КИРИЛЛ МИХАЙЛОВ В «РОДИНЕ СЛОНОВ»

Как монгольские войска смогли уничтожить весь гарнизон и всех жителей Большого Шепетовского городища на территории Хмельницкой области современной Украины? Почему сотни трупов, дорогое оружие и украшения несколько веков лежали не тронутыми? Где массовые захоронения нападавших монголов и легко ли отличить в археологии монгольского воина от древнерусского?

Обсуждаем археологические свидетельства монгольского нашествия с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Отдела Славяно-финской археологии ИИМК РАН Кириллом Алексеевичем Михайловым.

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Отдела Славяно-финской археологии ИИМК РАН Кириллом Алексеевичем Михайловым.

Кирилл Михайлов – специалист по археологии Древней Руси, погребальному обряду и истории раннесредневекового костюма. С 1996 года руководит раскопками в Новгороде, Санкт-Петербурге и центральных регионах России. Много лет занимается изучением и анализом материалов Галицко-волынской экспедиции Ленинградского отделения ИИМК АН СССР 1957-64 гг. 

М. Родин: В конце осени или в начале зимы ночью монголы вторглись в Большое Шепетовское городище, перебив немногочисленную охрану, которая находилась у ворот и у стен. После этого она начала поджигать стены, дома и перебивать всех жителей этого города. После того, как погром кончился, монголы быстро ретировались и ушли дальше. Откуда мы знаем эту картину практически вплоть до минут? Благодаря новой статье Кирилла Михайлова, которая недавно вышла в журнале «Археологические вести». Сегодня мы поговорим с автором этой статьи про монгольский погром в Большом Шепетовском городище, о том, какие археологические свидетельства о монгольском нашествии у нас сегодня есть.

Есть ли у нас археологические свидетельства монгольского нашествия? Что мы про это знаем и когда впервые археологи начали задаваться этим вопросом?

К. Михайлов: Конечно, свидетельств довольно много. Их начали открывать ещё в XIX веке. Во время раскопок в Киеве были найдены массовые захоронения с огромным количеством человеческих останков, которые были признаны археологами Российской империи следами монгольского завоевания. И впоследствии археологи, исследуя древнерусские города, натыкались на слои пожаров, разгромов, массовых захоронений. Всем хорошо известны раскопки в Старой Рязани. Огромный древнерусский город, который после событий 1237 года полностью опустел. И уже в XIX веке там начали находить клады, а в послевоенное время там начались регулярные раскопки, которые вёл Институт археологии АН СССР.

Были открытия в других местах. Знаменитые исследования в Киеве, в Чернигове, в Серенске. Все эти открытия получили второе дыхание в последние десятилетия после раскопок в Ярославле, Переяславле-Рязанском, в ряде других мест.

М. Родин: Можете поподробнее рассказать, что нашли в Киеве?

К. Михайлов: В вашей передаче выступал коллега Хрусталёв, который рассказывал о летописных источниках о монгольском нашествии. О взятии Киева говорится о том, что после прорыва внешних укреплений монголы столкнулись с сопротивлением вокруг Десятинной церкви. Долгое время укрепления Киева представляли в виде нескольких рубежей фортификаций, валов с каменными воротами. И внутри застройки Киева реконструировали некий город Изяслава вокруг Михайловского Златоверхого собора, некий город Владимира на Старокиевской горе, и т.д.

Но раскопки советского времени и последних десятилетий показали, что эти представления, основанные на летописных свидетельствах, не всегда с археологическими данными прямо соотносятся. Например, укреплений вокруг т.н. города Изяслава не нашли. Укрепления XII-XIII века вокруг Десятинной церкви тоже до сих пор не обнаружили. А знаменитые киевские валы, Золотые ворота исследовались, в том числе ленинградским археологом Павлом Александровичем Раппопортом, киевским археологом Богусевичем и другими коллегами.

Но вопрос стоит, как они выглядели. Если весь ХХ век древнерусские укрепления представляли в виде огромных земляных валов, на которых располагались деревянные укрепления, то сейчас эта точка зрения несколько меняется.

М. Родин: Но тем не менее следы погромов мы фиксируем во всех городах.

К. Михайлов: Не во всех. Следы военного разгрома XIII века открыты далеко не во всех древнерусских городах, где это описывается по письменным источникам. 

М. Родин: Видимо, это говорит о том, что ещё не нашли?

К. Михайлов: Мы не знаем. Например, Старая Рязань, которая исследовалась в огромных масштабах всю вторую половину ХХ века и в XXI веке. Там прекрасно раскрыты сгоревшие укрепления, городские кварталы, найдено большое количество кладов, построек. Но, например, следов боя, погибших горожан на этой территории практически не найдено. Так же, как и коллективных захоронений, подобных найденным в Ярославле, в Рязани не найдено. Или Берестье, которое открыто и частично музеефицировано белорусскими археологами. Там по письменным источникам известно, что князь Даниил с братом проезжал Берестье после разгрома, и не мог выехать в поле от смрада, который доносился, видимо, от массы погибших. То есть есть конкретное летописное свидетельство от людей, которые проезжали через несколько месяцев после погрома через этот город. Но в Берестье никаких следов ни человеческих останков, ни пожаров, ни оружия не найдено.

М. Родин: Получается, в разных городах мы видим разную картину. Где-то мы видим следы пожара, где-то – следы боя, где-то мы видим останки людей, где-то – не видим. То есть везде по-разному складывалась ситуация.

К. Михайлов: Да. И это, видимо, говорит о том, что везде конкретные события, связанные с монгольским погромом, происходили по-разному. И летопись не всегда отображает реальную картину.

М. Родин: Допустим, археологи нашли следы пожара или следы боя. Как это отнести именно к 1237-му, 1240-му году? С чего археологи берут такую датировку? 

К. Михайлов: В советское время, когда в 1936 году в школах восстановили отечественную историю, и её стали преподавать в том же нарративе, в котором она преподавалась и до революции, многие знаковые события, отмеченные в учебниках (нарратив, связанный с Александром Невским или с Дмитрием Донским), как преподавались в начале ХХ века, так преподаются и сейчас. И у массового читателя остаётся не вся сложная протяжённая картинка исторических событий и персонажей восточноевропейской истории, но те ключевые моменты, которые отметило министерство просвещения. Историки – это тоже часть общества, они читали те же самые учебники и во многом являются заложниками господствовавшей в то или иное время идеологии, и редко кто вырывается из этого мейнстрима.

Поэтому, когда во второй половине ХХ века после войны СССР стал финансировать раскопки средневековых памятников (которые до войны так не финансировались и отечественная история и археология не были в мейнстриме), на месте разрушенных городов Украины, центральной России, Белоруссии началась огромная стройка, восстановление и одновременно археологические работы, в том числе и спасательные. Это привело к экстенсивному увеличению известного материала.

В первую очередь работы велись в Киеве, в том числе и экспедицией ИИМК во главе с Михаилом Константиновичем Каргером. Они дали в 1940-е-50-е годы очень большой материал. Этот материал был довольно быстро опубликован в нескольких монографиях. Ключевой работой стала статья Каргера, посвящённая монгольскому погрому Киева. Она стала эталонной.

Мне кажется, что во многом эти интерпретации были завязаны на то эмоциональное впечатление, которое у советских людей 1940-х годов осталось после Второй мировой войны. Они приходили в разрушенный Киев, разрушенный Чернигов, видели полностью снесённый город, и там на глубине полтора-два метра видели слой пожара. Для них совершенно понятно было, что это монгольский погром. Но, наверное, далеко не всегда это так. Потому что кроме событий 1237-41 годов в Восточной Европе была масса катастрофических событий. И уже в наше время некоторые историки, археологи говорят, что в каких-то конкретных точках эти интерпретации, может быть, не так верны.

Датировка в то время шла в основном по вещам. Массово датировать по углероду стали довольно поздно: в 1970-е-80-е годы. Точная датировка в археологии всё-таки невозможна, даже с дендродатированием в Новгороде. Новгород до сих пор остаётся ключевой точкой для точного датирования средневековых восточноевропейских древностей. Но при этом, к сожалению, она очень изолирована. До сих пор Украину или Белоруссию датируют по Новгороду.

М. Родин: Получается, во второй половине ХХ-начале XXI века мы часть обнаруженных следов военных катастроф отнесли к другим событиям, а часть датировали именно этим временем. И мы можем утверждать, что это они. Расскажите, по каким методам. Это дендрохронология, то есть можем понять по срубам. Это типология находок – это вещи 1230-начала 40-х годов. Радиоуглерод. Что ещё?

К. Михайлов: В археологии главное – это контекст находок.

Важным событием стало открытие 2009 года, когда экспедиция Института Археологии во главе с Асей Викторовной Энговатовой открыла в Ярославле слой XIII века со следами пожара, тотального разгрома и с массовыми захоронениями жителей. Были найдены сотни останков, сброшенных в подполы сгоревших домов, в ямы. Уже после разгрома и массовых убийств люди вернулись в город. И даже удалось, видимо, уточнить время возвращения этих горожан: через полгода летом, когда в трупах, лежащих на улицах сгоревшего города, уже откладывались личинки мух, они начинали разлагаться. Уже после этого их захоронили.

Там были сделаны потрясающие антропологические исследования. Взяты углеродные даты. На данный момент это, наверное, самый хорошо датированный памятник, который позволяет нам связать этот конкретный слой разгрома Ярославля с событиями 1237-38 гг.

М. Родин: Причём это точечный укол. Это были спасательные раскопки. Не широкими площадями раскопали, а случайно попали именно в эти массовые захоронения.

К. Михайлов: Нет, там были достаточно широкие площади раскопок.

М. Родин: Я имею в виду, что они не выбирали, где копать.

К. Михайлов: Там все раскопки были на территории древнего детинца Ярославля. Там были открыты укрепления древнего Ярославля, стены и городская застройка.

М. Родин: Давайте обратимся к основному памятнику, который вы описывали в своей недавно вышедшей статье. Недавно ещё выходила монография про летописный Изяславль. Что это за памятник, где он находится, чем он нам интересен и какова его судьба?

К. Михайлов: В послевоенное время ленинградские археологи ИИМК, потом Института археологии АН СССР постоянно работали на территории УССР. Одной из крупнейших была экспедиция Михаила Константиновича Каргера. Сначала он работал в Киеве, потом в Переяславле, а впоследствии в 1950-60-е годы им была образована Галицко-волынская экспедиция.

Это был по тем временам большой проект, который аккумулировал силы как академического института, так и университета, и даже Академии художеств. Он финансировался сразу тремя организациями. Иногда Эрмитаж в этом участвовал, так что даже четырьмя. В основном одна часть экспедиции исследовала средневековые древнерусские архитектурные памятники на территории Украины. А вторая часть экспедиции – это экспедиция на территории Большого Шепетовского городища. Это Шепетовский район Хмельницкой области. Где-то 250 км к западу от Киева.

Это довольно большое городище, около трёх гектаров, которое было известно ещё до войны. Там были сделаны разведки. И Анатолий Николаевич Кирпичников писал Каргеру, что находки древнерусского времени лежат прямо на поверхности.

Конечно, во многом эта экспедиция, видимо, была связана с той тенденцией, которая была после войны. Крупные археологические исследователи стремились копать города. Была Новгородская экспедиция, была Староладожская экспедиция, и всем хотелось получить свой крупный город. И Михаил Константинович решил исследовать это городище у села Городище, которое впоследствии он назвал «Изяславлем». Потому что, как считалось, ближайший древнерусский и современный город – Изяслав. Он известен по летописям.

Но в этом районе бывшая граница между Галицко-Волынским и Киевским княжеством. В широком смысле это бассейн реки Горыни, как некоторые исследователи считают. И в этом среднем течении реки Горыни около шестидесяти древнерусских городищ. Таких крупных, как это Большое Шепетовское городище, десятка полтора. К северу находится город Звягель, Дрогобуж, одна из небольших княжеских столиц, и т.д.

То есть здесь большая концентрация городских памятников и крепостей XII-XIII века. Определить летописное название одного из них довольно трудно. В последнее время некоторые исследователи считают, что это может быть город Кременец, или какой-то другой город, известный по походу Батыя 1241 года, когда он идёт от Киева на Галич и берёт один за другим пограничные городки. То ли это Изяславль, то ли Кременец, то ли другой из этих пограничных городов Киевской или Галицкой земли.

М. Родин: Я так понимаю, что все эти десятилетия после раскопок конца 1950-х-начала 1960-х гг. археологи и исследователи обращаются к этому памятнику, делают новые выводы из него. Вы очень много работали с материалами тех раскопок. Недавно вы издали статью, в которой утверждаете, что это следствие именно монгольского погрома и реконструируете ход штурма. Давайте начнём с вашей реконструкции того, что произошло в Большом Шепетовском городище.

К. Михайлов: Этот памятник, в отличие от других, был исследован тотально. С 1957 по 1964 год археологи исследовали три гектара внутри укреплений окольного города-детинца. Аналогий практически нет, чтобы целиком древнерусский город вскрывался. Эти полевые материалы сохранились. Мы с моей коллегой Анной Анисимовной Песковой ими занимаемся в последние годы. В частности, мы пытаемся посадить на карту памятника все категории находок. 

Анна Анисимовна занимается этим памятником намного дольше. Она написала диссертацию об «Изяславле». Больше сотни статей о нём написано. Здесь моя заслуга далеко не очевидна.

Было интересно посмотреть, как на карте памятника лягут находки вооружения или какие-то другие, и попытаться с этим поиграть. И оказалось довольно разочаровывающе. Если вы посмотрите планы расположения находок на карте памятника, то вы увидите, что, на первый взгляд, они расположены очень хаотично.

И в некоторых случаях, когда мы занимались микротопографией, то в основном они связаны либо с клетями хозяйственных помещений, или расположены широкими пятнами в застройке, не концентрируясь. Нет плотных пятен концентрации оружия, которые позволяли бы говорить о том, что защитники образовали какую-то защитную формацию, пытались как-то активно сопротивляться в какой-то части этого города. Нет, это всё разбросано по всей площади. Создаётся впечатление, что это оружие осталось на территории дворов, домов, и защитники не успели сконцентрироваться.

А в нескольких отдельных случаях исследователям удалось расчистить целые костяки с наборами вооружения. У нас есть целая статья по этому поводу, «Витязь у ворот», опубликованная в «Stratum», где это всё удалось реконструировать по планам, фотографиям. В результате целой детективной работы нам удалось выделить комплекс погибшего воина, на основе которого сделана реконструкция.

Оказалось, что на стенах погибло 3-4, может, 5 защитников. С ними связаны находки мечей, кольчуга, шлем. Кольчужных колец на памятнике довольно много. Но целая кольчуга найдена всего одна: на погибшем защитнике.

То есть на момент штурма на стенах было всего 3-5 человек, что для дневного времени, наверное, немного странно. Это похоже на караул, который стоял ночью или утром. А бо́льшая часть людей находилась в своих домах. Что, мне кажется, странно для климата летнего периода Волыни. Потому что во время летней жары в основном ночевали на сеновалах, в садах, не в хатах, как мне казалось. Пара комплексов, которые исследовал Каргер, говорят о том, что люди находились в домах. Они лежат вдоль стенок сгоревших срубов. Может быть, они заперлись во время штурма и угорели.

Все погибли по-разному. Кто-то бежал по улице, схватив в охапку самое ценное: железные орудия: косы, серпы, и упал на улице, пронзённый копьём или чем-то ударенный. Кто-то ребёнка схватил и спрятался в яме. Была найдена масса скелетов в различных девиантных позах, застигнутые в момент смерти. На многих черепах следы ударов мечей, топоров, копий.

Была сделана небольшая работа ленинградским антропологом Рохлиным, где он определил, что на костях погибших есть следы от различных типов оружия. Есть обгорелые костяки.

М. Родин: То есть город взяли изгоном, неожиданно ночью напали. Судя по всему, обстреляли главную башню, потом ворвались через ворота и просто стали всех убивать, кто попадался.  

К. Михайлов: Картина распределения находок показывает ситуацию, о которой вы говорите. Около тысячи стрел было найдено, и практически больше половины из них концентрируется вокруг юго-западных ворот крепости. И там же несколько погибших защитников. Противник не через стены и укрепления прошёл, а через ворота.

Каргер и Раппопорт писали про башни. Но ни в одном древнерусском городе достоверных находок башенных укреплений не найдено. Были ли в древнерусских городах башни, которые художники любят рисовать – мы не знаем. Скорее всего, не было.

Это были довольно примитивные укрепления, которые после монгольского нашествия не изменились. Куза считал, что две трети древнерусских городов были уничтожены в результате монгольского нашествия, и где-то треть не восстановилась. На древнерусскую фортификацию эти катастрофические события, когда огромные города с огромными стенами брались за три-четыре дня, не оказали никакого влияния. Те же самые примитивные укрепления, стены, срубленные из отдельных деревянных срубов. Фактически стена представляла собой тот же самый рубленный дом, приставленный к другому такому же срубу.

Это было связано с рельефом. Никаких геометрических укреплений в европейском стиле не строилось до позднего Средневековья. Башен там не было, это уже довольно поздняя новация.

М. Родин: Вы имеете в виду вынесенных, чтобы можно было фланкировать, сбоку обстреливать атакующих.

К. Михайлов: Да. Ничего этого не было. Возможно, с этим связано то, что древнерусские города брались очень быстро. Даже в летописи описывается, что, например, город Колодяжин, который находился в том же регионе, что и т.н. «Изяславль», был взят с помощью пороков.

М. Родин: То есть стенобитных машин?

К. Михайлов: По-видимому, да. Но никаких следов стенобитных машин или камнемётов ни в одном древнерусском городе не найдено. То есть как монголы брали стены, мы не знаем. Многие наши коллеги считают, что стен не было, а были валы. Вал разрушить ещё сложнее.

Монгольское оружие практически не найдено. Мы плохо представляем, как выглядело вооружение штурмующих. Монгольских погребений эпохи нашествия практически нет. Бо́льшая часть известных нам золотоордынских погребений датируется второй половиной XIII-началом XIV века. В них предметов вооружения немного. В основном там следы костюма, в основном это погребения, сделанные уже по исламскому обряду. И мы очень слабо представляем себе культуру монгол начала XIII века. Известно погребение в Олень-Колодезе Воронежской области. Оно даёт пример одного из ранних, видимо, монгольских захоронений. Но там в комплексе вооружений, например, найден литовский топор. По идее, в комплексе монгольского вооружения должны быть центральноазиатские или ближневосточные черты. Но таких находок в Восточной Европе очень и очень мало.

М. Родин: Я так понимаю, у нас есть три типа погребённых и непогребённых останков людей, которые отражают разное время. Первый – лежащие на месте убийства люди. Второй – это санитарные погребения. Как они проявляются в раскопе?

К. Михайлов: В «Изяславле» санитарные погребения представляют собой ямы или кучи разрозненных костей. Уже когда тела погибших разложились, мягкие ткани, по-видимому, отсутствовали, эти кости сгребались в большие массивы, видимо, в ближайшие углубления, а чаще всего на территории города эти углубления – это остатки подпольных ям. Их туда сгребали и засыпали.

В Ярославле тела сохранялись в анатомическом порядке, то есть время перед захоронением было небольшим, несколько месяцев. Нечто похожее найдено в Киеве. Бо́льшая часть санитарных захоронений была произведена в ближайший год после погрома, как считают коллеги. То здесь, на территории Большого Шепетовского городища, время между гибелью городища и жителей и захоронением было намного дольше. Похожая картина на памятниках этой волынской округи. Например, на Райковецком городище, на городище Звягель. По-видимому, на Волыни, в этом лесостепном коридоре, который шёл от Киева до Галича, разгром был настолько тотальный, что во многие районы люди не вернулись. И, в принципе, по письменным источникам мы знаем, что в некоторых районах в лесостепном коридоре люди начали селиться только в XVI-XVII веке. Может быть, и позже там были походы и Ногая, и Менгу-Тимура, и другие, и все они шли по этому лесостепному коридору.

Погибли жители не только этого городища, но и ближайшей округи. Вокруг города впоследствии украинские археологи, коллега Демидко, нашли огромные пригородные сёла, которые насчитывают несколько десятков гектаров. То есть площадь этого памятника была намного больше, исследовали только укреплённую часть в три гектара. И, по-видимому, никто туда не вернулся. 

Это очень сильно отличается от картины монгольского разгрома на востоке, где города, кроме Старой Рязани, восстановились практически сразу. Видимо, и Старая Рязань тоже восстановилась. Отсутствие следов погибших в подпольных ямах, на улицах, в погребах, которые на других памятниках никто не исследовал после погромов, в Рязани этого ничего нет. Это очень похоже на картину восстановления. 

М. Родин: То есть сразу после штурма собрали всех погибших и похоронили где-то нормально по христианскому обряду без санитарных массовых захоронений.

К. Михайлов: Похоже, да. И на северо-востоке большинство городов восстановились через полгода-год, и жили прежней жизнью. Но на юге совершенно другая картина.

М. Родин: Ещё на Большом Шепетовском городище после этого появляется христианское кладбище. Видимо, знали, что на том месте костище, и стали уже нормально по христианскому обряду хоронить людей. Но это уже не относится к нашей истории.

К. Михайлов: Похоже, да. Те костяки, которые я называю погребениями, лежат со сложенными руками, в некоторых случаях есть остатки домовины.

К сожалению, это не опубликовано, но некоторые захоронения несут следы обезвреживания покойника, что характерно для Галиции, Волыни, Польши, когда вредоносному покойнику или гвоздь в череп вбивали, или серп или косу в грудь забивали, или ещё как-то обезвреживали.

Эти следы связаны, скорее всего, с более поздним временем, не с XIII веком. Там нельзя датировать, потому что нет никаких датирующих вещей. Но это тоже может косвенно говорить о дате. После Хмельниччины, событий Смутного времени в XVII веке религиозная идентификация в Восточной Европе стала обязательной. В древнерусское время кресты клали в очень незначительное количество захоронений. В Древней Руси большинство жителей не носили кресты, или может быть деревянные крестики носили – мы не знаем. А после Смуты и Хмельниччины, когда людей, если огрублять, убивали за религиозную принадлежность, эта идентификация стала в Восточной Европе массовой. У католиков появилось огромное количество амулетов, у православных – крестов. И вся Восточная Сибирь, где в XVII веке происходила колонизация, прекрасно датируется по различным крестикам, которые мы знаем.

Так вот на этом кладбище этого нет. То есть, скорее всего, оно образовалось где-то между катастрофой древнерусского времени и событиями конца XVI-XVII века. Но это предположение.

М. Родин: Я допускаю, что, возможно, судя по обряду обезвреживания покойника там было проклятое место, и там хоронили тех, кого не нужно хоронить на обычном кладбище.

К. Михайлов: Возможно. Это надо какие-то более поздние источники смотреть, польские. Известно, что этот участок принадлежал католическому монастырю. Так как там нет церкви, что странно для кладбища этой территории, то возможно, что там хоронили заложных покойников.

М. Родин: Я так понимаю, по костякам и другим признакам удалось посчитать, что во время штурма туда собрались люди с подолов, про которые вы говорили. Там было 3-4 тысячи человек. Сколько из них воинов, и как удалось посчитать?

К. Михайлов: Это цифра, которую приводил Кирпичников. Он участвовал в этих раскопках и был фактически заместителем начальника экспедиции. Это цифры, связанные с исследованиями антрополога Рохлина. Они писали о возможных пяти тысячах жителей. Посчитав черепа в полевой документации, у нас условно получается где-то 600-700 человек. Но это не окончательная цифра. Не исследованы рвы, участки детинца. Возможно, там тоже лежат погибшие. Может быть, кого-то вывели. Но 600 человек – это тоже очень много.

М. Родин: Но это только убитые и те, кого нашли на данный момент. Но там ещё был гарнизон. По примерным оценкам, 100-150 человек. 

К. Михайлов: Кирпичников говорил про количество находок шпор. Шпоры – признак профессионального военного. Это узкоспециализированная вещь, которая не нужна в хозяйстве.

В «Изяславле» было найдено примерно 270 шпор. Не все из них парные. Кирпичников предполагал, что они могли принадлежать где-то 150-ти профессиональным конным воинам или дружинникам. Там есть клинковое оружие, копья, топоры, другие профессиональные предметы вооружения. Как считать? Каждый предмет принадлежал отдельному человеку, или два-три принадлежали одному? Скорее всего, один профессиональный воин владел сразу несколькими.

Найдено довольно много пик. Это тоже узкоспециализированное вооружение, которое в охоте ты не можешь использовать, в быту пика тоже не нужна. Это оружие профессионального воина.

Если всё это посчитать, то там могло быть от ста до двухсот человек. Если всё это одновременно потеряно. Это очень много. Дворы русских князей XIV-XV века насчитывали от двухсот до четырёхсот человек кованой рати. Это очень много. А здесь какая-то провинциальная пограничная крепость, которая лежит в ряду таких же десятков пограничных укреплений. И если на каждом было по сто человек – это огромная цифра.

Этими исследованиями занимался Двуреченский, например. Он пытался посчитать количество вооружённых людей Восточной Европы для позднего времени. У него для XVI века получилось 35 тысяч на всё Московское царство. А здесь на один маленький регион может быть несколько тысяч человек. Это очень странно. Возможно, это связано с тем, что это пограничный регион, где постоянно присутствовали вооружённые контингенты. Тем более, что Галицко-Волынское и Киевское княжества постоянно находились в конфликтных ситуациях, в эти же годы шла борьба за Киев.

С другой стороны, возможно, мы вообще плохо представляем себе социальную организацию Древней Руси. Есть, например, княжеские дружины, которые путешествуют, как дружина князя Всеволода Ярославича из Переяславля через Киев во Владимир. Или как дружина Александра Невского в несколько сот человек, которая с ним ходит из Переславля-Залесского в Новгород и т.д. А были какие-то контингенты, как, например, чёрные клобуки. Или эти пограничные вооружённые контингенты на границе Волыни и Киевщины, которые никуда не путешествовали. Они сидели в своих пограничных крепостях и, видимо, присягали очередному князю. Но кто это были? Предшественники дворян, шляхты? Какие-то дружинники? Но это были не те дружинники, которые ходили с князем. 

М. Родин: Я правильно понимаю, что именно материалы Большого Шепетовского городища за счёт большого количества оружия стали одной из основ систематизации вооружения XIII века Кирпичникова? Как он, вы и другие исследователи описывают этих профессиональных воинов? Насколько я понимаю, это тяжеловооружённая конница, приспособленная для таранного удара.

К. Михайлов: Да, конечно. Анатолий Николаевич с 1957-го по 1964 г. копал этот памятник, и эти материалы были включены в его известные каталоги древнерусского оружия. Конечно, он их описывал в реалиях того времени, в реалиях исторической археологии. Писал о профессиональных дружинниках, об аналогах европейского рыцарства. Тем более шпоры! И шпоры с колёсиком, которые стали его гордостью.

Он постоянно писал о том, что древнерусское военное дело шло параллельно, не отставая от западноевропейского военного дела, впитывая восточные и западные черты. И «Изяславль» стал таким коньком. Западноевропейские мечи и восточные сабли. Там есть гирьки от кистеней, и в то же время какие-то западноевропейские вещи.

Кстати, в этом не очень большом городе есть вещи, привезённые из Палестины. Есть амулеты и предметы, связанные с культурой крестоносцев. Напрямую ли они попали туда из Иерусалимского королевства, или были привезены через Венгрию или Польшу? Но факт: в этом небольшом городке были люди, как-то связанные с крестовыми походами.

Это очень интересный памятник, материалы которого, надеюсь, будут исследоваться. И они, несмотря на всю похожесть на другие древнерусские города, обладают массой черт, которые выделяют это городище и отличают от Новгорода и каких-то памятников северо-востока. Нужна отдельная типология, нужны отдельные исследования.

Была идея, что каждый крупный древнерусский город, центр ремесла, производил общедревнерусский набор, но с какими-то своими элементами. Соответственно, регионы вокруг крупнейших княжеских столиц, таких, как Галич, Киев, Новгород, Смоленск или Владимир, с одной стороны, похожи, с другой – это будет региональный вариант древнерусской культуры. Так как у нас хорошо исследован только Новгород, то мы всю картину культуры Древней Руси рисуем по Новгороду. А остальные региональные центры намного хуже изучены. Поэтому этот памятник важен.

М. Родин: Я вспоминаю статью-раздел Кирпичникова в монографии «Летописный «Изяславль»», которую только недавно опубликовали. Кирпичников там отдельно отмечает, что в этот период военное дело северной Евразии очень быстро распространялось по всем этим просторам. И это усложняет для нас типологию. Очень сложно определить, принадлежала ли эта сабля монголу или защитнику. И со стрелами та же ситуация. Ими городище просто усыпано. Расскажите про них. Каких они типов и почему мы не можем сказать, что это конкретно монгольские стрелы?

К. Михайлов: Военное дело наиболее интернационально в древних культурах. С эпохи скифов, распространения скифской триады, когда комплекс вооружений и украшений воина распространялся от Китая до Причерноморья очень быстро и на огромных пространствах, это повторялось не раз. В эпоху Великого переселения народов с хуннами, в тюркскую эпоху, в хазарскую и в более позднее время. И монгольское нашествие лежит в тренде этих культурных кочевнических новаций с древности до Средневековья. Монголы ничего особо нового не изобретали. Они использовали уже имеющийся комплекс снаряжения лучника-всадника Центральной Азии. Много заимствовали. С этим, возможно, связано, что мы не можем выделить самый начальный культурный всплеск, связанный с нашествием.

Если мы посмотрим какие-нибудь галльские войны Юлия Цезаря или другие крупные нашествия в Европе, то мы увидим, что несколько десятилетий, хорошо известных по письменным источникам, в археологии практически никак не отображаются. Потому что археология занимается не событием, а процессом. Поэтому такие памятники как Шепетовка уникальны, как и Помпеи, которые дают нам срез одного дня. Такое в археологии очень редко бывает. Потому что люди возвращаются, убирают трупы, сгоревшие дома и живут дальше.

Мне повезло участвовать в раскопках Твери. Копали территорию детинца. Известны летописные события, когда Тверь неоднократно жгли. Была Неврюева рать, тотальный погром. И там прекрасно сохранившиеся слои, деревянная застройка такая же, как в Новгороде. И практически никаких следов этих тотальных разгромов.

А здесь это сохранилось ввиду огромной катастрофы, когда уничтожен был не один город, а весь регион, когда армия завоевателей уничтожала всё население по пути своего следования. Эта тотальность –признак не средневековой войны. У нас в древнерусской истории и археологии нет примеров такого тотального уничтожения населения или массового взятия крепостей. Древнерусские князья не посылали на убой свои дружины. Когда у тебя несколько сотен ближников, которых ты используешь как чиновников, телохранителей, администраторов, ты не будешь их отправлять на стены города, где они гарантированно погибнут. Потому что эта дружина и была государством князя. Это феодальное общество и психологически, и культурно, и в военном плане от монголов отличалось. Эти признаки тотальной войны, дисциплины нехарактерны для феодальных армий, которые в случае победы тут же бросались грабить вражеский обоз.

А здесь просто все вещи были брошены. На руках погибших женщин остались браслеты. У некоторых оставались образки. Валялись мечи, кольчуги, топоры. Железо не собиралось.

Мы, например, исследовали крепость Ландскрона на территории Петербурга, которая была взята новгородцами штурмом в 1301 году. Там практически ни одной железной вещи не найдено. Сохранились остатки стен, рвов, площадка крепости. И практически ни одного железного гвоздя.

М. Родин: Это называлось «стоять на костях». Потом несколько дней ещё прибирались, всё дорогое забирали.

К. Михайлов: Судя по всему, да. Исследования Куликова поля дали всего несколько сотен находок, которые не заметили. Всё важное, крупное было собрано. А здесь оно просто валялось на поверхности и не собиралось. Видимо, и потом, когда люди пришли, эта картина сотен черепов и костей приводила ещё долгое время в ужас, и это всё не трогалось. И это не один памятник. Райковецкое городище абсолютно аналогичное по следам разгрома. Оно так же было брошено и не трогалось до ХХ века. 

М. Родин: Может ли эта картина дисциплинированного взятия, разгрома города и потом ухода из него означать, что у монголов была другая цель, может быть, даже не на территории Древней Руси?

К. Михайлов: Мне кажется, что единственная армия в XII-XIII веке, которая обладала подобной дисциплиной и организацией, была монгольская. Есть упоминание в одном из западноевропейских источников, что во время западного похода в Венгрию и Хорватию монгольские войска, преследуя противника, неслись по дороге, не трогая брошенное имущество. Кто-то писал, что золото и серебро, брошенное отступавшими, валялось вдоль обочины дороги, монголы без приказа ничего этого не трогали. По ясе собирать добычу можно было только по приказу начальника, до этого момента это всё наказывалось. В случае с этими городищами, мне кажется, мы видим именно такую картину.

М. Родин: И также здесь осталось достаточно большое количество стрел, хотя, казалось бы, их хорошо было бы забрать.

К. Михайлов: Да, там найдено около тысячи стрел. И около тысячи стрел найдено на Райковецком городище. Это, наверное, самое большое количество на отдельных памятниках. Далеко не все они выпущены осаждавшими. Но бо́льшая часть, по-видимому, связана со штурмующими. В районе ворот было найдено 600-700 стрел.

По-видимому, стены и постройки города были по каким-то причинам подожжены во время штурма. Ничем другим то, что люди в доспехах были брошены на стенах, и никто их не раздевал, не собирал это очень дорогое вооружение, объяснить нельзя. Два человека провалились сквозь крышу внутрь деревянных клетей, из которых состояли стены. Всё это произошло во время пожара.

Часть построек сгорела. Туда тоже никто не вошёл, никто эти трупы не грабил. По какой-то причине очень быстро всё это было подожжено. Может быть, это был отвлекающий манёвр: они подожгли часть укреплений и в пламени пожара ворвались в город.

М. Родин: Можно ли этим ещё объяснить то, что было найдено большое количество костей скота и припасов?

К. Михайлов: Бо́льшая часть зерна была найдена в хозяйственных клетях вдоль стены. Бо́льшая часть находок сохранилась, потому что обгорела или обуглилась во время пожара. Никто их вынести не мог, потому что в момент штурма эти помещения горели. Возможно, с пожаром связано то, что это городище было быстро брошено: ворвались, уничтожили жителей и тут же вышли из него.

Если посмотреть по летописи, то в декабре был взят Киев, а уже, если я не ошибаюсь, в марте Галич и Владимир. Сотни километров от Киева до Галича и Владимира, десятки городов монгольская армия прошла всего за три месяца. И уже весной шла через карпатские перевалы в Венгрию. Это очень быстро происходило. Она шла быстрее, чем армия Наполеона на Москву, несмотря на всю сложную логистику Нового времени. После XIII века золотоордынские монголо-татары уже так массово города больше не брали.

Как эта армия выглядела – мы так до конца и не представляем. Был ли у них специализированный инженерный корпус? А если и был, как они его тащили по Восточной Европе? Совершенно непонятно. Но была какая-то отработанная методика взятия деревянных городов, которую потом кочевники воспроизвести уже не могли.

М. Родин: Почему нет массовых захоронений тех, кто брал штурмом, людей с монголоидными признаками? Ещё недоисследовали? Они куда-то забирали тела?  

К. Михайлов: Во-первых, у нас не так много антропологических коллекций. Массовой антропологией средневекового населения стали заниматься не так давно. Коллекция Киева формировалась из раскопок XIX-ХХ века. Где это хранилось, куда поступало – я не знаю. По-видимому, первая хорошо обработанная коллекция – это коллекция Ярославля. Поэтому она так прогремела.

Антропологией Большого Шепетовского городища начали заниматься в 1960-е годы, но потом по разным обстоятельствам не смогли продолжить исследования. Если будет какая-то программа, эта коллекция будет одной из важнейших.  

Этнической антропологией сейчас уже не занимаются. Сейчас занимаются приспособлением человека к среде, болезнями, и т.д. Узким вопросом национальной принадлежности уже никто не занимается. Нечто близкое исследуют по анализам ДНК. И сама концепция этнической антропологии сильно изменилась после середины ХХ века.

М. Родин: То есть мы можем допускать, что в этих массовых захоронениях есть как атакующие, так и защитники?

К. Михайлов: Не знаю. Теоретически могут быть. Недавно в Германии были опубликованы средневековые погребения с территории Монголии, обнаруженные в скальных нишах. Это тайные захоронения, не в курганах. В естественных нишах закладывали останки умершего с какими-то вещами. Оружия там немного. Там ткани. Потрясающие захоронения XII-XIII века в халатах, в сапогах, и т.д. Что в наших условиях Восточной Европы от такого погребённого останется? Ничего, кроме скелета.

В Поволжье, в Калмыкии было найдено два потрясающих женских захоронения, если я не ошибаюсь, конца XIII-начала XIV века. Там были найдены бокки и полный комплект женской одежды: верхний, нижний халат, потрясающее шёлковое нижнее бельё. Кроме одежды там практически ничего не было. Но там был золототканый шёлк ранга китайского императорского двора. Вот благодаря тому, что одежда целиком сохранилась, можно сказать о том, что были погребены люди из высшего сословия Золотой Орды.

Судя по монгольским захоронениям, в период нашествия в первую очередь старались скрыть захоронения, обезопасить их от осквернения. Это свойственно всем кочевникам. И половцам, которые дохоранивали своих покойников в скифских курганах, и кочевникам более раннего времени. В период перекочёвки, в период обретения родины погребения старались скрыть.

М. Родин: Вы недавно выпустили статью, где смогли, ещё раз внимательно рассмотрев материалы раскопок 1950-60-х годов, практически реконструировать ход штурма, время года (конец осени-начало зимы, судя по большому количеству припасов). Что ещё нам может дать это городище?

К. Михайлов: Мы сейчас этим занимаемся. Это довольно большой проект. В первую очередь надо опубликовать сами полевые материалы. И мы этим с коллегой Песковой занимаемся несколько лет. Но, к сожалению, из-за событий последнего времени это стало труднее делать. Переводим это в цифровую форму. Оцифровываем описи, занимаемся находками. Представьте себе: целый город, три гектара. Выведение этого на общий план, аннотирование тысяч фотографий, планов заняло несколько лет. Фактически мы заново должны были написать отчёты, а потом уже двигаться дальше к категориям вещей, наблюдению за постройками, укреплениями.

Конечно, в некотором смысле эта публикация спекулятивна, потому что берёт самый яркий материал и его представляет. Это, конечно, гипотеза. Кто-то скажет, что там что-то не так. Некоторые исследователи несколько лет назад стали писать о том, что это, возможно, один из городов Болоховской земли, и это следы разгрома, связанные с деятельностью Даниила Галицкого. В летописи есть упоминания, что где-то в тех районах были некие болоховские города, которые были союзниками монголов, принесли им клятвы, снабжали их продовольствием, и в 1250-е годы Даниил устроил геноцид этих сепаратистов. Есть упоминания о страшных разгромах. Каждый следующий украинский историк рисует карту Болоховской земли всё больше и больше.

Мне кажется, что главным признаком становятся следы разгрома, которые находят археологи. А этот разгром один в один с киевским. Или с азакским разгромом, где такая же тотальная резня произошла в XIV веке, которую открыл коллега Масленников. Один в один: те же самые массовые захоронения, следы убийств гражданского населения в дворах своих домов. Это признак монгольского способа ведения боевых действий, когда гражданское население подвергается тотальной резне. Ничего подобного ни раньше, ни позже в таких масштабах не было.

Часть древнерусских городов или сдалась, или по каким-то причинам жители вышли. Есть, например, городище Губин, один в один с Изяславлем. Абсолютно так же построенное, в том же регионе. Оно тоже сгорело. Но там ни одного погибшего нет. По-другому как-то произошло в Рязани. В Чернигове велись массовые раскопки, никаких следов тотального убийства населения на территории черниговского детинца не найдено. Что-то убрали? Не знаю, что там произошло.

То есть каждый раз, кода мы сталкиваемся с новым памятником, мы должны его детально рассмотреть и сделать своё экспертное заключение, как делают во время анализа места преступления. И уже на этих фактах о чём-то говорить. Не по летописям. Летописи исследуют как текст: как их писали, в какое время, под каким влиянием. А следы реального преступления находят археологи.

М. Родин: Эта программа, как мне кажется, в очередной раз доказывает, что мы, во-первых, очень многое знаем про историю, а, во-вторых, очень многое про неё постоянно узнаём. Археология дополняет, усложняет ту картинку, которую дают нам письменные источники. Поэтому очень интересно постоянно коррелировать новые данные со старыми. Я надеюсь, что эти исследования будут продолжены и мы многое узнаем о монгольском нашествии.