Как почвоведы добывают исторические сведения из обыкновенной пустой ямы? Был ли Пор-Бажын обжит людьми? И почему археологи-мезолитчики сами почти стали почвоведами?
О том, как почвоведы помогают археологам, рассказывает кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института географии РАН Мария Артёмовна Бронникова.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом биологических наук, старшим научным сотрудником Института географии РАН Марией Артёмовной Бронниковой.
М. Родин: Сегодня у нас будет «магическая», я бы сказал, программа. Потому что очень часто мы говорим с археологами, и они рассказывают удивительные вещи, как они узнали о том, кто и как жил на совершенно пустынных ландшафтах. Чаще всего в средней полосе России, когда ты приезжаешь на раскоп, ты видишь просто яму, а там ничего. А потом приходит почвовед и говорит: здесь стоял амбар, здесь паслись животные, здесь они ели, здесь была кузница, а здесь стояли мехи. И всё это из ничего нам рассказывают почвоведы. О почвоведении мы сегодня и поговорим.
Расскажите, что это за наука, когда она возникла и когда стала применяться в археологии?
М. Бронникова: Эта наука возникла на рубеже XIX-XX вв. Основоположник почвоведения – Василий Васильевич Докучаев. Наука почвоведение, как генетическое, возникла в России, и потом уже в Америке почти одновременно. Контакты почвоведов с археологами начались прямо с Василия Васильевича. В одном из своих классических трудов он писал об исследовании Староладожской крепости. Но первые контакты почвоведов с археологами были удовлетворением шкурного интереса почвоведов. И довольно долго и часто, да и по-прежнему иногда, археологические объекты использовались почвоведами для датирования. Это уже позже появились методы абсолютного датирования. Но тогда почвоведы получали информацию о возрасте почв от археологов.
М. Родин: Что такое почва? Ведь это, на самом деле, не очевидно.
М. Бронникова: Да. Даже не только у обывателей, но и у наших коллег по смежным областям, у тех же археологов и четвертичных геологов, совсем другое представление о почвах. В понимании генетического почвоведа почва – это естественноисторическое тело, которое развивается на поверхности земли под воздействием т.н. факторов почвообразования. Таких, как климат, растительный покров, рельеф, почвообразующие породы и время. В последнее время ещё и человек рассматривается как ещё один мощный фактор почвообразования.
Таким образом, это естественноисторическое тело, которое мы имеем на поверхности Земли, в верхней части земной коры и пород, получается абсолютно зависимым от той среды, в которой эта почва формируется. Под воздействием этих факторов возникает дифференциация почвенных горизонтов. Это не так как у пород, накопление слой за слоем, рост вверх, а проработка почвообразующей породы вниз, в глубину. И поскольку почва – тело зависимое, здесь лежит интерес этого объекта для исследования прошлого природной среды и антропогенных воздействий. Поскольку при сочетании разных условий среды образуются разные почвы, почва умеет специфическим образом записывать и сохранять информацию об условиях своего формирования. В этом ключ к пониманию прошлого и прикладное использование почвоведения в археологии и палеогеографии.
М. Родин: Почвоведы отбирают какие-то пробы грунта. Что дальше происходит? Какие методы существуют? Сколько вариантов у вас работы с одним и тем же анализом, пробой?
М. Бронникова: Работа почвоведа начинается в полевых условиях. В этом лежит залог успеха, понимания почвы и окружающей среды. Когда мы выезжаем на объект, мы начинаем с геолого-геоморфологического и макроморфологического описания почвенного профиля или почвоподобных тел, седиментов. И, конечно, это пробоотбор.
Макроморфология, как и любая морфология, описывает формы. В полевых условиях мы описываем профиль, из каких горизонтов он состоит.
М. Родин: Профиль – это когда раскопали раскоп и осталась стенка.
М. Бронникова: Да. На стенке раскопа меняются цвета, структура. Всё это мы в поле описываем. В этом лежит ключ к пониманию того, в каких условиях почва формировалась. Если речь идёт об естественном природном теле, антропогенно ненарушенном. А если есть нарушения, или если это проработанный человеком субстрат, как культурные слои поселений, например, то, по большому счёту на раскопе поселения мы описываем то, что археологи и геологи называют стратиграфией. Но в стратиграфи это последовательность слоёв, как они накапливались. А мы при этом описываем также внутреннее устройство этих слоёв, их содержание, т.е. вещественный состав и то, как они внутри организованы. И делаем пробоотборы.
Современное почвоведение использует довольно большое количество самых разнообразных методов, особенно когда речь идёт о сотрудничестве с археологами. Это, с одной стороны, классические подходы и методы геохимического анализа, анализа состава, элементов, микроэлементов. Прежде всего почвовед исследует вмещающее вещество, то есть культуросодержащий субстрат. Не сами артефакты, которые для археологов имеют значение.
М. Родин: То есть не находки, а то, что вокруг них.
М. Бронникова: Да. Вероника Владиславовна Мурашёва, одна из археологов, с которыми мы очень давно сотрудничаем, когда мы говорим о том, как археолог реконструирует события, которые происходили у него на памятнике, цитирует Льва Клейна, который когда-то сказал, что работа археолога в чём-то похожа на работу криминалиста. И на самом деле работа археологического почвоведа или геоархеолога ещё в большей степени похожа на работу криминалиста. Потому что если археолог обычно имеет дело с остатками материальной культуры, то почвовед часто имеет дело с какими-то тайными знаками, только специалисту понятными.
Когда мы берём субстрат на анализ, мы можем рассматривать его с разных сторон. Мы можем рассматривать его с чисто химической стороны, как вещественный состав, из каких элементов состоит материал. Можем рассматривать, какие в нём есть микроостатки растений. Есть такие фитолитарии, сложные фитолиты, сложенные из аморфного кремнезёма. Или, если было какое-то воздействие воды, то такие водные организмы, как диатомовые водоросли, часто встречаются. На это всё существуют отдельные специалисты.
На микроуровне, если мы пропитаем рыхлый материал, который мы берём на анализ, полиэфирными смолами, мы можем сделать из него тонкий прозрачный шлиф, посмотреть его под микроскопом и увидеть микроартефакты, скажем, обломки кости. Что с этими обломками костей происходит, как они интегрируются во вмещающее вещество. То, что мы не видим простым глазом.
Очень часто к нам приходят археологи в разных ситуациях, и говорят: «Нам кажется, что здесь были какие-то деревянные конструкции. Но мы не видим самого дерева, оно разрушилось. Можете ли вы сказать, было тут дерево, или нет?»
М. Родин: Чаще всего дерево в археологическом раскопе выглядит, как просто пятно другого цвета, чуть более рыжеватого.
М. Бронникова: Да. И на микроуровне мы часто видим древесные остатки. Мы видим какие-то субстраты и образования, связанные с деятельностью животных. Например, прекрасное образование, связанное с навозом, очень красиво выглядит под микроскопом – так называемые кальцитовые сферулиты. Ими просто иногда бывают набиты культурные слои в стойлах. То есть очень многие вещи, которые простым глазом не видны, могут быть видны под микроскопом.
М. Родин: Насколько я понимаю, почвовед может зафиксировать присутствие каких-то созданных человеком вещей. Например, железка, которая лежит, влияет на всю почву вокруг. Как вы это ловите?
М. Бронникова: Когда заброшено поселение, или сооружён курганный могильник и всё это оставлено в покое, когда артефакт находится в почве, то почва на него влияет. В почве происходит ряд химических, биогеохимических, биологических процессов, которые, как правило, приводят к деградации археологического материала.
Если говорить о металлах, то всегда вокруг металлического предмета, даже если его сейчас уже нет, мы видим геохимические маркеры того, что он когда-то был здесь. Если мы отдадим почву на анализ элементного, микроэлементного состава, мы увидим те элементы, из которых это металлическое изделие состояло.
Поскольку эта деградация происходит не в точке, при деградации происходят процессы миграции, то около этого часто уже не существующего объекта мы наблюдаем зоны концентрации. По мере удаления от предмета концентрация будет уменьшаться.
М. Родин: Получается, вас не обманешь. Даже если что-то достать из почвы, всё равно следы этого останутся.
М. Бронникова: Да, те или иные следы остаются.
М. Родин: Давайте переходить к конкретным историям того, как вы помогали археологам. Я видел однажды, когда наблюдал работу почвоведа Татьяны Романис на раскопках у Александра Сыроватко. Она делала такую штуку: там было погребение, это сожжение, которое каким-то образом поместили в почву. Просто прикопали, что называется. И у Александра Сыроватко возник вопрос: эти останки наверняка в чём-то были. То ли в мешочке, то ли в туесочке. Их наверняка не просто в землю положили. И Татьяна делала отбор на шлиф, пыталась поймать край погребения, чтобы потом посмотреть шлиф и понять, в чём были эти косточки. Как это делается вообще?
М. Бронникова: Татьяна делала на раскопе микроморфологическую диагностику. Для того, чтобы отобрать микроморфологический образец, мы должны взять образец ненарушенного сложения. Этот образец берётся, пропитывается полиэфирной смолой. Это довольно длительная технология. В общем, в результате мы получаем тонкий срез почвы, когда-то рыхлого материала, но он консолидируется путём химической обработки. И дальше мы просто смотрим под микроскопом.
М. Родин: И видите кусочки мешковины, бересты, если это туесок.
М. Бронникова: Да, какие-то волокна. Собственно то, из чего это могло состоять.
На химическом уровне тоже такие вещи можно ловить. Но нам проще начинать с морфологии, потому что мы больше на этом специализируемся.
М. Родин: Ещё мне рассказывали интересные истории из Гнёздово. Например, насколько я понимаю, почвоведы помогли найти место, где плели верёвки, то ли ещё что-то, связанное с портовым хозяйством.
М. Бронникова: Это мои собственные данные. Это история, когда я немножко поработала палинологом, специалистом по споро-пыльцевому анализу. Один из методов ландшафтных и климатических реконструкций, используемых в палеогеографии и археологии.
Дело было так: в Гнёздово часть поселения находится на пойменной территории и на этом участке поселения есть вторичные озёра. Теперь мы знаем, что эти вторичные озёра существовали и во время существования Гнёздово. Дело в том, что ландшафт, особенно пойменный, в нашей средней полосе – дело динамичное, и эти озёра могут появляться и исчезать, менять конфигурацию, глубину, и т.д. В частности этими вопросами мы тоже занимались. Был отобран т.н. керн, колонка отложений из дна этого озера.
М. Родин: То есть столбик вытащили из земли.
М. Бронникова: Да. Столбик ненарушенных отложений. Он был специальным образом препарирован. И из этих отложений выполнялся споро-пыльцевой анализ. По пыльцевым зёрнам можно установить классификационную принадлежность растений. Эта колонка датировалась, были получены радиоуглеродные датировки. Объектом нашего особого интереса было гнёздовское время, нужно было понять, как отличался ландшафт и климат того времени от современных. И особый наш интерес был в том, каким образом хозяйственная деятельность населения гнёздовского поселения отразилась в отложениях и споро-пыльцевых спектрах.
И в частности среди прочего в это гнёздовское время было обнаружено огромное количество пыльцы конопли. Такой массовый пик конопли в принципе часто встречающийся на европейских споро-пыльцевых диаграммах, связанных с памятниками эпохи викингов, и шведские палинологи считают, что этот пик связан с использованием конопли в качестве материала для корабельных верёвок. И, я так понимаю, может это и по археологическим находкам где-то в Скандинавии известно. Я не знаю, были ли находки верёвок, но, вероятно, были, раз они такой вывод сделали.
М. Родин: Где-нибудь в мокром слое они могли сохраниться.
М. Бронникова: И у нас в Гнёздово тоже такой пик есть очень массовый. Ни до, ни после конопля не попадается, особенно в таких диких количествах.
М. Родин: Там ещё куски лодок находили.
М. Бронникова: Да, там были корабельные мастерские, как считают археологи. У нас в раскопах было найдено много связанных с кораблестроением объектов: лодочные уключины, шпангоуты, ещё что-то.
М. Родин: Что ещё в Гнёздово интересного вы делали?
М. Бронникова: Начнём с того, что появление почвоведов в Гнёздово в 1995 г. ознаменовало открытие пойменного культурного слоя. До того, как туда пришли почвоведы, никто не предполагал, что есть какой-то культурный слой в пойме.
М. Родин: Думали, что просто есть городище на холмике, и всё.
М. Бронникова: Да. К тому времени уже больше ста лет велись раскопки, и всегда считалось, что есть городище наверху, есть на террасах большое поселение, есть курганные могильники. Они тоже все в основном находятся на речных террасах. Дело в том, что в пойме культурный слой погребён слоем поздних речных отложений, и он был незаметен при разведках.
М. Родин: Все археологи жалуются, что там долго приходится до него копать. В IX в., условно, было поселение, потом люди ушли. А после этого река нанесла пустую породу.
М. Бронникова: Да. Ещё почти метр слоя накопился. Археологи называют это балластом, а мы – пойменным аллювием.
М. Родин: Как вы обнаружили этот культурный слой?
М. Бронникова: Зная историю развития речных долин и пойм в голоцене и в средневековое время, мы предположили, что этот слой может уходить под отложения в пойме. Там были заложены шурфы. Василий Нефёдов закладывал эти первые пойменные шурфы. И там действительно был обнаружен культурный слой. Вне территории поселения были обнаружены погребённые почвы лесного облика, с которыми мы тоже работали, реконструируя ландшафт.
М. Родин: А в самом культурном слое что удалось найти благодаря вашей работе?
М. Бронникова: Не то, чтобы прямо благодаря нам. Археологи обычно приходят с каким-то уже готовым материалом. Самый традиционный археологический вопрос: «А что это у нас такое?» Приносят разные субстраты из культурного слоя.
В нашей природной зоне в поверхностных почвах практически не бывает карбонатов. Это мел, известняк – такого рода субстраты. Если только прямо на известняках не происходит почвообразование, то в принципе современная почвенная среда на средней полосе агрессивна по отношению к таким материалам. Она просто их растворяет и выносит из профиля. И тем не менее в гнёздовском, причём мокром культурном слое, где среда должна быть наиболее агрессивна для таких объектов, попадаются какие-то карбонатные штуки. Археологи нам довольно регулярно их приносят.
Для начала мы на них капаем соляной кислотой. Всё это вскипает, что значит, что это какие-то карбонаты. Потом мы часто кладём их под микроскоп и обнаруживаем любопытные вещи.
Одна такая загадочная история, с которой мы до конца ещё не разобрались. В некоем бочонке был обнаружен такой карбонатный субстрат, из которого мы сделали шлиф и выяснилось, что это разрушающийся обломок, вероятно, какого-то биогенного известняка. Это известняки, которые сложены всякими морскими организмами. Известняки часто морского происхождения бывают. Совершенно понятно, что эти известняки в этом регионе точно не встречались.
М. Родин: То есть откуда-то привезли бочонок с каким-то мелом, известью?
М. Бронникова: Да. Довольно много мы работали в ремесленной зоне Гнёздово с разнообразными объектами. Карбонаты попадаются довольно часто. И они довольно часто именно с производственными территориями связаны. Я читала специально всякие средневековые трактаты по металлургическим технологиям, и т.д. В этих трактатах написано, что известь широко использовалась в разных технологических процессах уже в раннем Средневековье. Так что, в общем, это не удивительно. Удивительно, что она хорошо сохраняется в таких условиях. Но это факт.
М. Родин: Получается, везли издалека.
М. Бронникова: Какие-то карбонаты могли быть. Мы специально не искали источники. Могли быть в окрестностях, такое бывает на выходах карбонатных грунтовых вод, и т.д. Но морские известняки совершенно точно не местные. Но поскольку Гнёздово на торговых путях, то это не удивительно.
М. Родин: Давайте перенесёмся на другие памятники. Про Пор-Бажын, я так понимаю, можно много чего интересного рассказать. Что это такое и как вы там работали?
М. Бронникова: Это был очень интересный крупный проект, знаковый для российской археологии. Хотя памятник для археологов был не столь интересен, он более был интересен архитекторам, как в итоге выяснилось. До этого проекта, который начался в 2007 г., там были небольшие раскопки, по-моему, в 1950-е, или в 1960-е гг. небольшими площадями. А это был проект государственного значения. Там большая экспедиция примерно по 200 человек работала два полных сезона в 2007-2008 г. И потом уже своими малыми силами в рамках проектов РФФИ продолжали свои палеоландшафтные исследования.
Памятник любопытный. Это юго-восточный угол Тувы. Очень удалённое место, далеко от населённых пунктов, в 50-ти км от райцентра Кунгуртуг, который представляет собой очень небольшое тувинское село. На самом месте, где стоит памятник, ничего нет. Это небольшая внутригорная котловина, занятая почти целиком пресным мелководным озером, в котором огромное количество островов. И на одном из этих островов стоит раннесредневековая земляная крепость. Земляные стены, видны земляные конструкции и какие-то гранитные основания конструкций в центре.
Затеяли проект, который был хорошо финансирован на государственном уровне. Привлекли большое количество представителей естественных наук: геоморфологов, почвоведов, микологов, гидрологов. Большого спектра специалисты там работали. Научный лагерь был очень мощный, и археологов было там много. Своим ходом шли раскопки большими площадями. Было несколько открытых раскопов с разными начальниками. А мы занимались, собственно, реконструкцией ландшафтов.
Существовала легенда, что озеро было рукотворным. Тере-Холь в переводе и означает: «Здесь озеро». Кто-то из ханов стукнул палкой, сказал: «Здесь будет озеро», и озеро разлилось. И первый вопрос был у археологов: а было ли озеро, когда пришли люди сюда? И, поскольку памятник стоит на острове, второй вопрос: был ли перешеек между берегом и островом, когда строили памятник? Следующий вопрос: какова была технология сооружения этих глинобитных конструкций и откуда брали материал? И, поскольку это был глобальный проект, и мы шире поставили вопрос. Мы довольно большим количеством палеогеографических методов фактически сделали ландшафтные реконструкции. Фактически, они получились не только на время существования памятника, а, как любят палеогеографы, примерно на весь голоцен, т.е. на последние 12000 лет.
Памятник был довольно удивительный, не смотря на то, что его планировка довольно сложная: есть мощная обводная стена, и внутри много конструкций, которые читаются на поверхности. Он не заросший. Котловина занята степной растительностью.
Но при этом, когда начали копать, стало понятно, что непосредственно археологического материала, т.е. находок в культурном слое, крайне мало. И за два года раскопок это были вообще буквально единичные находки. Помимо архитектурных находок, таких, как горы керамической черепицы. И вопрос был: почему так, действительно ли было обживание? И практически на все эти вопросы в ходе исследования мы ответили.
Но по поводу обживания, это довольно длительная история. Мы ещё поучаствовали в датировании естественнонаучными методами, нам удалось довольно точно датировать этот памятник. Радиоуглеродное датирование последовательности древесных колец, т.н. wiggle-match dating. В общем, получилась точная датировка. И, сопоставив эту радиоуглеродную дату с археологическими историческими событиями, было показано, что постройка этого памятника пришлась на время манихейского переворота. И та коалиция, которая этот памятник строила, уже не смогла его обживать, потому что сменилась власть.
И действительно, оказалось, что культурные слои не только практически не содержат археологического материала, но они даже в общем-то почти не содержат следов обживания территории. Таких, как фосфорные субстраты, накопления фосфора в культурных слоях, которое сопровождает любое присутствие человека с древних времён за счёт того, что и продукты выделения человека содержат фосфор, и особенно продукты животного происхождения, которые используют в пищу, тоже содержат фосфор.
М. Родин: Я правильно понимаю, что вы говорите о продуктах выделения животных и человека?
М. Бронникова: В том числе, но не только. Мясо тоже содержит много фосфора.
М. Родин: Т.е. не обязательно везде гадить.
М. Бронникова: Не обязательно. Надо и есть тоже. Готовить, использовать продукты животного происхождения. Продукты растительного происхождения тоже содержат фосфор, но в меньших количествах. Просто животные продукты – это прямо всплеск фосфора.
То, что раньше археологи называли фосфатным анализом, пришло в археологию очень давно и прописано в старых учебниках полевой археологии. Именно по повышенному содержанию фосфора ведётся диагностика когда-то заселённых территорий.
М. Родин: Т.е. можно ничего не найти, но просто по анализу почвы понять, что здесь жили люди.
М. Бронникова: В принципе, да.
Были исследованы ассоциации микроскопических грибов, которые тоже очень чутко реагируют на присутствие в прошлом и в современности человека. И на многие субстраты, связанные с человеком: такие, как волосы, мех, кожи, ногти. Есть определённая группа грибов-кератинолитиков, которые на этих субтратах существуют.
М. Родин: А человек много этого оставляет.
М. Бронникова: Да. Это и скот, и собственные, и одежда, и всякое такое.
В общем, все геохимические и биологические индикаторы тоже не показали серьёзного обживания памятника наряду с отсутствием археологических находок.
Озеро было, и оно существовало 12000 лет. Это было подпрудное озеро, т.е. чем-то сток из котловины был запружен. Возможно, ледниками, возможно, чем-то ещё. Речки стекали в котловину и не вытекали.
Памятник, как выяснилось, существовал изначально на острове. Причём выяснилась очень любопытная история: оказалось, что памятник, остров и все остальные острова в этом озере стоят фактически на ледяных столбах. Дело в том, что это зона распространения вечной мерзлоты, многолетней мёрзлой породы, которая уже считается, что это уже островная зона, но в этой котловине мерзлота есть везде, это мощный слой мерзлоты. А под озером, это обычное явление: происходит протайка, т.н. талик. Но в какие-то эпохи, которые мы более-менее датировали, когда были ещё более жёсткие условия, хотя сейчас в этих котловинах Тувы бывает по 50 градусов мороза, но тем не менее, когда было ещё более сурово и зимой отложения очень глубоко промерзали, лето было холодное и они не до конца протаивали. И при этом было достаточно сухо. И острова представляют собой отложения, которые постепенно, очень медленно за счёт нарастания мерзлоты воздымались из-под воды. Они воздымались всё выше и выше, потом они отрывались от уровня мерзлоты. И сначала на них было болото, а потом стали степи.
Стены строили из озёрных отложений, черепицу делали из других совсем отложений, которые складывают поверхность котловины. Это т.н. конуса выноса маленьких водотоков, которые стекают с гор.
М. Родин: То есть везли неподалёку.
М. Бронникова: Неподалёку, но везли. Потому что все озёрные отложение очень высококарбонатные. Их было нехорошо обжигать. Это была бы очень некачественная черепица, если бы она вообще получилась. Поэтому они привозили.
А то, из чего они памятник строили, они брали буквально из под себя. И мы, в общем, даже нашли места карьерных выемок, откуда брали материал. А его брали как со дна озера, так и отрезая прямо куски от острова.
С этого у меня лично началась эпоха проектов с комплексным подходом, когда на опыте пор-бажынского проекта оказалось, что очень продуктивно использовать много палеогеографических записей, разные методы и подходы анализа для реконструкции событий внутри локальных геосистем.
М. Родин: Получается, не когда вы работаете по запросу археологов: «А что это у нас такое?», а исследуете памятник целиком.
М. Бронникова: Речь идёт не только о памятниках, но и о местах, где нет памятников. Вообще о развитии природной среды. Как геосистема развивалась, как менялся климат, растительность.
М. Родин: В Казахстане у вас проект на болотных городищах. Это что-то похожее?
М. Бронникова: В принципе да, это что-то похожее. Это большой памятник в Приаралье. Один из серии т.н. болотных городищ, тоже раннесредневековый. Сейчас это пустыня, Арал засох. По реконструкции получается, что во время существования памятника береговая линия подходила довольно близко. Не то, чтобы море плескалось у ворот, но тем не менее близко. И на этом тоже археологические, исторические реконструкции основываются. Мы тоже пытаемся их подтвердить или опровергнуть. В этом году в частности вопросами береговой линии мы тоже занимались. Мы работали на этом памятнике уже не один год, но два года особенно интенсивно. Это большой российско-немецко-казахский проект, в котором задействованы археологи означенных стран, геоморфологи, почвоведы и некоторые другие специалисты.
Это проект о существовании этого памятника, об освоении территории, динамике расселения человека внутри территории памятника и о том, какой ландшафт этот памятник окружал в Средневековье, насколько он отличался от современного, как отличалась водная сеть. Это особенно важно, потому что тут аридные условия, поселения были привязаны к водотокам.
По результатам бурения прошлого и этого года мы примерно знаем, где были русла, которые примерно соответствуют времени существования памятника. Мы знаем, что то русло, которое проходило через городище, во время существования памятника уже не функционировало как русло. Там не было воды. Мы знаем, что, по всей видимости, территория была гораздо лучше увлажнена, это не были пустынные условия.
Наши чисто почвенные микроскопические исследования, в которых нам помогали специалисты по фитолитному анализу (это анализ, который позволяет восстановить тип растительности по кремниевым микроостаткам. Это образования, которые накапливаются в растениях при их жизни и потом очень хорошо в почве сохраняются), позволили выяснить любопытную вещь. В частности, в культурных слоях Джанкента были обнаружены фитолиты культурных злаков. Причём они не рассеянные, а прямо пластами лежат. Что говорит о том, что это была солома, которую использовали. Если именно солома культурных злаков идентифицирована на городище, это значит, что их здесь выращивали. Ведь зерно же не везут с соломой. Значит в окрестностях, где сейчас пшеницу не выращивают, сейчас растят заливной рис. А в Средневековье там, по всей видимости, выращивали пшеницу.
В этом году мы разбурили городище машиной, глубоким буром. Везде дошли до основания культурного слоя. Там мощные культурные слои. По раскопам мы знаем, что там порядка 8-9 метров культурного слоя. Теперь мы знаем, в каких частях городища он мощнее. Это большой памятник, прямо город. Раскопами вскрыть всю эту площадь невозможно. А машиной можно узнать, как город обживался. У археологов уже были какие-то гипотезы, поскольку в разные годы в разных местах раскапывалось поселение, есть уже какое-то примерное представление о динамике, где раньше начался культурный слой, где позже обживание началось. Мы пересекли профилями кернов всю территорию городища с востока на запад и с севера на юг. Везде достигли конца культурного слоя и немножко прошли отложения под ними, взяли образцы, чтобы анализировать ландшафтную обстановку, которая была до существования городища. И сейчас образцы находятся на радиоуглеродном датировании. И мы везде будем знать, когда в какой части началось обживание.
М. Родин: Я правильно понимаю, что благодаря этим кернам вы можете плюс-минус восстановить планировку города: где что находилось? Я вспомнил историю про ботайских лошадей. Нашли стойла лошадей. Как нашли? Там ничего нет. Есть четыре ямки вроде как под столбы. А почвоведы определили, что там были лошади. Лошади гадили, и по составу почвы поняли, что там они находились.
М. Бронникова: Это очень вероятная вещь. У нас на Джанкенте похожая ситуация была. Есть возвышенный участок в пустыне, окружённый стенами. Некоторая внутренняя планировка сохранилась, некоторые стены. И за стенами есть небольшая площадка с культурным слоем, некое округлое сооружение, более возвышенное, где, они предполагали, содержали скот. Это был кораль. В этом году ещё пробурили, дополнительные образцы отобрали. Слой там очень малонасыщенный, там почти нет находок. Какие-то небольшие фрагменты керамики, не смотря на то, что вообще на городище насыщенный находками слой. Мы взяли образцы на анализ химического состава, в частности и фосфора. Фосфора там было очень мало, т.е. обживание незначительно. Из чего мы сделали вывод, что скота там не было точно. Уж если скот, то всплеск по фосфору идёт очень мощный. Тем более в аридных условиях, где фосфорные соединения хорошо сохраняются.
Но коллеги-микологи нашли на этом участке небольшие всплески кератинолитических организмов, которые как раз разлагают кожу, волосы, мех. И у археологов возникла немножко спекулятивная догадка о том, что, может быть, здесь содержали рабов. Но мне кажется это очень маловероятным, потому что рабы тоже должны давать всплеск фосфора помимо кератинолитиков. Мы сейчас продолжаем раскручивать историю, нам кажется, что это не так.
М. Родин: Мы всё время говорим про раннее Средневековье. Я понимаю, что так жизнь сложилась, что ли. Но мне немного обидно за коллег-археологов других эпох. Раннее Средневековье хоть как-то освещено письменными источниками. Ведь есть каменный век, где нет вообще ничего письменного. И, мне кажется, там вы бы очень сильно помогли. Расскажите про этот опыт. Я так понимаю, у вас есть опыт работы в Костёнках.
М. Бронникова: Конечно. Изначально палеолитическая археология в гораздо большей степени была связана с представителями естественных наук. Если средневековые отложения обычно именно мощные антропогенные, по несколько метров часто в городах или протогородах, то палеолитические памятники обычно лежат внутри природных отложений в погребённом состоянии. И это какие-то небольшие прослойки часто. И находок там мало.
У меня был небольшой опыт работы на мезолитическом памятнике. Забавный очень опыт, потому что мезолитчики, как и палеолитчики, копают очень подробно. При том, что часто, как этот мезолитический памятник под Тарусой, в раскопках которого я участвовала, он очень слабо насыщен культурным материалом. Фактически археологи, у которых потрясающе развита культура полевой фиксации материала, зарисовывают каждый срез, каждое пятно в раскопе, копают наше. Они копают наши почвы и фиксируют именно почвенные объекты. Потому что культурного материала почти нет.
М. Родин: То есть мезолитчики – почти почвоведы.
М. Бронникова: Да. Они и почвоведы, и геологи.
М. Родин: Какие методы там применяются и что вам удавалось найти?
М. Бронникова: Мы очень шапочно работали на этих древних объектах. В Костёнках очень продуктивно археологи сотрудничают и с почвоведами, и с геоморфологами, и с палеогеографами. Там очень много работал Андрей Алексеевич Величко, наш великий всемирно известный палеогеограф. Там реконструкция среды. Андрей Валерьевич Панин в последние годы много провёл времени, реконструируя балочную систему, как она развивалась, как балки, ложбины были связаны с поверхностями обживания. Довольно известный почвовед Сергей Николаевич Седов, который последние 20 лет работает в Мексике, неоднократно приезжал, исследовал в сотрудничестве с российскими почвоведами, такими как Ольга Сергеевна Хохлова, Светлана Арсеньевна Сычёва, именно ландшафтную обстановку, соответствующую времени обживания этого памятника.
Получилось, что это ландшафты тундростепей. Палеогеографы давно знают на это время ландшафт. Но их исследованиями были реконструированы ландшафты конкретно в месте этого палеолитического поседения. И сейчас такие ландшафты мы имеем в Восточной Сибири в зоне распространения мерзлоты.
М. Родин: Я так понимаю, то интересно в палеолите, например: вы можете локализовать внутри поселения структуру, от которой совсем ничего не остаётся. В которой нет фундамента, ничего. Но вы можете по следам жизнедеятельности человека это определить.
М. Бронникова: Да, немножко. Хотя, конечно же, интенсивность обживания поверхности в палеолите была совсем не та, что в Средневековье. И индикаторов человеческой деятельности там накапливается меньше. И времени прошло много. Поэтому они не так хорошо сохранились. Но тем не менее.
М. Родин: Тем ценнее ваша работа.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий