АЛЕКСАНДР ГРИЩЕНКО В «РОДИНЕ СЛОНОВ»

Почему христиане Восточной Европы воспринимали часть текстов Ветхого Завета через переводы с тюркских языков? Как сайгаки, саранча и астролябии попали в церковнославянскую Библию? Насколько сильно еврейские общины повлияли на христианство Руси?

О языковых и культурных контактах славян и евреев в средневековой Руси говорим с доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Института славяноведения РАН, профессором Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ Александром Игоревичем Грищенко.

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Института славяноведения РАН, профессором Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ Александром Игоревичем Грищенко.

Александр Грищенко – специалист по языкам и книжной культуре Восточной Европы Средних веков. Изучает славянскую библеистику и языковые контакты между различными народами региона. Ввёл в научный оборот массу ранее неизвестных текстов. Работает с источниками на церковнославянском, рутенском, древнегреческом, древнееврейском, латинском, иудео-тюркском и других языках. 

М. Родин: Сегодня мы будем менять и усложнять наше представление о христианстве в Восточной Европе. Казалось бы, мы все знаем, что христианство пришло к нам из Византии. Кирилл и Мефодий переводили с греческого на славянский. А значит, из Византии к нам должен был прийти единый культ с готовым полным текстом. Но на самом деле это не так. Оказывается, до XVI века у восточных славян не было единого текста Библии. Более того, отдельные её куски переводились с греческого, какие-то – с древнееврейского. А какие-то – с латыни и даже с тюркских языков. Соответственно, через эти разные варианты переводов к нам просачивалось влияние разных культур. Сегодня с Александром Грищенко мы поговорим о славяно-еврейских контактах эпохи Средневековья. Но сначала я хотел бы понять, а какие еврейские общины существовали в зоне доступа славянского мира в Средневековье?

А. Грищенко: Самая доступная община, конечно, была в Киеве. О ней мы знаем очень мало. Но то, что она была, это известно. В Киеве ещё домонгольском. В 1113 году случился первый еврейский погром. При восстании в Киеве были погромлены некие евреи. Община там была и в XI веке, видимо, и в Х, в XII-м. Что с этими общинами происходило, как они жили – мы практически ничего не знаем. Есть отдельные буквально единичные свидетельства выходцев из этих общин.

В частности, был такой Ице из Чернигова, который оставил не очень приличный комментарий о том, как называют на Руси совокупление.

М. Родин: А где он этот комментарий оставил и по какому поводу?

А. Грищенко: Это была запись, если я не ошибаюсь, XIII века, касающаяся сообщения некоего рава Ице из Чернигова, который сообщал о языке канаанитов. Канааном или ханааном называли славян в целом и славянские земли. Причём все. Западный Ханаан – это приблизительно богемские земли, Восточный Ханаан – это земли Древней Руси. И вот в западноевропейских еврейских источниках проскальзывает сообщение этого Иче о том, что на языке Ханаана совокупление будет так же, как у иудеев левиратный брак. Это когда младший брат после смерти старшего принимает его жену. Это очень архаическая, ещё ветхозаветная тема. Левиратный брак называется на дренвнееврейском термином «Йибум» (יִיבּוּם).

М. Родин: Это созвучно.

А. Грищенко: Это значит, что Иче из Чернигова был знаком со славянским языком в период домонгольской Руси.

Что случилось с этими общинами – практически неизвестно. Есть свидетельства того, как какие-то выходцы из этих общин попадали в Западную Европу, где еврейских общин было, конечно, много. Монахи Киево-Печерской лавры общались с некими еврейскими деятелями. Но такого рода свидетельства можно отнести к агиографической, то есть житийной топике. Насколько реально в домонгольской Руси могли происходить контакты между православными восточными славянами и еврейскими книжниками – сказать решительно невозможно.

Ситуация меняется где-то к концу XIV-началу XV века, когда с запада через западнославянские земли на восточнославянские начинает идти довольно большая переселенческая война германоязычных еврейских общин, то есть ашкеназов. И уже к XV веку ашкеназы заселяют ту территорию, которая впоследствии станет так называемой чертой оседлости.

Но ашкеназские евреи были изначально германоязычными. И они к этому времени, вероятно, встретились со славяноязычными евреями-кенаанитами. Об этом у нас нет никаких точных исторических данных. Об этом могут говорить некоторые лингвистические источники. В частности, состав личных имён восточнославянских ашкеназов, которые впитали в себя, в частности, какие-то восточнославянские имена. При этом неся с собой западнославянские: польские, чешские. И в этом массиве довольно сложно выявить тот славянский компонент, который был на территории домонгольской Руси, который был славяноязычным.

Совершенно обычное дело, что еврейские общины, поселяясь на каких-то территориях, переходят в быту на язык местного населения, поскольку основные занятия еврейских общин были связаны с торговлей и ремеслом. Отсюда возникает огромное количество еврейских диаспоральных языков. От Португалии  и Испании, где были португальские и испанские еврейские языки, до Дальнего Востока, где был китайский еврейский язык.  

М. Родин: То есть это такая сеть, по которой внутри еврейского мира распространяются ветхозаветные, талмудические тексты, переводятся на местные языки, и уже с переводами знакомятся христиане разных регионов.

А. Грищенко: С христианами в разных регионах были проблемы, потому что не все христиане в разное время были готовы эти переводы воспринимать. Христианские книжники в первую очередь интересовались еврейской Библией, ТАНАХом. То есть оригиналом христианского Ветхого Завета.

М. Родин: То, что называется масоретский текст?

А. Грищенко: Да. Эти переводы на местные языки не пользовались большой популярностью среди христиан за некоторыми исключениями. Видимо, к этим исключениям и относится средневековая Русь, видимо, в западной её части. Это восточнославянские земли Великого княжества Литовского, предки современных украинцев и белорусов, относятся к тому исключению, когда эти переводные тексты с исходного масоретского воспринимались как нечто, что может быть источником для пополнения своих знаний о Ветхом завете.

М. Родин: Вы упомянули, что есть славяноязычные евреи, которые оставили свои тексты и влияли на христианские тексты, что были германоязычные, очень распространённые в Восточной Европе, евреи. Но есть отдельный мир тюркоязычных евреев тоже со своими текстами. Расскажите про них вкратце.

А. Грищенко: Тюркоязычные евреи оказались в этом массиве в определённое историческое время, когда некоторым иудейским общинам пришлось переходить на тюркский язык. Современному слушателю, наверное, лучше известны такие тюркоязычные не то, чтобы евреи, потому что они себя к ним сейчас не относят, но что-то похожее под названием караимы. Я думаю, что кто-то бывал на караимских кладбищах в Крыму в Чуфут-Кале, может быть даже на Мангупе, кто-то доезжал до Тракая под Вильнюсом, где тоже есть целый караимский квартал с их молельным домом, кенассой.

В действительности поселений тюркоязычных караимов было довольно много. Но здесь очень большая проблема, когда именно какие общины перешли на тюркский язык и какой именно. Потому что к настоящему времени существует такое понятие, как караимский язык. С караимами связано большое количество исторических и конфессиональных мифов.

Когда караимы перешли на тюркский язык в качестве родного? Начнём с того, что тот язык, который сейчас считается караимским, относится к западно-кыпчакской ветви языков. Это та ветвь тюркских языков, к которой принадлежат современный крымскотатарский, карачаево-балкарский язык, чуть дальше от них, но в той же ветви ногайский язык, чуть восточнее – современный татарский и башкирский. Восточно-кыпчакские – это современный казахский и киргизский языки.

Принадлежность караимского языка к этой ветви вступает в противоречие с одной старой концепцией о хазарском происхождении тюркоязычных караимов. От хазарской версии сейчас уже все историки и лингвисты отказались. Во-первых потому, что караимская версия иудаизма ещё в меньшей степени предполагает обращение, то есть прозелитизм. И представить себе, чтобы средневековые караимы обратили в свою версию иудаизма целый народ, или хотя бы его верхушку – очень сложно.

Кроме того, хазарский язык, который тоже тюркский, о котором практически ничего неизвестно, относится к совсем другой ветви тюркских языков, к булгарской, от которой в современном тюркском мире остался единственный живой потомок – это чувашский язык. Разница между булгарской ветвью и всеми остальными ветвями тюркских языков очень существенная.

Некоторые пытались некоторые слова в караимском лексиконе трактовать, как булгаризмы, то есть как хазарское наследие, но такие попытки были не очень убедительны. Основной массив лексики и сам грамматический строй того, что сейчас известно как караимский язык, безусловно западно-кыпчакский. И западно-кыпчакским был официальный язык Золотой Орды. В Крыму, естественно, было золотоордынское влияние. Тогда встаёт вопрос, что на тюркский язык караимы перешли в Крыму. На сегодня большинство исследователей склоняется к тому, что это было именно в Крыму. Хотя никаких точных данных об этом нет, и Крым здесь мыслится по умолчанию.

При том, что в современном караимском языке есть две ветви диалектов. И обе эти ветви никак не связаны с Крымом. Потому что тот караимский язык, который в Крыму с XIX века, в действительности уже не караимский, он крымскотатарский. То есть на протяжении последних столетий к XIX веку караимы, которые жили в Крыму перешли в своём бытовом общении перешли на крымскотатарский, но оставив некий архаический язык в переводах библейских текстов. А собственно караимский язык остался в более-менее неприкосновенном состоянии на славяноязычных землях. Это галицко-луцкий диалект, это Галиция и Волынь, и тракайский диалект, это Тракай, или Троки по-старому, под Вильнюсом. Сейчас Вильнюс, конечно, Литва. Но в Средневековье вокруг Вильны, безусловно, было славяноязычное население. Основным литературным языком Великого княжества Литовского и языком государственного управления был язык, который сейчас называют по-разному, я предпочитаю термин «рутенский язык», есть термин «проста мова», «руська мова», «староукраинский», «старобелорусский» язык. Но в любом случае караимы Тракая оказались и там в славяноязычном окружении.

Тогда возникает вопрос, где же именно караимы перешли на западно-кыпчакский язык? Здесь, на мой взгляд, наиболее отвечает действительности гипотеза профессора израильского университета Бар-Илан Дана Шапиры о том, что некие караимские и раввинистические общины в конце XIV века были угнаны ханом Тохтамышем к себе в столицу, в Сарай, на Нижнюю Волгу. И уже оттуда, перейдя на старотатарский, как сейчас очень многие говорят, или старо-западно-кыпчакский язык, эти общины, и караимские, и раввинистические, переселились в Восточную Европу. И, скорее всего, они переселились сначала в Великое княжество Литовское, а уже затем пошли в Крым после разорения Киева в 1482 году ханом Менгли Гераем, когда практически все иудейские жители Киева были угнаны в плен, распроданы в рабство, и в итоге часть из них осела в Крыму.

Но надо иметь в виду, что в Крыму тогда тоже были какие-то караимские общины наряду с раввинистическими. В Крыму те, кого мы сейчас на русском языке называем караимами, были известны ещё с конца XIII века. Был такой деятель, Аарон Старший га-Рофе, который был явным караимом. Он жил какое-то время, видимо, в молодости, в Солхате (сейчас Старый Крым, старая столица Крымского ханства). Прозвище га-Рофе означает «врач», то есть он был лекарем. И он там составил книгу под названием «Книга отбора», в которой он дал толкование на Пятикнижие. О том, что он был караимом, известно прямо из его текста. Но впоследствии этот Аарон Врач был зафиксирован в Константинополе. На каком языке говорил он – мы не знаем. Вокруг уже формировалось татарское языковое окружение, это конец XIII века. Но татары совсем недавно пришли в Крым. И насколько там все говорили по старотатарски – мы не знаем. И никаких памятников старотарарской письменности, которая бы связывалась с караимами, нам от того времени неизвестно. Поэтому, скорее всего, этот Аарон Лекарь был грекоязычным караимом. Дотатарский Крым был в основном грекоязычным. Там были ещё генуэзские колонии, то есть там был распространён ещё генуэзский язык. Где-то в степях, возможно, оставались островки аланского языка, в горах – готского. Крым был очень многоязычной территорией на протяжении всего Средневековья. Но учитывая связи Крыма конца XIII века с Констанинополем, мы склоняемся к тому, что этот Аарон был грекоязычным караимом.

Но в нашем представлении караимы – тюркоязычные. И тут надо развести два понятия: караимский язык и караимизм, как конфессиональную принадлежность. Русский язык не позволяет это различие особо проводить. А в английском – пожалуйста. Там используется латинский по происхождению термин Karaites и Karaims (тюркоязычные караимы). У караимизма или караитства на русском нет ещё общеупотребительного наименования, которое отрывало бы его от крымских и литовско-польских караимов. Караимизм – это такая особая ветвь, образовавшаяся внутри иудаизма примерно к IX веку от Р.Х.

Хотя первый известный деятель караимства, Анан бен Давид, был известен ещё с начала VIII века в Багдаде. Личность легендарная, причём упоминаемая прежде всего раввинистическими авторами. Этот Анан бен Давид якобы объявил отход от устной Торы.

Что такое устная и письменная Тора? Письменная Тора – это то, что записано в масоретском тексте. А устная Тора, по преданию деятелей будущего раввинистического иудаизма, это те заповеди, комментарии и толкования, которые Господь передал пророку Моисею на горе Синай, но не просил его их записывать. И на протяжении последующих веков устная Тора реализовывалась в высказываниях мудрецов. Лишь с первых веков после Христа раввинистические мудрецы стали эти тексты записывать. Как раз в тот период, когда христианская церковь отмежевывается от синагоги и происходит раскол между христианством и иудаизмом. И тот иудаизм, который у нас известен как иудаизм par excellence, он, безусловно, раввинистический. То есть он опирается на записи этой самой устной Торы. Она была в итоге записана, но уже в I тысячелетии от Р.Х. Более поздние средневековые авторы, хотя, видимо, и аутентичные тоже, связывают деятельность по записи устной Торы с движением фарисеев.

М. Родин: В иудаизме и христианстве значительная часть текстов, Ветхий Завет, совпадают. И у нас есть ощущение, что, когда к нам пришло христианство, оно пришло уже в стандартизированном виде с полным набором текстов. Но это не так. Понятное дело, что в первую очередь переводили на славянские языки с Септуагинты, то есть с греческого перевода Библии. Но там не всё было так просто.

Опишите бытование библейских текстов в Восточной Европе до Ивана III и Ивана Грозного. Не было большого кодифицированного списка. И источники могли быть разными. В том числе из местных еврейских общин. Какие-то части сверялись с их текстами. Расскажите про это.

А. Грищенко: Что касается библейских текстов у славян, которые переводились на церковнославянский язык, то в эпоху, близкую к Кириллу и Мефодию, прежде всего переводились Евангелия, Псалтирь, богослужебные тексты. Что касается ветхозаветных текстов, то к древнейшему пласту нужно отнести книгу Псалтири. Все эти тексты переводились исключительно с греческого языка.

На греческий они были переведены ещё до Р.Х. Септуагинта – это целый набор грекоязычных переводов ветхозаветных текстов, который сложился ещё в александрийской иудейской диаспоре в Египте. Та же история с диаспоральными языками, когда иудеи, переселяясь в иноязычное окружение, переходят на их язык. Вот иудеи, переселившись в Египет, перешли на греческий, потому что это уже был эллинистический Египет, и в Александрии все говорили по-гречески. Носители древнеегипетского языка там оставались. Мы находим их и до сих пор под именем коптов. И то они уже все говорят по-арабски, а коптский язык используют только при богослужении.

Но никакая полная Библия, как мы её сейчас понимаем в виде целого кодекса, не была переведена по той простой причине, что и на греческом языке в византийской традиции такой полной Библии не было. Существовали отдельные библейские книги. Новый Завет был представлен комплектом из четырёх Евангелий. Отдельный комплект – Деяния и Послания Апостолов. И в конце примыкал Апокалипсис. И кодексов, которые включали в себя все новозаветные книги, даже в византийской традиции очень и очень мало.

С Ветхим Заветом ситуация ещё сложнее, потому что он гораздо объёмнее. И поэтому в византийской традиции существовал отдельный кодекс, который включал в себя Восьмикнижие. Это Пятикнижие Моисея плюс три исторические книги: Книга Иисуса Навина, Судей и Руфь.

Судя по всему, в мефодиевское время или в послемефодиевское, уже при болгарском царе Симеоне в начале Х века, было с греческого языка переведено на церковнославянский, в основе которого лежал древнеболгарский диалект, Восьмикнижие. Остальные ветхозаветные книги переводились тоже отдельными комплектами. После Восьмикнижия шло четыре Книги Царств. Когда именно они были переведены с греческого на церковнославянский не ясно до сих пор. Отдельно переводились пророческие книги. Причём, скорее всего, они переводились вместе с толкованиями. Не чистый библейский текст, а снабжённый толкованиями. И оставшиеся библейские книги переводились в составе книг Премудростей (Премудрости Соломона, Иисуса сына Сирахова, книга Песни Песней, Екклесиаст, и т.д.)

Часть Септуагинты не была переведена вплоть до конца XV века. Например, не существовавшие на древнееврейском языке Маккавейские книги, которые, судя по всему, были написаны по-гречески, потому что они повествуют о борьбе израильских религиозных и светских элит с эллинистическими завоевателями. Поэтому там все говорили по-гречески и было актуально записывать все эти события по-гречески. Или Книга Юдифи не была известна на древнееврейском языке, и поэтому в состав древнееврейской Библии она не входила.

Видимо, в конце 1480-х-начале 1490-х годов в только что завоёванный Новгород из Москвы оказывается прислан архиепископ Геннадий. Тот самый, которому принадлежит честь создания почти полного, за исключением некоторых совсем второканонических книг, библейского свода на церковнославянском языке.

Он сохранился исключительно в рукописном виде. Хотя есть некоторые соображения о том, что Геннадий пытался сделать даже печатную Библию по образцу латинской печатной Вульгаты, то есть Библии на латинском языке. Но следов типографии в Новгороде нет. Есть некоторые косвенные данные о том, что Иван III пытался завести на Москве типографию. Но, опять же, это только догадки, и первую типографию мы обнаруживаем там уже во времена Ивана Грозного. А в Новгороде дело ограничилось лишь созданием рукописного свода.

При этом те части Ветхого Завета, которые не были известны в старых церковнославянских переводах, переводились как вы думаете, с какого языка?

М. Родин: С тюркского?

А. Грищенко: Нет. Это вы начитались про отдельные вещи из некоторых моих статей. В Новгороде недостающие части Геннадиевской Библии переводились с латыни.

М. Родин: То есть с Вульгаты?

А. Грищенко: Да. И некоторые предисловия и комментарии переводились с нижненемецкого перевода Вульгаты. И сама последовательность библейских книг в Геннадиевской Библии соответствует Вульгате, а не той последовательности, которой потом стали придерживаться издатели Септуагинты.

Поэтому в конце XV века мы получаем ещё католическое влияние на библейские тексты, когда возникает сама идея собрания всех книг Ветхого и Нового завета в одном большом своде. И структура его полностью соответствует латинской Вульгате. Внутри него мы находим переводы предисловий блаженного Иеронима, который хотя и почитается всеми церквями, но его предисловие используется только в латинской Вульгате и в переводах с неё, в частности, с нижненемецкого языка. Это значит, что в Новгород попали печатные издания латинской Вульгаты и нижненемецкого перевода Библии, которые стали образцом для геннадиевского переводческого кружка.

М. Родин: Давайте разбираться в еврейских влияниях. У вас есть несколько замечательных статей о том, какими сложными путями попадали разные слова и мотивы в наши христианские тексты. Давайте поговорим про астролябии.

А. Грищенко: Астролябия была нужна для определения широты, на которой находился путешественник в море, с учётом знаний о дне года и о том, где находятся звёзды.

Этот прибор известен с начала христианской эры. Он упоминается у Клавдия Птолемея. Но затем астролябию начали активно использовать арабские мореплаватели, которые активно подхватили всю греческую традицию.

Как эта астролябия вдруг всплыла в церковнославянской традиции? Дело в том, что с конца XV века в церковнославянской традиции восточных славян начинают встречаться рукописи, которые сейчас принято называть Пятикнижием, правленным по масоретскому тексту. Я называю его просто Правленым Пятикнижием. Для которого было очевидно ещё с середины XIX века, что часть этого текста была исправлена при обращении к тому самому каноническому древнееврейскому масоретскому тексту.

Но оказалось, что среди исправлений по древнееврейскому тексту встречаются какие-то странные слова. В частности, в главе 31 книги Бытия Рахиль, когда бежит от своего отца Лавана, чтобы сбежать от него вместе с Иаковом, крадёт у Лавана некие штуки. В древнееврейском тексте они называются «терафим». Это множественное число. Терафим, согласно современным исследованиям в области гебраистики, библеистики – это некие небольшие домашние идолы, божки, вроде античных ларов.

Представьте себе средневековых потомков евреев, которые вынуждены этих терафимов переводить как «идолы». Праматерь еврейского народа и её отец были идолопоклонниками. Это же большой скандал! Чтобы этот скандал как-то затушевать, средневековые комментаторы прибегают к разного рода ухищрениям. Видимо, к IX-X веку возникает идея, что в действительности под этими терафимами подразумевались астролябии. Зачем они нужны были Лавану? В качестве навигатора. Если его дочь сбегает в пустыню, ему нужно ориентироваться по звёздам. Естественно, в эпоху условного Лавана и Рахили никаких астролябий не было. Но к IX-X веку такое объяснение проходило.

Тогда возникают толкования и переводы. Что такое толкования? Это на том же языке, что и текст, этот текст истолковывается. Таким, например, было толкование, которое впервые употребляет этих самых терафимов. Это толкование знаменитого ибн Эзры. Это был выходец из современной Испании. Где-то в начале XII века он пишет большой комментарий на Пятикнижие. Его толкования были на средневековом иврите. И по поводу терафимов пишет следующее: «Некоторые утверждают, что это медный инструмент для вычисления частей часа. Другие настаивают, что некоторые звездочёты могут изготовить идола, который говорит в определённые часы. Скорее всего, отец её, Лаван, был звездочётом, и она боялась, что при помощи терафим узнает по звёздам, по какой дороге они убежали».

Интересно, что ибн Эзра использует тут термин, который буквально переводится, как «инструмент медный» или «инструменты медные» (без огласовки возникают некоторые проблемы с числом). Но у того же ибн Эзры имеется целый научный трактат под названием «Книга о медном инструменте». Из этой книги мы понимаем, что под медным инструментом ибн Эзра понимает астролябию. И в современной традиции название этой книги переводится, как «Книга об астролябии». То есть Рахиль украла у своего отца астролябию.

Но ещё раньше в качестве астролябии этот термин уже переводился на арабский язык в караимском переводе на еврейско-арабский язык. Был такой очень известный переводчик караимского вероисповедания конца Х века, представитель иерусалимской общины, хотя родом из Басры в современном Ираке, Йефет га-Леви бен Эли по прозвищу Просветитель диаспоры. В его переводе на арабско-еврейский язык терафимы звучат аль-астурлаб. Эту форму я нашёл в рукописи, насколько я понимаю, XIII века (она пергаментная, трудно датируется, но всё-таки гораздо раньше славянских переводов, она хранится в Институте восточных рукописей в Петербурге).

М. Родин: Я даже могу приложить ссылку на вашу научную статью.

А. Грищенко: Это значит, что толкование терафимов как астролябий было довольно широко как в караимской, так и в раввинистической традиции, поскольку ибн Эзра был раввинистом.

И тут мы снова приходим к вопросу о том, в чём же разница между теми древними ещё не тюркоязычными караимами и раббанитами. Караимов точнее называть в широком смысле караитами, то есть представителями особого направления внутри иудаизма, которое выделилось из него где-то к концу I тысячелетия. И уже в Х-XI веке караимы составляют примерно треть от всего еврейского населения Европы и Азии того времени. То есть это довольно значительная часть, хотя и меньшинство, и всегда они были меньшинством. Но этот период, X-XI век, особенно когда караимы собирались в Иерусалиме, и в Старом городе Иерусалима вы до сих пор можете видеть огромную сохранившуюся с того времени караимскую синагогу, считается золотым веком караимизма.

Но караимы того золотого века были арабоязычными, поскольку в основном они были выходцами из Вавилонии, и сама Святая Земля была под арабским владычеством. Естественно, там все вокруг говорили по-арабски. Это та самая стандартная ситуация перехода на диаспоральный язык.

Чем же караиты отличались от раввинистов? Тем, что их легендарный основатель, а скорее всего разные общины, которые сформировались к IX-X веку, стали отрицать устную Тору, основываясь исключительно на Торе письменной. Причём именно к этому времени письменная Тора на древнееврейском языке была полностью зафиксирована буквально физически. Тот самый масоретский текст, который мы с вами имеем, который читается сейчас во всех синагогах и изучается всеми гебраистами, был сохранён физически в рукописном виде именно караимскими общинами в Египте. Знаменитый Ленинградский кодекс, по которому сейчас делают научные издания еврейской Библии, происходит из караимской семьи.

Значит, уже к этому времени, к началу XI века, в средневековом Египте караимы довели до совершенства переписывание письменной Торы, и они же примерно в это время занимаются лингвистическим изучением древнееврейского языка. И здесь их вклад в еврейскую культуру огромен.

Караимы признают только письменную Тору. Караим – это множественное число. «Кара» – от глагола со значением «читать». Это связано с тем, что они читали письменную Тору. Другое название – бней микра, буквально – сыны Писания, или баалей микра, владельцы или народ Писания. В отличие от раббанитов, которые признавали не только Писание, но и предание. Хотя эти предания в виде вавилонского или иерусалимского Талмуда были уже тоже записаны и хорошо известны.

К концу I тысячелетия караимское движение очень сильно напоминает христианских протестантов, которые в качестве одного из лозунгов использовали «Sola scriptura» («Только Писание»). Они признавали только Писание, и никаких преданий, никаких отцов церкви, никаких толкований. То есть караимы очень сильно опередили христианский протестантизм, и в этом виде существуют до сих пор.

При этом часть караимской общины занесло на тюркоязычные земли. Я уже начинал говорить о гипотезе профессора Дана Шапиры о том, что в конце XIV века караимские общины, пленённые Тохтамышем, попали в Золотую Орду. Но попали они не одни, а вместе с раввинистскими общинами. По очень, казалось бы, простой, но специфической причине: караимские общины не могут существовать изолированно без соседей-раввинистов или других иноверцев. Это малоизвестный факт, но он зафиксирован источниками. Он, в частности, приводится в классической англоязычной работе Цви Анкори «Караимы Византии». Караимы, начиная со Средневековья и, видимо, до XIX века, не могли сами хоронить своих покойников. Они настолько точно следовали предписаниями письменной Торы о нечистоте мёртвого тела, у них настолько были строги законы ритуальной чистоты и нечистоты, что не только родственники покойного, но и в целом караимская община предпочитала не прикасаться к покойнику. Но он должен был быть похоронен в тот же день по иудейскому обряду. И средневековые караимы стали нанимать за деньги соседей-раббанитов, чтобы те совершали заупокойные обряды, прежде всего, могли прикоснуться к покойнику, довезти его до кладбища. А семья и община шла в стороне. Поэтому отдельное от раббанитских существование караимских общин для Средних веков было невозможно.

Это значит, что хан Тохтамыш угнал в Сарай не только караимов, видимо, с севера Персии, и там эти караимы были персоязычными, но и персоязычных раббанитов. И затем, когда и те и другие общины перешли на тюркский язык, они переселились на территорию Великого княжества Литовского. В устных преданиях литовских караимов есть дата, 1397 год, когда якобы караимов и татар к себе на службу пригласил великий князь Витовт.

Хотя это свидетельство полностью легендарное, оно не сильно отстоит по времени от правды. Видимо, где-то с начала XV века тюркоязычные иудеи, и караимы и раббаниты, а вместе с ними, безусловно, и тюркоязычные татары-мусульмане начинают приходить на службу к великому князю Литовскому и оседают в разных центрах литовского княжества. Это и Тракай под Вильной, это и старая столица Луцк, это Киев, крупнейший город Великого княжества Литовского и бывшая столица Руси.

И уже во второй половине XV века источники обнаруживают и караимские, и раввинистические общины в Киеве. Но поскольку эти общины между собою и общинами в других странах переписываются на иврите, не очень понятно, на каком языке они говорили между собой. Использовали ли они тот тюркский язык, на который перешли в Орде? Использовали ли они восточнославянский язык населения киевских земель и вплоть до Литвы?

Это было неизвестно, покуда мною при помощи коллеги Александры Соболевой из Института русского языка не был точно датирован один интересный кодекс. Он хранится в Российской национальной библиотеке в отделе рукописей в первом библейском собрании Фирковича под номером 143.

Это фрагмент Пятикнижия. Он начинается с двадцатых глав книги Бытия и ещё немного объёма захватывает. К сожалению, это неполное Пятикнижие, известное раньше как татарский перевод Пятикнижия. Но под татарским в XIX веке понимались все тюркские языки. Эта рукопись не была датирована, пока мы с Александрой Соболевой не датировали её по водяным знакам бумаги примерно с 1460-х по 1480-е годы. Это оказывается старейший текст на тюркском языке. Причём это западно-кыпчакский язык, тот самый старотатарский, основной язык Золотой Орды, но в еврейской графике. Это старейший тюркский текст в еврейской графике

М. Родин: То есть написанный еврейскими буквами справа налево, но на тюркском языке?

А. Грищенко: Да. Причём не просто на тюркском языке, а именно на том старозападно-кыпчакском, который сейчас квалифицируется, в частности татарскими коллегами, как старотатарский.

В этом тексте обнаруживаются, хотя и гипотетически, славянизмы, причём текстуальные. То есть слова, которые попали в тюркский текст из церковнославянского перевода Пятикнижия. Этим текстом сейчас занимается и готовит его к изданию профессор Дан Шапира. Он предполагает, что этот перевод возник в контактной зоне, зоне взаимодействия восточных славян, где-то вокруг Киева или в самом Киеве. Либо где-то в полукочевых княжествах вроде Еголдаевой орды к северо-востоку от Киева, где могли поселиться поначалу эти тюркоязычные иудеи.

Но самое главное, что этот текст был написан не в караимской общине. Он был переведён на старотатарский язык авторами-раббанитами. Там есть несколько примеров. В частности, наименование предметов, которые используются на праздник суккот. Там используются исключительно раввинистические термины. Караимы же или оставляют без перевода древнееврейские слова, или переводят их буквально.

Таким образом, мы получаем древнейшую тюркоязычную раввинистическую общину, которая жила, предположительно, в Киеве, уже взаимодействовала с восточными славянами и пыталась, видимо, взаимодействовать с текстом церковнославянского Пятикнижия. И вот оттуда в церковнославянском Пятикнижии появляются астролябии.

М. Родин: Как раз хотел сказать, что мы в этом рассказе потеряли астролябии!

А. Грищенко: Никаких астролябий, конечно, в древнегреческом тексте не было. Там было слово «идол». Эти идолы переводились на древний церковнославянский, как «кумиры». Само слово «кумир» — тоже тюркизм, но очень древний, ещё от тех старобулгарских диалектов, которые попали на территорию древней дунайской Болгарии. Слово «кумир» мы не воспринимаем сейчас, как тюркизм. Все мы знаем выражение «не сотвори себе кумира», то есть идола для поклонения.

И тут в том самом правильном церковнославянском Пятикнижии конца XV века эти самые кумиры начинают заменяться словом «стурлаби».

Что за стурлабь? Разные переписчики по-разному с этим обходились. Кто-то в тексте оставлял «кумир» и на поле писал «стурлаби», кто-то в тексте писал «стурлаби», а на поле писал «кумир». Кто-то просто в тексте писал «стурлаби». Что это за стурлаби – вы, естественно, догадались. Это восходит к арабскому слову, которое означает астролябию.

Но это слово нашлось не только в этом Пятикнижии, и не только в арабском переводе. Термин «стурлаб» нашёлся ещё и в тюркских переводах Пятикнижия. Увы, в более поздних рукописях. В той самой рукописи Фирковича №143 книга Бытия вообще не сохранилась, поэтому мы не знаем, как там эти терафимы передавались.

Зато в караимской традиции именно караимы сохранили тюркский язык в качестве своего языка. Там сохранились старые идеи толкования и переводов странных слов. Самый ранний список тюркского перевода Пятикнижия в караимской традиции – 1720 года из Галиции на тракайском языке, потому что к этому времени в Галицию из Тракая переселяли общины. В этом самом месте терафимы называются термином «стурлаблар», в множественном числе по-тюркски. Скорее всего, это стурлабы в XV веке уже были. Тем более, в XV веке у нас есть примеры использования этого слова в персидско-еврейских переводах и переложениях книги Бытия. То есть это было общим знанием и караитских, и раввинистических общин о том, что эти терафимы – никакие не идолы, а просто астролябии. И эта традиция в итоге дошла до тюркоязычных переводов.

Хотя, скорее всего, уже к XVIII-XIX веку тюркоязычные караимы и в Крыму, и в Литве, и в Галиции сами не очень понимали, что такое «стурлаб», что они как-то связаны с астролябиями. Астролябиями уже не пользовались к этому времени. Но этимологически это безусловно они. Которые в итоге дошли до церковнославянского Пятикнижия, из него даже попали в знаменитый «Хронограф русский», это сочинение, написанное на рубеже XV-XVI века в Иосифо-Волоцком монастыре недалеко от Москвы. Но там они были глоссированы уже как идолы: «Рахиль украла стурлаби, сиречь идолы». И естественно, на Руси переписчики тем более не понимали, что стурлаби – это астролябии. Астролябий на Руси, скорее всего, не знали, потому что слишком большие временные и территориальные пространства отделяют средневековую Русь от арабского и эллинистического мира.

Так или иначе, эти стурлаби как-то попали в церковнославянский текст, который переписывался в таком виде вплоть до третьей четверти XVI века. И в эпоху Ивана Грозного в его Лицевом своде мы тоже их найдём. Пока не была подготовлена первая печатная церковнославянская Библия, Острожская, где текст Восьмикнижия не был сверен с греческим, и там кумиры и стурлаби были заменены на привычное нам слово «идолы». Уже в современном церковнославянском тексте книги Бытия мы найдём только идолов.

М. Родин: Вы прослеживаете множество таких следов влияния еврейских общин и текстов на христианские славянские тексты. Причём это не только отдельные слова, но и целые обороты.

Есть ещё замечательный пример с сайгаком. Это животное не могло попасть в ветхозаветный текст. Но оно почему-то присутствует в наших ветхозаветных текстах. Расскажите про этот сюжет.

А. Грищенко: И присутствует до сих пор. Если вы откроете Елизаветинскую Библию, это последний церковнославянский перевод полной Библии, найдёте это место из Второзакония, и увидите, что там то животное, которое в древнееврейском тексте называется словом «земер», переведено, как сайгак.

Что такое этот «земер» — не очень понятно.  Видимо, копытное, потому что оно чистое, которое жуёт жвачку. Какая-то разновидность антилопы, про которую мы уже ничего не знаем. Которая в греческом называется термином «камелопард». Там два компонента: верблюд и барс. То есть в буквальном переводе с греческого это верблюдобарс. По форме верблюд, но в пятнышках. Кто это? 

М. Родин: Жираф.

А. Грищенко: Да. Камелопард даже известен под этим именем в славянской книжности. На том месте, где в древнееврейском земер (некая антилопа), в греческом – жираф, в церковнославянском мы находим сайгака. Но сайгак там появился не сразу. Камелопарда заменили на сайгака в том самом Правленом Пятикнижии, где появились стурлабы.

Почему всё стало так сходиться? Потому что в Правленом Пятикнижии кроме правки по еврейскому масоретскому тексту вдруг стали обнаруживаться тюркизмы в большем и большем масштабе.

В частности, этот жираф не был опознан древними церковнославянскими переводчиками. Видимо, в начале Х века при дворе болгарского царя Симеона, когда Восьмикнижие с греческого переводилось на церковнославянский, этот камелопард был переведён просто как верблюд. Это древняя переводческая ошибка. Потому что переводчик увидел только первую часть, «камело-», а вторую он не увидел.

М. Родин: Сложное сочетание. Проще упростить.

А. Грищенко: Да. Но он совершил большую ошибку против кашрута, пищевых запретов и предписаний. Это Второзаконие, глава 14. Там верблюд уже упоминается среди нечистых животных. Можете проверить в Елизаветинской Библии и в Синодальном переводе. Это значит, что, когда славянский переводчик делал перевод, ему эти правила чистоты были не очень важны.

И эта ошибка транслировалась через столетия. Судя по всему, до второй половины XV века. Пока не пришли исправщики, видимо, где-то в Киеве, которые имели дело ещё и с тюркскими текстами, и не увидели, что это не может быть верблюд. Потому что верблюд жутко некошерный. Но это не может быть и камелопард, потому что к XV веку европейские раввины исключили камелопарда из кошерных животных. Знаете, почему?

М. Родин: Нет.

А. Грищенко: В чём смысл деления на кошерных и некошерных? Кошерный должен иметь раздвоенные копыта и жевать жвачку одновременно. У свиньи копыто раздвоено, но жвачку она не жуёт. Верблюд жвачку жуёт, но копыто у него растроено. Поэтому нечисто.

Земер или камелопард соответствует двум правилам. Жираф и жуёт жвачку, и копыта у него раздвоены. И поэтому, когда, условно, в III в. до Р.Х. иудейские  книжники Александрии переводили Тору на древнегреческий язык, они увидели что-то подобное вокруг себя. Это Африка, и где-то там жирафы ходили. И жирафа включили в состав чистых животных. Земера перевели жирафом.

Но уже к европейскому Средневековью никакие европейские и даже ближневосточные раввины никаких жирафов особенно не видели. Их как-то могли присылать из Африки. Но к этому моменту в талмудическом иудаизме возникли очень сложные правила не только по выделению чистых и нечистых животных, а правила по тому, как их надо правильно забивать. Какую жилу на шее нужно резать, чтобы правильно спустить кровь. Посмотрел средневековый раввин на жирафа и сказал: «А я не знаю, как его забивать! У него такая длинная шея, что я не знаю, где правильно делать на ней надрез! Само по себе животное, конечно, кошерное. Но поскольку наши правила забоя на него не распространяются, давайте на всякий случай его запретим». Подобный комментарий по поводу камелопарда содержится в знаменитой западноевропейской еврейской книге «Шулхан арух», где камелопард отстраняется от чистых животных только на том основании, что никто не знает, как его забивать. Забивали ли еврейские общины жирафа в III веке до Р.Х. в Египте – никто не знает. Ели ли они его, как чистое животное, и как именно – тоже никто не знает. Это чисто книжное знание. Есть слово в священном тексте – надо как-то его истолковать, приспособить к современным реалиям.

И во второй половине XV века славянские книжники, которые имели дело с тюркским уже переводом Пятикнижия, этого неправильного верблюда из церковнославянского перевода заменили на слово «сайгак».

М. Родин: Необычное, на самом деле, животное. Слово привычное, а выглядит странно.

А. Грищенко: «Скачет сайгаком» — есть такое выражение в русском языке. Это такая небольшая антилопа, которая жила на огромных степных пространствах по всей Евразии вплоть до Монголии. Сейчас ареал сайгака сократился до степей Казахстана. Даже в 1990-е годы их сильно истребляли в том числе ради мяса. Я в своём детстве под видом телятины случайно ел сайгачатину. Когда в Ташкенте были перебои с поставками мяса, из соседнего Казахстана поставляли какое-то мясо. И мне говорили, что, скорее всего, это сайгачатина. От телятины трудно отличить на вкус.

Сайгак отвечает категориям кошерности: у него копыта раздвоены, и он жуёт жвачку. То есть те люди, которые заменяли сайгаком, не просто знали название, но они знали само это животное. То есть они были связаны со степью, с золотоордынской цивилизацией. И в славянских языках слово «сайгак» — тюркского происхождения. У него, видимо, есть какие-то монгольские кони. Но в нашем случае это не столь важно.

Самое интересное, что в поздней караимской традиции, которая сохранилась в галицкой рукописи на тракайском диалекте 1720 года, в этом самом стихе во Второзаконии глава 14 используется некий sogag. Термин этимологически очень близкий этому нашему сайгаку более поздней московской книжности.

Кстати, о том, что сайгака знают на Москве, свидетельствовал даже барон Герберштейн. Это уже первая треть XVI века, чуть позднее Правленого Пятикнижия. Но Герберштейн вдруг делает отступление в своей главе, посвящённой Великому княжеству Литовскому, под названием «О диких животных Литвы», и упоминает четырёх зверей. Все четыре – кошерные копытные, которые появляются в Правленом Пятикнижии. Это зубр, тур, лось и сайгак. 

Все четыре названия этих чистых животных правятся в церковнославянском Пятикнижии. Потому что в более раннем переводе начала Х века для всех этих названий были допущены ошибки.

М. Родин: Мне кажется, пора подводить итоги о том, как эти лингвистические изыскания, небольшие, казалось бы, влияния показывают нам сложность православной культуры, разнонаправленные сложные влияния. Что вы про это можете сказать? 

А. Грищенко: Показывают прямо, что были всякого рода сложные взаимодействия. Но в определённые исторические эпохи. Должны были так сложиться звёзды вокруг этой астролябии, чтобы восточнославянские православные книжники вдруг решили обратиться к иудейской традиции, причём тюркоязычной. И наоборот, звёзды должны были сложиться так, чтобы иудейские общины были готовы к такому диалогу. Ведь это сегодня довольно привычная ситуация, что христианин может спокойно зайти в синагогу, посмотреть, как турист, пообщаться с раввином. Православный может зайти в католический храм, поприсутствовать на мессе. У нас есть общие языки. Московские раввины свободно говорят на русском языке. И всё это происходит без сильного взаимного отчуждения. Если мы берём эпоху Средних веков, то тогда между разными конфессиональными традициями и тем более между разными общинами были выстроены очень высокие заборы и прокопаны глубокие пропасти. Если в быту, в торговых, финансовых вопросах представители разных общин друг с другом находили общий язык, то в культурном отношении пропасти сохранялись. И представить себе, что православный книжник Киева второй половины XV века пойдёт за консультацией к раввину, чтобы выяснить, что там в книге Бытия значится, это случай уникальный. Это большой межконфессиональный скандал, причём и на ту, и на другую сторону.

Но тем не менее, такое взаимодействие случилось. Оно ни в каких источниках не описано. Мы его можем наблюдать исключительно по лингвистическим и филологическим следам. Мы не найдём никакой летописи, в которой было бы сказано, что представитель киевской караимской или раввинистической тюркоязычной общины давал консультации, условно говоря, архимандриту Киево-Печерской лавры. Или что архимандрит ночью тайком ходил в синагогу, чтобы узнать что-то у раввина. Это нигде не написано. Но, заглядывая в источники, мы понимаем, что нечто подобное не могло не произойти. Иначе мы не можем объяснить перетекание еврейского специфического толкования в православную восточнославянскую традицию. Некоторые обратные примеры тоже есть. Даже в той тюркской еврейской рукописи XV века есть некоторые славянизмы. А в караимских переводах XVIII века их становится ещё больше.

Благодаря таким следам филолог и лингвист действует в некотором роде как археолог. Хотя у археолога источники невербальные, и археолог заставляет их говорить. У нас источники вербальные, но они не повествуют. И заставляют их говорить интерпретации лингвиста или филолога. И от классического историка-повествователя мы с археологом отличаемся в два разных полюса, но при этом занимаемся примерно одним и тем же. Есть даже такое понятие, как «археология текста», когда мы берём текст, дошедший до нас в более поздних рукописях, и начинаем его расслаивать, как делает археолог с культурным слоем, расслаивая его на разные страты и объясняя, что в какой страте могло появиться, откуда и в какое время. М. Родин: Казалось бы, мы сегодня не говорили ни о каких фантастических технологиях. Но тем не менее современная наука в очередной раз поражает! У нас есть события, которые не зафиксированы ни в каких источниках, но мы можем их распутывать и понимать, как происходили контакты разных народов благодаря современной лингвистике и филологии.