Как погиб великий учёный-энциклопедист Плиний Старший? Что мы знаем о жизни обитателей древнеримской Рублёвки? Что такое шахта по добыче антиков, и как современные археологи оценивают работу своих коллег XVIII века?
Заведующий сектором античной археологии Северного Причерноморья Государственного Эрмитажа, преподаватель СПБГУ Александр Михайлович Бутягин рассказывает о работе российской экспедиции в Стабиях, «младшем брате» знаменитых Помпей.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с заведующим сектором античной археологии Северного Причерноморья Государственного Эрмитажа, преподавателем СПбГУ Александром Михайловичем Бутягиным.
М. Родин: Я давно искал специалиста, который занимался бы Помпеями или чем-то похожим. Очень интересно поговорить об этом регионе. Это такой казус исторический, когда целый город засыпало и он оказался законсервирован. И мне все говорили, что у нас никто этим не занимается. Но на самом деле выяснилось, что занимается, да ещё и как. Не совсем Помпеями, но ещё в каком-то смысле более интересным памятником. Сегодня мы будем говорить про Стабии.
Вы руководите раскопками в Стабиях. Что это такое?
А. Бутягин: Стабии, если можно сейчас так выразиться, это небольшой район элитной застройки, в котором жили аристократы, находящийся относительно вблизи Помпей. Километров восемь максимум, может десять. Помпеи отлично видны. Стабии находятся в прекрасном природном районе, это плато, поднятое над уровнем моря. Находилось прямо на берегу моря. Сейчас оно дальше: извержение, можно сказать, намыло дополнительный берег. Оттуда открывается прекрасный вид. Там бьют родники с минеральной водой. До сих пор в городе минеральная вода в трубах. Там было очень удобно и прекрасно жить. Ещё в первом веке до н.э. распространилась мода среди римских аристократов строить так называемые villa maritima, то есть виллы на берегу моря. Снизу могли быть какие-то садки, а сверху прекрасные парки, здания, в которых они проживали и отдыхали. Стабии – это не город, как некоторые считают.
М. Родин: Да, обычно говорят: «Помпеи, Геркуланум и Стабии – это три города».
А. Бутягин: Да, да, да. Дело в том, что с городом Стабии вообще сложная история. Когда-то город был разрушен Суллой, который тут же где-то на этом месте построил свою виллу. И туда, естественно, народ за ним потянулся.
М. Родин: То есть город там был, но ещё доримский.
А. Бутягин: Да, но его не могут найти. А потом уже, когда построили виллы, к ним пристроилось небольшое поселение, городком даже трудно назвать, где жил обслуживающий персонал, где люди могли остановиться. Но под Стабиями воспринимают не этот небольшой населённый пункт, а именно несколько крупных вилл, которые тоже стали жертвами извержения Везувия, того же, которое накрыло Помпеи.
М. Родин: Это такая римская «Рублёвка».
А. Бутягин: Да, вполне так можно сказать.
М. Родин: Насколько я понимаю, там вилл было немного, но они все принадлежали очень знатным римлянам. Правильно?
А. Бутягин: Да, конечно. Ну, за единственным исключением виллы, которая рядом исследователей трактуется, как «дом отдыха», «пансионат». А остальные, безусловно, принадлежали представителям высшей римской аристократии.
М. Родин: Как сложилась судьба Стабий во время того самого знаменитого извержения? Я так понимаю, они находятся дальше Геркуланума, и тем более дальше Помпей.
А. Бутягин: Да, конечно, по расстоянию это самый дальний пункт, накрытый извержением и сильно от него пострадавший. С чем это связано? Как и в случае с Чернобыльской катастрофой: куда дул ветер, те и пострадали. Были пункты ближе, которые не имели радиоактивного заражения, были пункты очень далеко, на которые что-то выпало. Здесь то же самое. Если бы ветер дул в другую сторону, в этой роли мог оказаться Неаполь, например. Но Неаполю постоянно везло, видимо, там какая-то роза ветров хорошая для него.
Геркуланум находился в самом плохом месте: прямо под вулканом, ещё и древнее жерло вулкана было склонено в его сторону. Поэтому его накрыло первым. Помпеи были чуть дальше, чуть в другую сторону, но это их не спасло, потому что они были с ближайшей стороны долины реки. Плавный скат от вулкана к Помпеям обеспечил их накрытие пирокластическими потоками. А Стабии были далеко и на возвышенности. Но поскольку роза ветров была туда, то их просто засыпало пеплом. Поэтому если в Геркулануме больше 8-9 м. слои, в Помпеях они чуть поменьше, порядка пяти, то есть крыши кое-где ещё торчали, то в Стабиях это всего 3,5 м. Это не мешало домам разрушиться. Сами понимаете: 3,5 м. пепла и сейчас будет убийственно для многих построек. Но зато это привело к тому, что они оказались относительно неглубоко засыпаны. Хотя всё равно, что называется, с горкой.
М. Родин: То есть их удобно копать.
А. Бутягин: Да. Именно в связи с этим в XVIII в. там начали раньше копать. Сначала в Геркулануме, потом переместились в Стабии. Мы чуть больше знаем о судьбе Стабий во время извержения, потому что именно туда направил свой флот знаменитый учёный и энциклопедист Плиний. Он, заметив, что дело плохо, и получив сообщение откуда-то из-под Везувия с просьбой вывезти одну родственницу, поплыл со своим флотом на помощь, но к Геркулануму не смог подойти из-за мелей и, видимо, выпадения пемзы в море, и сказал: «Судьба сама ведёт нас. Поворачивай к Помпониану». Его друг Помпониан жил как раз в Стабиях. Известно, что они долгое время находились там, что их засыпало пеплом пока пепел не дошёл до крыш.
М. Родин: Я так понимаю, он спокойно относился. Я специально накануне перечитал: он даже там поспать успел.
А. Бутягин: Надо отдать ему должное. Он был очень спокойный человек. В отличие, видимо, от его племянника. Есть художественная книга, как раз посвящённая этим событиям, и там очень хорошо показано, что его племянник отказался плыть с ним, потому что ему нужно было заниматься, грубо говоря, уроками. И там сказано, что Плиний посмотрел на него и увидел, что племянник трусит. Я думаю, что так и было. Всё таки парень был практически мальчишкой, его можно понять. Под вулкан он не хотел.
Плиний вёл себя крайне хладнокровно. Его убил даже не вулкан, а плохое здоровье. Видимо, у него были какие-то проблемы с лёгкими, и когда дошла очередная волна горячего воздуха все остальные спрятались, а ему, как сейчас говорится, «дыхалки» не хватило. Он просто умер. Не был засыпан пеплом, потом найден и похоронен.
М. Родин: Потом много столетий всё это стояло законсервированным так же, как и Помпеи. Никто не трогал до XVIII в. Расскажите, что случилось в XVIII веке? С одной стороны как бы новое открытие, с другой мы очень сильно страдаем от этого до сих пор.
А. Бутягин: Это сложный вопрос. Конечно, каждый археолог хотел бы, чтобы всё лежало до него в нетронутом виде. Другое дело, что, может, через двести лет археологи будут говорить, что эти ребята в ХХ веке лучше бы ничего не копали, мы бы лучше всё раскопали сейчас. Поэтому так сложилась судьба. Другое дело, что раскопки были с точки зрения нынешнего метода варварскими. Поначалу основной задачей было не исследование площадей, а поиск антиков. Так вот, когда Геркуланум был сначала открыт, там глубоко, и приходилось бить настоящие шахты. В этом году мне впервые за многие годы посчастливилось. Впервые за многие годы, пожалуй, что с войны, открыли геркуланумский театр, и можно было пойти внутрь и посмотреть на все эти колодцы. Абсолютно как в пещере ты там находишься. И это даже так и называлось: «шахта по добыче антиков». Словом «антики» называли древности в широком смысле. Это, собственно, и сейчас так на многих языках. И это рассматривали примерно так: здесь добывают серебряную руду, здесь медную, а здесь статуи.
Сначала начали копать Геркуланум. Но очень тяжело. А поскольку виллы Стабий находились на краю плато, торчали части стен с фресками из среза обрыва, то стали копать там. Ещё раньше, чем в Помпеях. Около двух с лишним лет копали Стабии. Потом уже Помпеи привлекли внимание, и все работы переместились в Помпеи. Это всё произошло во второй половине XVIII в. Несколько раз возвращались к Стабиям.
И мы видели, как они копали. В некоторых местах нам удалось открыть пробитые ими узкие-узкие ходы, дыры в стенах. Видно, что они, когда открывали стены с фресками и видели фреску, интересную роспись, проверяли, насколько она прочная. Тогда реставрации не было, никто ничего не закреплял. И просто очевидны следы этих рабочих XVIII в., как они тёрли руками эти фрески. Если они сыпались, они их оставляли на месте. А если они были хорошие, они их вырезали, причём страшным выбитым куском. Поэтому часто при открытии комнаты на стенах очень немногие сохранившиеся, всё остальное – варварские вырезы. Но иногда можно определить, что это за фрески, находящиеся в Неаполитанском археологическом музее.
М. Родин: Соответственно, статуи, которые могли найти, они вынули.
А. Бутягин: Да. И мы нашли однажды большой каменный постамент, и видно даже то место, где они снимали с него, скорее всего, большую вазу. Круглый след от неё остался. Они сверху пробивали колодец, им приходилось стеночки ставить, чтобы на них не сыпалось. Там слой мелкой пемзы. Сами понимаете: если на тебя съедет кубов шесть мелкой пемзы, мало не покажется. Это была сложная техническая задача, притом что бригады, которые работали, были очень маленькие. Часто 7, 10, 15 человек. Пожалуй, только с Мюрата начали копать огромными группами, да и то в Помпеях.
М. Родин: Потом, в ХХ веке, к Стабиям обращались уже нормальные археологи?
А. Бутягин: Не совсем так. Однажды у меня один студент спросил: «Скажите, Александр Михайлович, а почему не раскопать всё?» Потому что нужны люди, которым интересно, нужно финансирование, нужны энтузиасты. Без этого никак не получается. Даже и сейчас часто всё есть: и деньги, и начальство хочет, а нет энтузиаста, который готов взять на себя эту работу.
И получилось так, что в XVIII в. они всё это раскопали и закопали обратно. И сверху росли оливки, апельсины, лимоны. В общем, прекрасное итальянское сельское хозяйство. В 50-м году примерно появился энтузиаст, Габриеле Д’Орси, директор местной стабианской гимназии. Он вдруг решил возродить величие этих мест. Были книжки и журналы XVIII в. А так никто ничего не видел. И он договорился со своим другом, и на его участке они начали копать. И тут же им повезло: они открыли сначала площадку римскую прекрасно сохранившуюся, о которой никто не знал, террасу, с которой можно было смотреть на море. Потом стали копать дальше, стали открывать комнаты с фресками, очень неплохо сохранившимися. И естественно друг Габриеле Д’Орси тут же запретил ему копать, потому что испугался, что у него эту землю реквизируют. Так в итоге и произошло.
Сначала копал сам Д’Орси. Сохранились его журналы, даже есть они изданные. И потом он всё это передал государству и государство произвело отчуждение больших участков земли, виллу Сан-Марко, виллу Ариадны, на которой мы копаем, и там уже более профессионально их докапывало достаточно небольшими участками. То есть долгая история. И вот в 2010 г. посчастливилось и нам присоединиться к этой деятельности.
М. Родин: Расскажите, как туда попали петербургские археологи? Вы говорили, что это чуть ли не единственная российская экспедиция в Западной Европе.
А. Бутягин: Это даже не чуть ли, это, насколько я понимаю, единственная экспедиция. Не имеется ввиду, что мы – единственные археологи, которые там работают. Очень многие археологи устраиваются в другие экспедиции, ездят по всяким совместным проектам. Но вы не найдёте ни одного места в Европе, где будут стоять ящики с надписью «Экспедиция Эрмитажа» и во всех местных газетах будет написано, что начата работа русской экспедиции из Эрмитажа. То есть это большая честь, конечно, быть представителем своей страны в таком варианте.
Тут тоже, видите, сошлись звёзды, как это бывает иногда в Эрмитаже. Эрмитаж – всё таки очень известное место. В него приходят разные люди, предлагая море всяких проектов. Я обычно к ним серьёзно не отношусь, потому что нам предлагают копать за границей раза 4-5 в год. Обычно дальше разговоров не идёт, потому что организация археологических экспедиций – сложное дело. Нужно понять, где жить, что есть, как отчитываться, потому что отчётность очень разная.
М. Родин: Да, в каждой стране свои законы, и так далее.
А. Бутягин: Да, это очень сложные вещи. Они отличаются так, что ты иногда и не подумаешь даже, насколько сильно. Тем более, что я до момента начала экспедиции практически не говорил по-итальянски и возможность писать отчётность на местном языке была невозможной. Сейчас, конечно, ситуация изменилась. То есть тебе нужны союзники на месте, которые будут тебе помогать, с которыми ты можешь как-то общаться на каком-то языке. То есть должно сложиться очень многое.
И получилось так, что в Стабиях был совместный итало-американский фонд, который должен был раскручивать Стабии и получить большие деньги от Евросоюза на реставрацию Стабий. И им нужны были, я думаю, громкие имена. И вот они возили выставку. Кстати, тогда Эрмитаж проводил первую в истории России большую выставку фресок, это были как раз фрески Стабий. И вместе с этой выставкой нам предложили раскопки. Я, как всегда, серьёзно к этому не отнёсся. Но когда приехал Эспаньола, городской нотариус и соруководитель этого фонда, и просто сидел передо мной и рассказывал мне на английском языке, как это будет, я в это поверил.
И благодаря ему, нашей заведующей Анне Алексеевне Трофимовой, заведующей античным отделом, я заведую сектором, а она – отделом, ну и, конечно, благодаря Михаилу Борисовичу Пиотровскому, который тоже с большим интересом и энтузиазмом отнёсся к этому проекту, мы в течение двух лет смогли скрутить эту экспедицию. А дальше уже к нам привыкли. И поэтому, даже не смотря на то, что там были некоторые трудности, фонд итальянский не лучшие времена переживал, тем не менее мы пережили эти трудности. И к 2018 г. мы уже девять лет откопали в Стабиях.
Мы не всегда копаем. Мы в первые годы накопали столько, что нам пришлось несколько лет только реставрировать. Но вот теперь мы снова начали абсолютно раскопочный проект. Реставрация идёт параллельно, это возможно в силу специальной организации экспедиции.
М. Родин: Расскажите, как вы готовились. Потому что раскопки в другой стране – это другая материальная культура, это другие методы. В конце концов, другой подход нужен, потому что другой памятник по другому сохранился, не так как наши крымские, фанагорийские.
А. Бутягин: Тут до некоторой степени было даже легче по той причине, что у нас часто стоит много вопросов сохранности. Тут, поскольку стены торчали прямо над уровнем почвы, ясно, как будет выглядеть снизу помещение. Более менее, не везде они торчали.
Но случилось так, что у меня уже была некоторая подготовка, не археологическая, потому что учиться копать памятники круга Помпей можно только на памятниках круга Помпей. Часто говорят «русские Помпеи», «крымские Помпеи» – это всё литературный вариант. Помпеи есть только в одном месте, и мы знаем, где это. Но общую подготовку по материальной культуре, по архитектуре, по типам кладок я имел заранее по той причине, что преподаю в государственном университете и на кафедре археологии много лет, и периодически преподаю на кафедре искусствоведения курс, посвящённый римской культуре, архитектуре, искусству. И поэтому это всё было для меня не новость. Я знал, естественно, и про сами Стабии. Это было первично.
Вторично мы специально ездили туда большой делегацией. Нас водили, знакомили с этими виллами. Была возможность понять, что же будет. Объясняли, показывали примерно, как люди работают. Самое интересное, что в последний момент место работы было изменено. Мы должны были работать на вилле Сан-Марко, второй музеефицированной вилле. Но в последний момент итальянцы передумали. Не наши союзники, а орган, который называется суперинтенденция. В английских детективах часто действует какой-нибудь суперинтендант. А в Италии суперинтенденцией называется по большому счёту служба по охране памятников. И вот они в последний момент решили, что лучше мы будем копать не Сан-Марко, а Ариадну. Когда возник этот вопрос за три месяца до выезда, я сказал, что хоть что мы будем копать, это всё равно будет очень большой успех, если мы вообще реально начнём копать. Но потом оказалось, что это не менее интересно, чем тот пункт, которым мы собирались заняться.
Дальше пришлось учиться уже на месте. У нас был представитель этой самой суперинтенденции, который контролировал наши работы. И он показывал нам, что как делать. Мы научились у него чему-то, а чему-то, наверное, научили наших итальянских коллег.
М. Родин: А в чём-то по технологии раскопки отличаются? Я видел, как копают у нас в Крыму. Это такие фактически до основания разрушенные здания, там разбираешь камни, по большому счёту.
А. Бутягин: В Крыму тоже копают очень по разному. Я двадцать лет уже начальник экспедиции в Керчи. Ещё до этого, в 1987 г., я в первый раз копал в Крыму, ещё школьником. У меня богатый опыт. Но специфика раскопок в Италии заключается в том, что здания сохранились на высоту 3,5 м, 4 м, а иногда и больше. То есть ты просто, грубо говоря, начинаешь копать огромную комнату, начиная с верхних слоёв. Иногда стоят на полу колонны. Мы раскопали одно помещение, где колонны стоят прямо на полу. Там небольшая выкладка, а вокруг мозаичный пол. Очень производит впечатление.
А другая специфика состоит в том, что у нас, конечно, иногда можно вести себя очень грубо. Вокруг камни и тебе надо раскопать такой уровень. А здесь все стены во фресках. Поэтому если ты копаешь около стены, ты не имеешь права зацепить её лопатой. Это очень плохо, потому что потом твои коллеги реставраторы скажут, что они о тебе думают. Поэтому есть места, где нужно быть аккуратнее. С другой стороны, мозаику можно мыть просто шваброй. Мы купили огромную швабру, замели, а потом просто вымыли пол тряпками, как многие хозяйки или уборщицы делают. И всё. И он чистый и блестит, как новенький.
Есть специфика определённых грунтов. Например, лапилли, кусочки пемзы, ты можешь копать с дикой скоростью. Потому что они ужасно лёгкие. Тачку лапиллей может хрупкая девушка вывезти. Главное, чтобы сама тачка могла выкатиться. Если она может, вес будет исчисляться несколькими килограммами. А с другой стороны пепел Везувия за годы превратился в ужасно плотную глину. Её можно бить только кирками со всей силы, и кирки отскакивают. Надо сказать, что мы произвели впечатление на наших итальянских коллег скоростью и интенсивностью наших работ. Нас было очень мало и работали мы просто на износ.
Ну и нужно знать, где заканчивается слой. Была такая поговорка: «Во всём виноваты Бурбоны». Раскопки XVIII в. называются «бурбонскими раскопками». «Бурбонские ямы», «бурбонские коридоры», «бурбонское отверстие в стене». И надо понимать, где ты копаешь античную часть, а где это уже бурбонское разрушение, бурбонская яма. Но это как раз для нас очень легко. Тут мы вполне компетентны.
М. Родин: Там стратиграфия помогает.
А. Бутягин: Да. Наши знания по стратиграфии хорошо здесь действуют, в отличие от наших итальянских коллег, особенно круга Помпей, которые привыкли к тому, что на это не надо обращать внимания, всё и так ясно. Конечно, есть специфика знаменитых отливок. О них все слышали. Когда находят органику или сгнившее человеческое тело, то надо всё это заливать. Раньше заливали гипсом, теперь – силиконом. Результаты худшие, чем с гипсом, но не важно.
М. Родин: Если кто не видел: ты натыкаешься на полость в грунте, где был человек, которого засыпало, он сгнил, а полость осталась. Туда заливают гипс и там получается что-то вроде статуи.
А. Бутягин: Да. Получаются такие отливки. Это придумал Фиорелли, знаменитый директор Помпей во второй половине XIX в. после объединения Италии. И всегда любят их выставлять. Даже есть художественные композиции из этих отливок. Люди, правда, забывают, что это правда живые люди. Внутри человеческие кости, черепа. Ну, кто как хочет занимается новым искусством. Быть может, это не самый страшный вариант.
Но у нас этого, к счастью, нет, потому что на виллах Стабий до сих пор найден только один скелет. И то это явный грабитель, который хотел пограбить неизвестно когда, явно позже. Его завалило в его шахте. А так, все ушли. Здесь было не так опасно.
М. Родин: То есть люди успели оттуда сняться, и, что плохо для археологов, видимо, вывезти всё самое ценное?
А. Бутягин: Да, именно так. Ведь в описании Плиния Младшего сказано, что пока они ужинали, спали, слуги всё это время грузили на суда ценные вещи. Конечно, что-то осталось. Но не в таких количествах. Не брали тяжёлое, объёмное, и могли потерять какие-то мелочи. Но, конечно, так, как в Помпеях, где в комнатах все вещи стоят на местах, такого вроде бы нет. Хотя есть поразительные находки XVIII в. на Сан-Марко, чаши из обсидиана. Вот их оставили почему-то. Видимо, в запале грузили то, что на глаза попалось.
М. Родин: Можете кратно описать свой раскоп? Что такое вилла Ариадны и что вы раскопали за эти годы?
А. Бутягин: Мой раскоп – это система комнат. Одна комната для отдыха, небольшой садик для отдыха, несколько отделений римской бани, красивый коридор, угол большого двора. А сейчас мы копаем огромный криптопортик, закрытую длинную галерею, которая, видимо, служила для хозяйственных целей.
М. Родин: Насколько я понимаю, одна из больших частей вашего раскопа попадает в термы, бани, которые были в этой вилле.
А. Бутягин: Да, так это и звучало. Часто наш проект изначально назывался «раскопки в районе термального комплекса». По-римски бани назывались термами, потому что в них была горячая вода. И действительно, мы раскопали два помещения бани из, наверное, четырёх, и одно ещё зачистили. Дело в том, что римская баня имела очень строгую организацию, которая перешла в византийские бани, а сейчас в турецкие. Когда один раз я оказался в старых турецких банях в Стамбуле, счастью моему не было предела: вот они, почти настоящие античные бани.
Там как всё было? Иногда, если это публичные бани, была раздевалка, аподитерий, и три помещения для разной температуры воды: холодной, фригидарий, тёплой, тепидарий, и горячая вода – кальдарий. Отличались они тем, что если во фригидарии был простой пол и где-то лилась холодная вода, то в тепидарии и особенно в кальдарии часто бывал тёплый пол, кстати, тёплый пол был придуман римлянами, это их идея, и даже ещё тёплые стены.
М. Родин: И у вас, насколько я понимаю, сохранился этот тёплый пол.
А. Бутягин: Да. Это была некоторая неожиданность, потому что, как мы предполагаем, фригидарий вилл был очень сильно разрушен. Там были раскопки Д’Орси, но, я думаю, это не он всё порушил. Видимо, в XVIII в. что-то оттуда доставали. Я думаю, там была какая-то интересная мозаика. И выламывали её нещадно, просто сняв полностью. Ещё и содрав с нижней части стен мрамор. В банях, как правило, примерно в человеческий рост или чуть пониже, стены были покрыты мрамором, как сейчас кафельной плиткой часто покрывают не всю стену, а только ту часть, куда летят брызги.
А рядом была совершенно заваленная землёй территория, которую мы предполагали как тепидарий, и мы считали, что ничего интересного там не будет. Сверху современный грунт, банки Кока-колы какие-то 50-х-60-х годов. В общем, ничего интересного. Но когда мы сняли этот грунт, сразу стало ясно, что всё не совсем так. Под ним оказался почти целый тёплый пол. Пол называется гипокауст. Он был устроен следующим образом: на натуральный пол ставились небольшие колонки в высоту сантиметров сорок, толщиной обычно в римский кирпич полуторафутовый или двухтретефутовый. И на них сверху клались либо черепичные, либо каменные, но обычно керамические плитки. На каждую колонку по углу. Такая довольно прочная конструкция. А сверху она ещё заливалась цементом, а на поверхности делалась мозаика.
Мозаику сорвали в XVIII в., а цементный пол остался такой крепости, что по нему можно было ходить, нисколько не боясь. Работали на этом висящем полу, и при желании можно было залезть снизу между колонн тепидария, там оставались пустоты. К сожалению, ничего ценного они для нас не запасли. Но всё равно я это рассматриваю, как большой успех. Не так много столь прекрасно сохранившихся тёплых полов осталось. А под стенами, под штукатуркой, нашли трубы, тянущие тёплый воздух из нижней части. Тёплый воздух появлялся элементарно: рядышком находились печки, и рабы или слуги их топили.
Эти территории мы тоже расчистили, но раскопали только фригидарий и тепидарий. Кальдарий открыли до нас ещё в 50-е годы. Рядом было ещё одно помещение, называющееся довольно забавно: «лаконская баня». Лаконцы – это спартанцы. До сих пор не известно, почему она называется лаконской, потому что ничего такого в Спарте не было. Это, выражаясь в современных понятиях, мокрая парная. Там тёк кипяток. Никто там, конечно, не купался, потому что римские писатели смеются: если хочешь наказать раба, пошли его искупаться в лаконскую баню. Но там никто не купался. Просто там тёк кипяток, и в этом пару сидели люди и, как и сейчас в парной, отдыхали некоторое время. Она тоже была частично раскопана до нас. Мы тоже её расчистили. Так что, можно сказать, мы полностью познакомились с остатками римской банной культуры. Конечно, такую большую баню в своём доме мог иметь не каждый. Она по размерам сравнима с небольшой публичной баней. Это очень много.
М. Родин: То есть это подтверждает, что эта вилла принадлежала богатому человеку.
А. Бутягин: Конечно. Более того, отсутствие раздевалки говорит о том, что это абсолютно частная территория. Например, на вилле императора Адриана было четыре огромные бани, и многие из них предназначались явно для публики. Снаружи пускали на виллу. Это был такой бонус для проживающих поблизости, что император или знатный человек пускал к себе на виллу, и вилла делилась на публичную и частную часть. Как сейчас иногда можно прийти в Кремль на какой-то концерт. Правда, надо сказать, что современные властители меньше делятся своей территорией, чем римские.
М. Родин: Я помню, даже в Помпеях есть один дом, который вроде бы частный, но там пристроено что-то вроде большого клуба. Там тоже баня большая, ещё что-то такое.
А. Бутягин: Я точно не припомню такого места в Помпеях, но безусловно местные богатые люди тоже делали такие «аукционы неслыханной щедрости».
М. Родин: Но мы знаем, что это был частный дом и, насколько я понимаю, благодаря вашим раскопкам в соседних жилых помещениях даже удалось установить, кому он принадлежал.
А. Бутягин: Да. Во всяком случае, мы точно можем сказать, кому он принадлежал некоторое время. Дело в том, что во время наших раскопок было открыто огромное количество надписей, прочерченных на стенах. Археологи называют их граффити. Сейчас граффити – это то, что рисуют, а для археологов то, что рисуют – это дипинти. Надо сказать, что мы нашли одну надпись и написанную краской. Не понятно, что она здесь делает, потому что на стенах краской в основном писали в городах. Как современные объявления не наклеивали, а сразу писали. А вот чертить на стенах чем-то острым, гвоздём, ножичком, или же даже стилом для письма – это было совершенно нормальное явление.
И когда мы стали копать, мы нашли огромное количество надписей, рисунков, всего, чего угодно на стенах виллы, что было неожиданно, потому что раньше эти надписи исчислялись очень небольшим числом, а мы открыли их больше двухсот. Когда нас посетил директор Помпей, профессор Вароне, а мы всё честно ему прорисовывали, присылали, а он видимо не смотрел, раскопок много, он говорил такой:
— Это потрясающе! Больше двухсот надписей!
— Профессор, мы вам писали, — говорим мы.
— Да-да-да-да, потрясающе!
Но и для самих нас было интересно. Одна из надписей была в таком уютном месте. Там было небольшое помещение, их называют кубикулы. Вообще-то кубикулы – это зимние спальни. Но в целом небольшие жилые помещения так называются. Оно было интересно тем, что там сохранилась расцветка на стенах. Она была трёх цветов. Видимо, было какое-то центральное пространство и два пространства под альковы, под большие кровати. Они даже обозначены специальной линией орнамента. Мозаика в целом сохранилась на полу в этом помещении. И, видимо, сидя или лёжа на кроватях, они радостно царапали на стенах. Все процарапывания с одной стороны. Видимо, там были подушки, вот они там и развлекались. Надписи обычно очень хорошим почерком сделаны, в отличие от коридора для слуг, где коряво, через пень колоду. А здесь явно люди много пишущие, хорошо это умеющие. Есть даже цитаты из литературных произведений, кто-то Гомера процитировал.
Но самая интересная надпись – которая говорит, что здесь была Поппея Сабина. Это хорошо известное историческое лицо. Это жена Нерона. И мне очень нравится, что во всех справочниках пишут: «Известная красавица». Она действительно считалась в Италии королевой красоты во всех смыслах слова, особенно когда стала женой императора. Она была помпеянка из древнего помпейского рода, очень прославилась в Риме. Нерон женился на ней и, говорят, очень её любил. Но, правда, жизнь её закончилась плохо: она была беременна, и Нерон, который был вспыльчивым, во время какой-то ссоры ударил её ногой в живот. Там случилось что-то нехорошее и она через некоторое время умерла. Но до этого её жизнь, наверное, была интересной.
Недалеко от наших вилл, может быть, километрах в полутора, было найдено небольшое святилище с кладбищем, лет 20, наверное, назад. И там было найдено захоронение Поппеев, рода, из которого происходила Поппея Сабина. Помпеи по древним меркам находятся в средней близости. Это не очень близкое поселение. Но, видимо, здесь у них были собственные земли и возможно, что вилла, которая перестраивалась многократно, всё увеличивалась, становилась более шикарной, и принадлежала когда-то роду Поппеев. Теперь об этом можно говорить серьёзно. Всегда, когда говорят о таком менее известном русскому читателю памятнике, как Оплонтис, это ещё один городок, который погиб при извержении Везувия, но не попав в известную книгу «Помпеи. Геркуланум. Стабии» (почему – не понимаю), он остался неизвестен. То в Оплонтисе одну из двух вилл называют виллой Поппеи Сабины. Там был найден, как считают, её портрет. А у нас достоверная вилла Поппеи Сабины, потому что даже найдена надпись, где она упомянута.
М. Родин: Насколько я понимаю, там ещё есть интересные граффити, описывающие жизнь, которая шла в том числе вокруг этих вилл. Я имею ввиду большое количество нарисованных кораблей, например.
А. Бутягин: Да, рисунков много. Есть, например, прекрасно нарисованная большущая птица. Есть изображения людей, профили. Есть достаточно неприличные изображения. Но надо признать, что большая часть этих изображений помещается в очень забавном месте.
Мы раскопали два коридора. Один из них ярко-красного цвета, парадный. По нему явно ходили владетели виллы и гости. А другой коридор серыми неприятными грязными полосками раскрашен. Так раскрашивали проходы для слуг, где хозяева не должны были появляться без какой-то очень большой надобности. Перед входом в термы располагался небольшой сад, куда разгорячённые люди выходили подышать воздухом. В этот сад был и парадный вход, и из чёрного коридора, там небольшой закуток. И, видимо, в этом закутке стояли, или, может быть, сидели, но, судя по тому, как расположены граффити, скорее стояли, разные слуги. Им было очень скучно, и там всё просто исцарапано, что одна стена, что другая. Забавно, что при том, что верхняя часть стен этого коридора была открыта ещё в 50-е гг., тогда ничего не нашли. Часть граффити была видна, но они не заметили. И там надписи на двух языках: и на римском, и на греческом, потому что часто слуги были греками. И корабли. Почему корабли? Потому что если пройти по этому коридору до конца, ты выходишь на террасу. Там находилась кухня, даже был небольшой специальный бассейн для живой рыбы. С этой террасы им приходилось часто видеть корабли. И вот кто-то постоял, посмотрел, и тут его кликнули из бани. Он побежал туда и стал ждать. И только что видимые корабли он изобразил. Есть существенные причины считать, что Плиний плыл в Стабии не случайно. Там находилась ещё одна дополнительная стоянка военного флота.
М. Родин: А Плиний Старший как раз руководил флотом, который стоял в этом районе.
А. Бутягин: Да, он был префектом. И в этой должности находился в Мизене, это северо-западная оконечность Неаполитанского залива, прикрывающая его почти полностью. А здесь в глубине находилась ещё одна стоянка. И поэтому, скорее всего, вид плывущего длинного военного корабля был естественен для жителей. Среди изображений есть, по-моему, три военных и один большой торговый корабль. То есть, что видели, то и изображали.
М. Родин: Есть ещё и гладиаторы.
А. Бутягин: Да, без гладиаторов, конечно же, никуда. На виллах в Стабиях есть три изображения гладиаторов. Одно из них открыто нами. А одно очень интересное. Оно не далеко от тех мест, где мы копали, буквально метрах в семи. Со стороны сада, в котором рос какой-то виноград и, видимо, культурные растения, находились изображения гладиаторов. В детском саду так рисуют: страшные прямоугольные тела, зубы, глаза круглые. Это явно изображали слуги. А вот наши изображения гладиаторов найдены в одном из альковов над кроватью. И там один гладиатор изображён почти идеально. Он прикрывается щитом, в шлеме, закрывающем лицо, с мечом в руке, который горизонтально направлен на противника. Причём явно начали чертить второго гладиатора, изобразили его гребень и почему-то закончили.
Почему гладиаторы? Гладиаторы были любимым римским спортом. Как сейчас у нас, наверное, футбол в этой роли. Сравнивать забавно, потому что гладиаторы вполне могли расстаться с жизнью на арене, а с футболистами, к счастью, это бывает довольно редко. Римляне, как сейчас бы выразились, фанатели ужасно от гладиаторских боёв. Тем более что развлечений у римлян было поменьше, чем у нас. Амфитеатр Помпей, один из самых ранних каменных амфитеатров в Италии (делали деревянными, но деревянные иногда разваливались, были случаи гибели сотен людей), привлекал всех. И в Помпеях масса изображений с гладиаторами, даже иногда с именами, с какими-то характеристиками. И слуги, и хозяева ужасно интересовались тем, что происходит в помпейском амфитеатре. Был случай, когда помпеянцы схватились с нованцами, жителями города Новы. Драка была страшная и на арене, и вокруг. И, как и сейчас, помпейский амфитеатр был дисквалифицирован императором на некоторое время. Там запретили проводить бои. Параллели достаточно очевидные.
М. Родин: Правильно ли я понимаю, что на той вилле, которую вы сейчас раскапываете, и погиб тот самый Плиний Старший, чей племянник нам рассказал об этом извержении?
А. Бутягин: Я считаю, что вероятность 50\50. Это связано с тем, что сейчас на плато Варано, на котором находятся стабианские виллы, известно нам пять вилл. Две из них довольно небольшие, так называемый второй комплекс виллы Ариадны. Его так назвали, но это не часть виллы Ариадны. Это просто другая вилла. Она отделяется глухой стеной. У неё другой вход. Там тоже своя банька. Это отдельный разговор. Потом вилла Антерос и Геракло, небольшая, похожа. Ещё одна вилла, видимо, использовалась не как вилла. Мы об этом говорили уже. А на двух виллах, Сан-Марко и Ариадны, явно должны были жить состоятельные люди.
Почему я считаю, что это скорее именно вилла Ариадны, на которой мы копаем, чем вилла Сан-Марко? Поверьте, не потому, что я здесь копаю. Дело в том, что вилла Сан-Марко и в древности находилась на более значительном расстоянии от моря, чем вилла Ариадны. Вилла Ариадны практически стояла над морем. Сейчас там расстояние до моря километра полтора, а тогда оно было метров 200-300. А все описания гибели Плиния просто говорят о том, что корабли причалили, они вышли и стали скрываться на пляже. Сразу же. То есть расстояние было очень небольшим. Поэтому я считаю, гипотеза, что именно на этой вилле скрывался от извержения Плиний, имеет право существовать. Но найти что-то? Ну только если Плиний ночью нацарапал «Я здесь лежал». В принципе, теоретически это возможно. Но вероятность этого, конечно, невелика.
М. Родин: Но, судя по описанию Плиния Младшего, он там спал без задних ног и вряд ли что-то царапал.
А. Бутягин: Ну, мог кто-то из слуг отметиться. Но, думаю, там была такая тревожная ситуация, что им было не до этого.
М. Родин: Я правильно понимаю, что из этих вилл практически всё вынесли, там нет никаких бытовых находок, и в этом смысле раскопки нам не очень помогают?
А. Бутягин: Да. Количество материала для нас там совершенно небольшое. Моя экспедиция в Крыму может за год откопать 60-80 тысяч фрагментов керамики. Естественно, большая часть из них – это обломки амфор, не имеющие научного или музейного значения, но всё равно мы должны их осмотреть, сосчитать, помыть, чтобы увидеть, что на них нет каких-нибудь знаков интересных.
М. Родин: Ну и для статистики пригодится.
А. Бутягин: Ну, на этот счёт есть разные мнения, это отдельный большой разговор. А здесь количество найденных нами фрагментов керамики за первые три с половиной года раскопок, период очень интенсивный, когда мы откопали большую часть находок, составляло, может, фрагментов 40. Это у нас в Северном Причерноморье в каждой яме 40 фрагментов ты уж точно найдёшь. Я их все зарисовал лично, даже стенки.
Понятно, почему: эти виллы содержали в порядке, как содержат особняки. Значительная часть находимых нами керамических фрагментов при археологических раскопках – это сбросы мусора. Дом начинает разваливаться, яму начинают засыпать, и туда кидают что ни попадя. Здесь никакого мусора не было. Сначала было чисто, потом пришёл Везувий.
М. Родин: А перед Везувием слуги всё вывезли.
А. Бутягин: Вывезли многое. Но не всё. Есть хорошие находки с виллы Сан-Марко и с виллы Ариадны, которые находятся в Неаполитанском музее. Но в XVIII в. всё хорошенько подчистили. И у нас было буквально несколько находок, монетку мы нашли римскую, часть украшения дверей, вот на таком уровне. Но зато количество найденного нами уже превысило 300 стандартных пластмассовых ящика, они называются у итальянцев «кассеты». Наподобие тех, в которых в магазинах держат виноград, овощи, фрукты. Только они пластмассовые и очень прочные, специально разработанные для больших нагрузок.
Чем же мы их набили? Это обломки фресок. Причём, поскольку копали в XVIII в., фрески перемешаны, из посещения в помещение перетащены. Некоторые фрески, как мы сейчас понимаем, на 20-25 м. отстоят от того места, где они находились. А некоторые, может быть, и больше. И это интересная работа, понимать, откуда что куда переместили.
М. Родин: Я так понимаю, вы какую-то даже компьютерную технологию подтянули.
А. Бутягин: Да. Мне стало интересно, можно ли с этим что-то сделать. И я попытался статистически изучать эти обломки фресок. Примерно так, как мы изучаем керамику. Этого никто никогда не делал, потому что надобности не было. А тут оказалось, что это нужно, и мы достигли определённых успехов. Я делал об этом сообщение, коллеги оценили мои усилия.
А сейчас мы начали копать интересное помещение. Оно, наверное, историку искусства не интересно совсем. До этого у нас были фрески, а это помещение с белыми стенами, снаружи белое, ничего там особо интересного внутри нет, как кажется. Но это помещение, во-первых, использовалось в XVIII в. как свалка для чего ни попадя. Там очень много находок. Среди них светильники, часто с клеймами. Кусок строительной терракоты. Мы нашли один с изображением, судя по всему, может быть даже Юпитера. В прошедшем году нашли кусок терракоты, видимо, с остатками большой фигуры грифона, такие лапища. И столовая керамика, и амфоры. И очень много строительных запасов. Как оказалось, помещение это в XVIII в. было недокопано, потолок упал на пол, мы его открываем и под ним находим настоящий нетронутый пол времён извержения. И на нём запасены строительные материалы.
М. Родин: И что же это за склад? Как вы его интерпретируете?
А. Бутягин: В 63 г. н.э., это менее известная публике дата, помпейский регион подвергся разрушительному землетрясению. Есть даже изображение на одном из рельефов в Помпеях, где всё перекошено, все статуи, колонны у храмов перекосило. И после этого даже многие аристократы попродавали поместья здесь, потому что они были сильно разрушены. А купили их, как мы выражаемся, «новые римские». Следы реставраций хорошо видны и в Помпеях. Некоторые дома даже не были реставрированы к извержению.
Здесь тоже шла реставрация. Была запасена дроблёная керамика, камни разных цветов, куски туфа, в амфорах известь. Куча разных строительных материалов лежала в этом помещении.
М. Родин: То есть это то, что удалось застать в процессе.
А. Бутягин: Да. Это очень интересно. Подобное очень редко удаётся добыть археологам. Да, это не прекрасно. Это не покажешь туристам: «Вот, смотрите какие прекрасные фрески мы открыли». Зато это можно интерпретировать, можно понимать их строительные задачи, как они делали, чем они пользовались. Это интересно для нас, изучающих жизнь и строительство в древности.
М. Родин: Что вы будете копать дальше и какие у вас планы на ближайшее время?
А. Бутягин: Мы зависим тут от ситуации археологической. Но мы пока продолжаем раскопки этого помещения. Мы не везде добрали его до пола, ещё метров 20 квадратных у нас есть. Я думаю, мы продолжим изучать эти строительные запасы. Может быть, ещё что-нибудь интересное найдётся.
М. Родин: Как найдёте, приходите к нам. Очень интересно про эти раскопки слушать.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий