описаны очень скупо. Поэтому источники, привлекаемые к изучению, не только из хроники берутся, но и из нарративных источников, других глав, которые тоже описывают различные персоналии этого периода. И дополнительные источники информации тоже из этой же «Ханьшу», но другие главы, которые посвящены чиновничеству, тому, как оно организовывалось.
М. Родин: И тем не менее мы достаточно много знаем о том, что делал во время своего правления император Вэнь-ди. Как я уже сказал, он очень важен в том смысле, что построил государственное управление в Китае, привычную нам бюрократию и многое другое. Насколько я понимаю, он начал с сакральной сферы, потому что это было важно.
В. Башкеев: Там было два момента, сначала ритуальные, потом сакральные. Ритуально он облагодетельствовал всех, кто привёл его к власти, дал им очень серьёзные титулы, титулы ванов. И таким образом обратно формировал ту опору, которая могла помочь ему с гарантией остаться у власти в первое время. Это всё-таки в первую очередь были ритуальные действия, которые, конечно, предпринимали и другие правители до и после. Но здесь это было очень важно, потому что это таким образом гарантировало ему некоторую безопасность.
Именно сакральная сфера начинает регулироваться позже, когда он провёл первичные наделения титулами. Потому что помимо первичных наделений титулами для того, чтобы облагодетельствовать его же благодетелей, нужно было и население в целом как-то успокоить, потому что страна была в очень тяжёлом положении и экономически. И первое, что он делает – ослабляет меры давления на социум, такие как наказания, чрезмерные налоги, и т.д. В первые годы происходит, условно говоря, либерализация.
А потом наступает довольно длинный период стабильности, когда он, очевидно, продумав всё, начинает страну организовывать. И уже спустя, наверное, лет 15, в 166-165 гг. начинается сакральная реформа.
М. Родин: То есть по сути я был не прав, когда сказал, что он с этого начал.
В. Башкеев: Вы правы в том смысле, что все начальные действия имеют ритуальный характер и сакральный в том числе. Но это именно ритуальный в смысле взаимодействия с чиновничеством. А сакральный – это уже император как верховный жрец. Это разные ипостаси. И то, и то имеет ритуальную нагрузку.
Но сакральная значимость императора, как носителя высшей сакральной власти, была проявлена уже в 60-е гг. Это крайне важно. Это вообще один из главных сюжетов, благодаря которому Вэнь-ди получил своё посмертное имя Вэнь, «просвещённый», «знающий, что он делает». Вэнь и У, военный и учёный, это очень характерная дихотомия для Китая. Считается, что благородный муж должен владеть и тем, и другим. И Вэнь-ди остался в памяти, как решающий вопросы мирно, в отличие от своего внука У-ди.
Здесь важно, что он устраивает сакральную сферу тем, что восстанавливает жертвоприношения ещё циньского культа, которые отправлялись в сакральном месте Юн в районе Чанъани ещё при Цинь Шихуане. А после него двадцать с лишним лет не отправлялись. Для Китая, который был весьма сакрализован, как и любое традиционное общество, это было довольно таки серьёзным указанием на то, что что-то не так, что-то не устроено. Поэтому фактически начало Хань, как управляемой империи, в глазах китайцев – это как раз 60-е гг. В этом плане вы выразились верно. Со 166-165 г., когда уже восстановлены жертвоприношения и одновременно с этим поменяно летоисчисление, с циньского переведено на новый отсчёт, и начался Китай ханьский в сознании китайцев.
М. Родин: Я так понимаю, в этот момент он стал главным жрецом.
В. Башкеев: Он всегда таковым и является. Цинь Шихуан придумал себе титул хуан-ди, который остался в китайской истории, и по большому счёту и в японской тоже, переводится как «августейший великий предок». «Хуан» – это «августейший», «ди» – это «предок», «первопредок». И этот самый хуан-ди изначально является связью с небом. Это тот, через кого великие силы неба направляют свою волю в наш мир. Соответственно, однозначно очевидно, что он верховный жрец просто по определению. И предполагается, что он должен был эту свою сущность постоянно проявлять в мир посредством жертвоприношений, и т.д.
Но так получилось, мы с вами озвучивали, какие были сложные времена, что было просто не до того. А тут уже надо было выстраивать статусность. И помимо восстановления жертвоприношений была такая важная вещь, как проведённая уже в 179 г. сакральная пахота. Это ритуал, когда император проводит первую борозду на ритуальном поле, символизируя, что он таким образом гарантирует хороший урожай. И в ханьских источниках это первый ханьский правитель, который так сделал. Параллельно с этим был издан указ о мерах по содействию земледелию. В основном это было понижение податей с урожая. Но сакрально это тоже было важно. Т.е. император проявляет себя как связующее звено между природой, которая гарантирует вам дождь, и подданными. До того эти ритуалы не проводились не потому, что их раньше не было, а потому, что Лю Бану и его последователям было не до этого.
А потом, через 10 с лишним лет, ещё отправление жертвоприношений пяти первым предкам. Это циньский культ мистических пяти императоров древности, который был основным культом Китая тогда и был прерван до Вэнь-ди, а Вэнь-ди его восстановил.
М. Родин: Т.е. это, по сути, была идеологическая акция успокоения населения. Он им показал, что Вселенная устаканилась, достигнут баланс, и он всем этим руководит, он вернулся к своим обязанностям человека, который соединяет небо и землю и заботится обо всей Вселенной. И таким образом он показал свою силу.
В. Башкеев: С этой точки зрения он по сути первый полноценный император. Если смотреть на императора, как в том числе на верховного жреца, то Вэнь-ди его олицетворяет первым.
М. Родин: Но идеологическая сфера – не единственная, в которой был бардак, я так понимаю. Цинь Шихуанди – яркий пример того, что когда государство, даже очень сильное и большое, держится на одном человеке, это долго не длится и потом начинается развал. Что он сделал с бюрократией? Как он развил эту систему?
В. Башкеев: Ключевая история была в том, что действительно нужно было искать систему, как сделать так, чтобы не замыкаться на одну личность, потому что она может быть ненадёжной, может предать, и т.д. Мы видели это и в истории Чжао Гао и Ли Сы у Цинь Шихуана, советники Лю Бана тоже имели чрезмерную власть в какой-то из периодов.
В столице в основном дела решал первый министр, чэнсян. У него был формальный заместитель, императорский секретарь переводят, или как главный цензор, который фактически был зам первого министра, который и решал все реальные вопросы. До Вэнь-ди не было никакой системы в том, как они назначались. Просто брали откуда-то по признакам знатности, где-то по таланту, но в основном, конечно, по знатности рода. В результате было абсолютно непонятно, кто у вас будет первым министром, как он будет себя вести и что вас ждёт в столице, если вы из неё уедете. Вэнь-ди это не устраивало, он начал думать, что делать.
И тут интересный момент: первые три первых министра – это явная дань прошлым заслугам. Это те самые Чжоу Бо, Чэнь Пин и Гуань Ин, которые привели его к власти.
М. Родин: Т.е. сторонники отца.
В. Башкеев: Да.
Но они были таковыми недолго. Уже в 176 г., спустя три года, он назначает человека по имени Чжан Тан. И 14 лет он исполняет должность первого министра. И он же обеспечивает, очевидно, стабильность. Заметим, что из этих трёх человек один даже попал в опалу и сел в тюрьму. Видимо, боялись чрезмерного усиления. Это был Чжоу Бо, военный, рубака. Никто никого не казнил, но прижали.
14 лет – это серьёзный срок. И самое главное, что потом, после того, как Чжан Тан умирает собственной смертью, на его место становится некто Шэнь Туцзя, который был до этого главным цензором.
М. Родин: То есть заместителем.
В. Башкеев: Да. То есть сработала эта система. Он был постоянно в бюрократии, знал, что как работает. И главное, он оказался гарантом перехода власти к наследнику Вэнь-ди, который, к слову, был назначен сразу в первый год правления. Это был мощный ход по стабильности в борьбе за власть.
М. Родин: А что мы знаем про этих двух людей, про первого министра и его зама, который потом действительно занял его место? Как они были выбраны? Может быть, они были лично ему преданы? Или там другие какие-то категории отбора?
В. Башкеев: Это интересный сюжет. Что касается Чжан Тана, он проявил себя прежде всего, видимо, по качествам. В его биографии, которая сохранилась, очень много описывается то, какой он был талантливый. Что касается Шэнь Туцзя, то это один из соратников Лю Бана. Т.е. начало империи никак нас не отпускает и будет ещё не отпускать какое-то время. Т.е. связи с началом остаются. Это те, кто зарекомендовал себя в войне между Чу и Хань. Надёжные люди, которые не предали, вот их и посадили. Шэнь Туцзя посадили прежде всего как соратника Лю Бана.
М. Родин: Т.е. это ещё не та система, когда чиновники выслуживаются благодаря своей образованности, профессиональным качествам.
В. Башкеев: Да, она всё ещё смешанная. Но мы говорим о высшей бюрократии. А важнейшее для средней бюрократии решение – это поиск способных людей. Пытался это делать ещё Лю Бан, но у него не было времени. Он правил не так долго. А тут был издан указ о поиске талантливых людей для управления страной. Там прямо было написано: всё плохо, мы всё делаем плохо. Ну, это стандартное самоуничижение. У нас всё не получается. Давайте найдём в Поднебесной людей, которые нам скажут, как делать.
М. Родин: А как это было осуществлено?
В. Башкеев: Была спущена директива чиновникам искать по уездам талантливых людей, доставлять их в столицу, спрашивать их мнение. Т.е. на среднем уровне поиск кадров шёл. Что происходило на низовом уровне, мы из таких высоких источников не знаем.
М. Родин: Но это тогда тоже, получается, ещё не система. Это просто хаотический поиск. Кто уродился, тот и уродился. Тем более, чиновникам, получается, приходилось себе замену искать, что ли?
В. Башкеев: Этого мы не знаем точно. Но вы правильно говорите, что полной системы там ещё не было. Всё таки надо понимать, что это всё происходило до нашей эры. И система экзаменов, так сильно потом распиаренная на западе, образовалась в Китае с VI в. н.э. В Хань были первые попытки как-то протестировать чиновников. Идея родилась там. Но система уже имперская была в Средние века.
М. Родин: Т.е. это только ранние зачатки.
В. Башкеев: Надо понимать, что т.н. империя – это в поперечнике тысяча километров. Это огромные расстояния для того времени. Это разрозненные территории, которые в большей степени управляются ещё в ручном режиме. Приехал, не убили – хорошо. Поэтому это именно установка модели. Китай – очень традиционная страна, и если модель установлена в древности, её будут стараться придерживаться, если она хоть как-то работает. В этом плане заслуга Вэнь-ди безусловна. Модель он установил.
М. Родин: А сколько за время правления Вэнь-ди сменилось высших чиновников?
В. Башкеев: Пять. Первые три за первые три года. В этом его заслуга, что сменилось их мало.
М. Родин: Всего пять за двадцать с лишним лет правления.
В. Башкеев: 14 лет сидел этот Чжан Тан, четвёртый по счёту, и последний – Шэнь Туцзя, до смерти Вэнь-ди. Я сейчас считать не соберусь, но примерно лет семь.
М. Родин: Что Вэнь-ди начал делать после укрепления бюрократии?
В. Башкеев: У нас ещё неизбежно остаются внешние взаимодействия. Это в основном взаимодействия с сюнну. Они несколько раз тревожили своими набегами. И здесь был очень характерный момент. В первый раз, когда они оказались на границах, в 70-е гг., была предпринята попытка отбиться. Но, я так полагаю, не было достаточно ресурсов на тот момент. Обычно их принято было изгонять подальше на север, чтобы просто не сидели у границ. Этого делать не стали.
И в итоге, когда в 60-е гг. снова было обострение, возник ещё один важный формат взаимодействия, который Вэнь-ди использовал почти впервые. Это т.н. договоры о дружбе и родстве, когда договариваются не нападать. Часто в подтверждение этих договоров выдаётся какая-то принцесса крови замуж либо за правителя, либо за какого-то сюннуского принца.
Надо сказать, что сюнну – это не какие-то дикие кочевники. Сейчас «Игра престолов» модная, все представляют сразу этих самых кхалов. Это далеко не так, конечно. Это полуоседлая цивилизация. В моём родном городе Улан-Удэ есть целое городище, где можно увидеть и какие злаки сеяли, и какой там огромный ров. Четыре рва большой высоты. Это серьёзная цивилизация, которая действительно доставляла неудобства. И просто так их было не отогнать. Если уж они решили набежать, то они своё возьмут.
Этот механизм дружбы был, опять же, экономически выгодный и сохранял стабильность в распределении финансов. Можно было не беречь на них деньги. Как мы потом выясним в дальнейшем, у У-ди была большая проблема, когда началась реально большая война с сюнну, то с деньгами была большая напряжёнка. Здесь этот вопрос купируется. Сам механизм купирования, не воевать, а дружить, это тоже по большому счёту вклад Вэнь-ди, потому что Лю Бан тоже пытался использовать этот метод, но с сюнну блокировались его враги, и у него не получилось по факту долго это продлить.
Здесь такой борьбы не было. И вообще борьба за стабильность в правление Вэнь-ди очень неброская. Там были попытки мятежей. Их было сильно меньше, чем при Лю Бане, и они быстро подавлялись. И что главное – не кроваво. Т.е. человека не убивали, а ссылали. Это тоже новость. Раньше вырезали в трёх поколениях, убивали жену, отца и мать.
М. Родин: Но так же надёжней, простите за цинизм.
В. Башкеев: Именно так. И это будет практиковаться и дальше. Но при Вэнь-ди эта общая мягкость, условно, просматривалась везде. Она потом вся отыграется назад сторицей, но в тот момент это была такая новость.
Во внутренней борьбе было всё достаточно мягко. Но косвенные признаки нам говорят о том, что к концу правления что-то меняется. Потому что император часто появляется в своей загородной резиденции. А это очень интересное место. Если взять Чанъань, то там есть горный хребет, и эта резиденция за горами. Туда тоже добираться примерно сто километров из центра Чанъани. Туда обычно уезжали императоры, когда хотели отдохнуть. Это как Пушкин, условно говоря. Но в отличие от Пушкина там есть естественная преграда. И этой преградой, видимо, пользовались. Как правило, когда начинается какое-то напряжение при дворе, а мы напоминаем, что Лю Бана, скорее всего, убили во дворце в Чанъани, то император предпочитает отсидеться не в самой столице. И в последние лет шесть Вэнь-ди начинает активно ездить по стране. Это где-то 164, 162 даже год. С этого момента он начинает ездить в два места. В этот самый Юн, где жертвоприношения приносятся, и в Ганьцюань.
М. Родин: Т.е. менять местоположение своё, как обычно делали императоры, чтобы их нельзя было так просто накрыть.
В. Башкеев: Да. Из чего можно сделать вывод, что что-то напрягается всё таки.
М. Родин: Мы пропустили момент, который активно обсуждали в предыдущих программах. Как складывались отношения Вэнь-ди с местными элитами, которые в тот момент ещё были сильны? И мы говорим даже о том, что всё это императорское управление, бюрократия по большому счёту распространялась только на центральный округ. А все остальные ещё были полусвободными.
В. Башкеев: Этот сюжет очень важен, мы, наверное, больше его коснёмся в следующих программах, где это будет центральным сюжетом. Но здесь есть две ключевых схемы. Можно выдавать фамилию Лю кому-то ещё.
М. Родин: Это как?
В. Башкеев: Это было при Лю Бане. Возможно, я не акцентировал внимание. Людям, которые не принадлежали к императорскому роду, давали право носить эту фамилию.
М. Родин: За деньги?
В. Башкеев: За лояльность. Таким образом ты наделяешь человека властью не просто непонятно кого, а своего родича. Эта практика прекратилась, потому что половина этих Лю были лояльны только формально. И Вэнь-ди чётко старается давать наделы только своим родственникам. Поэтому по большей части никаких мятежей нет. Один раз один из них пытается что-то сделать по своему и митингует, так скажем. После чего его сослали, никто никого не убивал.
Надо понимать, что управляемость в целом не сильно поднялась. Трагедия в том, что единственный механизм распределения управляемости по стране в тот момент – всё ещё наделение своих родичей. Эта система наделения родичей сломается в следующее правление. Мы об этом поговорим. Вэнь-ди это не поменял. С одной стороны, он не стал никому давать фамилию Лю, но тех, кто имел эту фамилию по праву рождения, он направляет править. В целом тогда, видимо, это был единственный механизм.
М. Родин: Но судя по тому, что он просидел у власти больше двадцати лет, он хотя бы с местными элитами наладить отношения смог.
В. Башкеев: Основным способом налаживания отношений было посадить своего родича. Проблема в том, что часто посаженные люди восставали потом. Они ведь сажаются не только в столичном округе, но и сильно далеко, где у них тут же руки развязываются.
Тут ещё один важный момент, про который я забыл сказать. До Вэнь-ди была практика, она и потом была, и не только в Китае – это взятие в заложники сыновей знати и помещение их в столицу. Это активно практиковалось у Лю Бана. Но тут возникла обратная проблема: когда правитель сидит в столице, то он своим уделом управлять не может физически. Видимо, дошло до того, что тем, кто сидел со своей семьёй, или семья сидела, а он должен был приезжать регулярно в столицу, было не до того, чтобы что-то делать у себя в уделе. И Вэнь-ди указом отменяет эту систему, отправляет всех домой заниматься делами на местах. Это было уникальное явление. Это давало лояльность. Тут ты сидел фактически заложником в четырёх стенах, тут ты поехал к себе на вольные хлеба, только отчитывайся регулярно. Это тоже было новшеством по сравнению с предыдущим периодом.
М. Родин: Я правильно понимаю, что экономическая либерализация, о которой вы говорили в самом начале, касалась не только рядового населения, сельскохозяйственную общину, но и всё население страны?
В. Башкеев: Не совсем. Там с одной стороны была либерализация. С другой стороны там вышел указ, касающийся фискальной финансовой системы. Впервые было запрещено самостоятельно лить монету.
М. Родин: А до этого каждый правитель свою монету чеканил?
В. Башкеев: Да. До этого никто не следил, или не могли просто следить. Это ещё одно очко в копилку управляемости. При следующих правлениях это потом тоже будет отдельный сюжет. Там будет целая война с фальшивомонетчиками. Натуральная война со спецподразделениями.
Здесь всё не так жёстко. Но первая попытка отрегулировать финансовую сферу была именно при Вэнь-ди. Была введена специальная монета, называемая «четыре шу», «ци шу». Их можно много найти в Интернете, они раскопаны, их куча в археологии. Она начала так или иначе производиться, это с точки зрения финансов важный момент.
Но, опять же, никого не кошмарили. Если кого-то и нашли, то сведений не осталось о том, что их казнили. Потому что потом их стали преследовать конкретно, что называется «ОМОН в масках».
М. Родин: Экономическая либерализация, снижение податей, касалась только рядового населения, или и местных элит? Я просто пытаюсь найти причины стабильности.
В. Башкеев: В указе формально имелись ввиду все люди. Но, конечно, отчитываться должны были главы уделов. И здесь как раз на них был накат, была жалоба от чиновников, зафиксированная в документах, что не всем нормально дают еду. Поэтому надо следить за чиновниками, чтобы они себе еду не зажимали, а давали простым людям. И было сказано, что чиновник должен внимательно следить за тем, чтобы у него все были сытые.
М. Родин: Система распределения, что ли, была?
В. Башкеев: Этого мы сейчас не можем сказать. Но, исходя из того, что там говорилось о распределении, очевидно, какая-то система была.
М. Родин: Но, видимо, не внутри общины, а среди чиновнического аппарата.
В. Башкеев: Речь шла о каком-то финансировании от правителя к среднему и нижнему звену. Но среднее и нижнее звено – это другие источники. Нужно привлекать те источники, которые я пока не расследовал.
М. Родин: Я так понимаю, речь идёт о каком-то управленческом аппарате, который сидел, грубо говоря, на зарплате, которую им выдавали едой, и т.д.
В. Башкеев: Да.
Мы можем резюмировать, что регулируется сакральная, финансовая сфера. Причём последняя в двух ипостасях: как монетарная система и как налоговая, натуральная и денежная. И регулируется чиновничья сфера. С уверенностью мы можем говорить о высшем аппарате. Но в среднем аппарате тоже идёт поиск кадров для того, чтобы как-то это организовать. Параллельно с этим страна управляется посредством наделения титулами правящего рода Лю. И до определённого момента это не вызывало никакого взрыва, но к концу правления началась какая-то скрытая напряжённость, которая явно не отражена.
М. Родин: А от кого она исходит? Какие силы, какие слои населения могли быть недовольны Вэнь-ди?
В. Башкеев: Очевидно, что, скорее всего, всё идёт опять из гарема. Надо не забывать, что у нас двадцать лет как сидит наследник. Он назначен в 179 г. На дворе условный 156 г. Это очень долго. Естественно, наследник постоянно находится под давлением.
М. Родин: А наследника он сам себе назначил. Мы знаем печальную историю Лю Бана, который пришёл к власти и его заставили в первый же год назначить наследника, с которым он был не согласен.
В. Башкеев: А здесь именно что от любимой жены, всё как надо, сразу, ещё и родился он незадолго. Довольно был маленький мальчик. Но к моменту воцарения уже почти 30 лет ему оказалось. Это такой человек, на которого Вэнь-ди не просто рассчитывал, а которого он целенаправленно готовил. Это первый случай в истории Хань, когда преемника готовят.
М. Родин: Это тоже в копилку плюсов Вэнь-ди. Он учил его, он был при дворе всегда?
В. Башкеев: Да, фактически. Мы это увидим, когда он начнёт править. Мы увидим, как он на это отреагировал. Для китайцев это вообще ключевое – стабильная передача власти. Это главный признак успеха. Всё остальное не важно. А когда ещё сакральную сферу отрегулировали, с деньгами неплохо, да ещё и с сюнну дружат – это вообще всё замечательно.
М. Родин: Вы сказали, что тем не менее наследник испытывал какое-то давление. С какой стороны?
В. Башкеев: Я предлагаю об этом поговорить в следующий раз. Но, набрасывая на следующий раз картину, скажем, что это были различные женские роды, которые в том числе, это самый сильный сюжет с точки зрения интриги, относились к тем людям, которых Лю Бан прикончил. Это очень интересно, потому что один из восставших князей, которых Лю Бан уничтожил, в итоге окажется предком императора У-ди по материнской линии.
И это давление людей, у которых были связи в силу гарема, было всегда. Но где-то больше, где-то – меньше. Здесь оно было подспудным, но это всё вылезет в следующее правление, когда к власти будет приходить внук Вэнь-ди и сын Цзин-ди, сам У-ди. А до этого напряжённость будет нарастать. Она нарастёт очень сильно в следующее правление. Но тут она начала зарождаться. Мы не видим этого однозначно. Мы видим только отражение в источнике. И там мы видим, что в конце правления начинается некое давление в целом. Оно не конкретизировано. Обычно оно конкретизируется в чём-то, в мятеже. Здесь оно не конкретизировано так явно. Но о нём можно судить по определённым действиям императора. В основном это уезжание из дворца.
М. Родин: То есть он начинает чего-то опасаться.
В. Башкеев: Да.
М. Родин: А как действует наследник, которому, как вы сказали, почти 30 лет? Он, наверное, тоже торопил папу?
В. Башкеев: Этого мы не знаем. Но, судя по началу правления сына, первое, что он делает – издаёт указ, предписывающий отправлять культ отца и культ основателя династии. Строит храм. Относится уважительно, всё как надо. Я думаю, он понимал, что ему предстоит быть наследником в том числе той линии, которую отец проводил. И мне кажется, что он не приближал его смерть, если вы на это намекаете. Там потом начнётся веселье. А именно в этот момент главная заслуга Вэнь-ди с точки зрения борьбы за власть – это именно бескровная передача власти. Потому что, ещё раз напомню, шесть лет правления последнего первого министра (Их было четыре. Я немного оговорился до этого. Первые правили недолго, последние два – долго, 14 и 6 лет) пришлись на переходный период между правлениями. То есть он гарантировал спокойную передачу власти сыну Вэнь-ди. Это очень важно.
М. Родин: Уроки от Вэнь-ди: воспитай себе правильно сына, который не торопит тебя и позволяет тебе спокойно умереть. Воспитай его так, чтобы он имел какой-то государственный опыт. Поставь первым министром человека, который сидит долго, который тоже радеет об интересах государства. И сделай так, чтобы на момент перехода власти этот сложный шов между отцом и сыном был закреплён первым министром, который лоялен тебе и сыну и позволяет осуществить стабильный переход власти. Правильно?
В. Башкеев: Да, именно.
М. Родин: Последний первый министр Вэнь-ди стал первым министром при его сыне?
В. Башкеев: Да, именно он. Он сохранил свой пост при переходе власти.
М. Родин: И долго он сохранял пост после этого?
В. Башкеев: Два года. Но он просто умер сам.
М. Родин: Что мы знаем о том, как умер Вэнь-ди? Почему мы можем утверждать, что он умер своей смертью?
В. Башкеев: По традиции перед смертью носителя высшей власти происходит какое-то знамение, если смерть нормальная. Было знамение: прилёт саранчи. Не то, что экономически это было подтверждено. А просто стали появляться плохие знаки, а потом умер император. Я уже говорил, что перед смертью Лю Бана было солнечное затмение, о котором ничего не сказано, хотя оно было. Все остальные императоры Хань перед смертью имели какое-то знамение в источнике.
М. Родин: Мы имеем ввиду, что в историографии так принято.
В. Башкеев: Да, так принято отражать. Я называю такие условно присутствующие знаки от природы элементами историописания. Просто нет никаких явных причин предполагать, что его убрали. Мы исключать этого не можем. Но, поскольку явно об этом не говорится в источнике в ханьское время никогда, то никаких явных указаний на то, что его закончили раньше, нет.
М. Родин: Давайте подведём итог. Какой он взял империю Хань, какой её оставил? И какие проблемы остались у империи Хань?
В. Башкеев: Взял он её, скажем так, в сломанном состоянии. Она и выстроиться не успела ещё. Собрал в административном и сакральном плане. И оставил главную проблему, которая взорвалась очень скоро: это сама система распределения территорий по правящему роду. Эта система даст о себе знать огромным мятежом следующего периода, мы о нём поговорим. А вообще, во всех сферах был заложен традиционный подход, которого потом придерживались много лет. Для Китая это очень важно. И, в общем-то, это основная его заслуга.
М. Родин: Мы сейчас обсуждаем Китай, как вещь в себе, и немножко хунну. Вообще, как окружение воспринимало эту новую возникшую империю?
В. Башкеев: Основные контакты, о которых мы можем говорить – это уже У-ди. Т.е. чуть позже. Мы об этом поговорим отдельно, специально. Потому что было снаряжено несколько экспедиций по другим странам. Это отдельный сюжет. Китай сказал о себе именно при У-ди в большей степени.
М. Родин: Т.е. пока это региональная держава, которая наружу оказывала не очень большое влияние.
В. Башкеев: Им хватало чем заняться внутри себя. Это очень большая территория по меркам тогдашнего времени. Они включились в глобальную политику при У-ди. Это осевое время: одновременно с этим была Римская империя. Всё очень весело. Но в то время, за 50 лет до этого, всё было довольно мирно.
М. Родин: Вы говорили о том, что начали искать кадры для среднего чиновничьего аппарата. К концу правления в источниках хоть как-то результаты проявляются?
В. Башкеев: Есть список чиновников. Отдельный источник, откуда мы всё знаем. Да, там потом пойдёт систематическое следование структуре, которую он выстроил. Главный министр и первый цензор будут меняться друг с другом довольно долго. Почти всю Хань. Это очень важно, потому что это гарант передачи власти, стабильности в столице. Всё ещё, нужно понимать, основная движуха происходит в столице.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий