Почему из века в век в Китае проводились реформы, которые как будто бы ничего не меняли? Что общего между империей Цинь и послепетровской Россией? И когда разумнее разделить империю на феодальные уделы, а не пытаться управлять ею с помощью чиновников?
Говорим о бесконечных китайских реформах с кандидатом исторических наук, заведующим кафедрой китайской филологии и преподавателем кафедры истории стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии ИСАА МГУ Марком Юрьевичем Ульяновым и с преподавателем школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ Максимом Сергеевичем Целуйко.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом исторических наук, заведующим кафедрой китайской филологии и преподавателем кафедры истории стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии ИСАА МГУ Марком Юрьевичем Ульяновым и с преподавателем школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ Максимом Сергеевичем Целуйко.
М. Родин: Когда вспоминаешь школьный учебник по истории Китая, там всё время: «настал кризис, разразилась гражданская война, пришёл новый правитель, провёл реформы». Потом опять: «настал кризис, разразилась гражданская война, пришёл новый правитель, провёл реформы». Интересно, что же это за такие бесконечные китайские реформы, которые как будто бы ничего не меняют, постоянно нужно реформировать, и постоянно они реформируют что-то с землёй. Будем разбираться, как было устроено реформирование в Китае.
Марк Юрьевич, ситуация, которую я описал, только у меня в голове происходит, или другие люди тоже задаются таким вопросом?
М. Ульянов: Я думаю, что у любого выпускника любого российского истфака именно такая модель, которая складывается в процессе прочитывания и, я надеюсь, выучивания учебника истории стран Азии и Африки в Средние века. И действительно, тема преобразований является одной из центральных в китайской истории и входит в парадигму представлений об историческом процессе, с какой бы стороны мы её не рассматривали. И в этом отношении это очень важно и для нашего восприятия Китая, и для нашего восприятия нашей исторической традиции. Очень правильно, что вы сформулировали такую тему для передачи: реформы и их место в историческом процессе.
И очень важно их восприятие обществом. Говоря о Китае и России в этом отношении, о Китае в первую очередь, стоит говорить об их восприятии и месте в историографической традиции. И мы постараемся лишь немного говорить о том, как было на самом деле, но отметить то, что в китайской истории, как правило, большинство упомянутых в учебных пособиях и не только реформ воспринимаются, как положительные. И они всегда даются в контексте исторического процесса, подчёркивая, что если они действительно положительные, то после этого государство неизбежно усиливается и переходит на какой-то новый этап развития. И в этом отношении выстраивается такая линеечка от периода Чуньцю в первую очередь, и историографического образа реформатора из царства Ци Гуань Чжуна, это VII в. до н.э., чьи реформы привели к тому, что его правитель становится первым гегемоном во всей Восточной Азии. И можно провести прямую линию до реформ Дэн Сяопина, которые постоянно в нашем сознании и в СМИ подаются, как успешные.
А с другой стороны, есть наше российское восприятие реформ. И, читая лекции в университете, просматривая учебники русской истории, какие-то справочные пособия, мы встречаем противоположный взгляд: реформы наши часто бывают «непродуманны», «половинчаты», «не доводятся до конца». Я выписал, как образец, описание реформы Петра I, не буду называть, из какой книги: «Особенностью первого этапа была спешка и не всегда продуманный характер, что объяснялось ведением Северной войны. Реформы были нацелены прежде всего на сбор средств на ведение войны, проводились насильственным методом и часто не приводили к желаемому результату». Т.е. подчёркивается их негативный характер, безрезультатность, и т.д.
Сравнивая это с Китаем, мы немного удивляемся. Но это даёт нам некий исторический опыт и материал для размышления: может быть, действительно, в прошлом надо искать и положительные стороны для того, чтобы делать выводы, искать исторический опыт? Не хотелось бы идеализировать китайскую традицию, но внимание к положительным сторонам проведения преобразований играет определённую роль. Мы можем констатировать, что все последующие реформаторы присматривались к опыту предшественников и старались его учитывать.
И хотелось бы сделать некоторые генерализации, сформулировать подход. Реформы в этом отношении имеет смысл рассматривать с точки зрения политического процесса. Постараться снять эмоциональные стороны, не говорить о благосостоянии общества, а просто, как и положено историку, увидеть и дать определение тому, что такое реформа именно с точки зрения протекания политического процесса. И если считать, что основное содержание политического процесса – это политическая борьба за высшую власть в первую очередь и строение государства и системы управления, то можно придти к выводу, что реформы – это один из наиболее эффективных и очевидных приёмов проведения политической борьбы со стороны носителя высшей власти. И когда мы так формулируем наши подходы, мы можем поместить их в исторический контекст, рассматривать сообщения самых разных источников, и, опираясь на теоретические знания и практический опыт, делать какие-то выводы и наблюдения.
Ещё раз подчеркну: реформы – это инструмент политической борьбы. Мы говорим о древности и Средних веках. Сообщений источников хотя и много, но они краткие и отрывистые, то это помогает увидеть контекст и подумать, какие были предпосылки для этих преобразований, для чего они проводились, к каким результатам привели.
М. Родин: Когда мы в первый раз в источниках сталкиваемся с реформами? С какими проблемами столкнулся правитель и как их решал?
М. Ульянов: Мы с Максимом Сергеевичем решили, что нужно разделять два вида преобразований: преобразования системные, которые идентифицируются или отождествляются с тем или иным историческим деятелем, и преобразования, которые известны в источниках в той или иной области. Поэтому прежде, чем ответить на ваш вопрос, я замечу, что мы можем выделить такую последовательность реформ: реформы в сфере управления, в сфере экономики, в широком смысле в сфере культуры, и военные реформы.
И если мы будем говорить об отдельных из них, то у нас есть данные о попытках преобразований, именно данные, то есть, скорее всего, преобразования имели место уже в период Шан. Историографическая традиция об этом почти умалчивает, но по сопоставлению всех видов источников мы видим, что в правление последних шанских правителей, У И и Ди Синя, это XI в. до н.э., были предприняты попытки как минимум реформирования управления государством и попытка внедрить представителей бюрократии, которые не были бы связаны с аристократическими наследственными родами.
И, может быть, Максим Сергеевич лучше скажет о реформах, которые известны в Западной Чжоу.
М. Целуйко: Это Х век до н.э. Это царь по имени Му-ван. Это человек, который, по свидетельствам источников и наших больших корифеев, например, Василия Михайловича Крюкова, провёл реформу, которую принято называть «ритуальной». Но она относится к более широкому спектру действительности. Прежде всего это реформа социальных рангов. Если до этого мы говорим о кланово-родовом обществе, в котором есть определённые брачные степени, определённые наименования родовых отношений (дядя, тётя, дедушка, старший предок, младший предок), то теперь эта терминология будет использоваться для того, чтобы создавать титулы. Т.е. из степеней родства, из брачных категорий проистекают титулы, которые станут потом титулами западночжоуской аристократии.
Т.е. это некоторый переход от родовых отношений к тому, что тот же Василий Михайлович Крюков называет «конический клан». Т.е. к тому, что будет потом неким базисом и мейнстримом устройства чжоуского общества до примерно III в. до н.э.
М. Родин: Т.е., условно, «граф» у них – это «дядя», «лорд» – это, условно, «дедушка». Так?
М. Целуйко: Да. Термины родства, старшинства в роду, в клане используются для того, чтобы создавать те самые титулы. И таким образом легализуется новое состояние, в котором чжоуское общество уже пребывало де-факто.
М. Родин: Мы говорили с Марком Юрьевичем до эфира о том, что китайские реформы отличаются последовательностью.
М. Ульянов: Это хороший пример того периода истории, который не очень хорошо представлен источниками. И Максим Сергеевич говорил об одном очень чётком примере: мы знаем об изменении титулатуры, но можем судить в контексте анализа преобразований о том, что создаётся новая социальная группа управленцев. То есть происходит практически преобразование в сфере управления. И если нарративных источников, где были бы описаны все преобразования, ещё нет, то по этим косвенным признакам, которые находятся может быть даже в эпиграфике, можно судит о значительных изменениях в обществе.
Если говорить о Чжоу, то небольшие признаки преобразований мы видим и в первое правление Му-вана (система управления, связанная с созданием крупных владений) и в последующие.
Но здесь я ещё раз подчеркну: реформы, которые персонифицируются с отдельной личностью, относятся уже к более позднему периоду, к периоду Чуньцю. Но и здесь они связаны с одним человеком, Гуань Чжуном, который не царь, а первый министр. Это очень важный момент, потому что и в китайской, и во всех остальных исторических традициях реформы приписываются либо царю, носителю высшей власти, так, будто они проводятся от его имени (реформы Александра II, Петра I), либо первому министру (столыпинские реформы, реформы Витте). В китайской истории мы видим то же самое.
Сам по себе это достаточно любопытный феномен, потому что когда реформы проводятся от имени правителя, последствия очень опасны для него. Потому что реформы призваны затронуть интересы большого количества людей, разрываются компромиссы, договорённости. И весь негатив, который накапливается в обществе, напрямую устремляется к правителю. Для авторитета правителя это может быть очень сильным ударом и часто приводит к его преждевременной гибели. А когда есть первый министр, он весь негатив берёт на себя. Его можно назначить, можно снять, можно подправлять. Но в любом случае, с точки зрения истории, здесь уже, наверное, какая-то историческая психология, очень сложно решиться стать реформатором при царе, понимая, что сделаешь пользу для государства, но потомки не оценят. А неприятность ещё и в том, что и историки не оценят: тоже будут ругать и дискредитировать.
Китайская история даёт большой опыт в этой сфере. Реформы от лица императоров и правителей-носителей высшей власти начинаются, если я не ошибаюсь, с Цинь Шихуанди.
М. Целуйко: Лучше всего задокументированные – да. Т.е. те, которые можно назвать именно реформами, преобразованиями, и где их субъект, скорее всего, так думал. Т.е. он понимал, что он преобразует что-то так, что раньше этого не было.
М. Родин: Что мы можем говорить об организации этих реформ? Как они были устроены, как они приводились в жизнь? Был ли какой-то план, или это было хаотичное реформирование?
М. Ульянов: Реформы Цинь Шихуанди проводились на стыке двух огромных эпох. Заканчивается эпоха полицентризма, Чуньцю, Чжаньго, и на месте разрозненных царств, объединённых общей культурой, но суверенных, формируется единая империя. В 221-209 гг. до н.э. – империя Цинь, а с 202 г. до н.э. – империя Хань. И в этом отношении Цинь Шихуанди – первый император, от имени которого проводятся реформы. Но его реформы продолжают целую серию преобразований, характерных для царства Цинь.
М. Родин: Это важно: Цинь Шихуанди начал проводить реформы, но не с пустого места, а оглянувшись на своих предшественников.
М. Ульянов: Да. И здесь проводится прямая линия от Гуань Чжуна, о котором мы знаем только в общих чертах, и о его реформах можно говорить гипотетически, это VII в. до н.э. Но результат: усиление царства Ци, первого гегемона в Восточной Азии. А следующее – это царство Цинь и не очень далёкий предшественник Цинь Шихуанди реформатор Шан Ян, который был первым министром при прадедушке, или дедушке…
М. Целуйко: Сяо-гун – 361-338 гг. до н.э. А Цинь Шихуанди в 246 г. начал править. Так что много времени прошло между ними.
М. Родин: И это удивительно для меня. Когда мы говорим про европейскую историю, у нас приходит новый правитель и новая гребёнка гребёт по-новому. А здесь они продолжают дело предшественников. Как это возможно, во-первых? А во-вторых, надо разобраться в содержании этих реформ. К чему стремились и почему так долго, столетиями, приводили в жизнь?
М. Целуйко: Прежде всего нужно сказать о том, что предпосылки реформ накапливались столетиями. Нужно понимать, что реформы Шан Яна – это середина IV в. до н.э. Это середина эпохи Чжаньго, Сражающихся царств. Эпоха Чжаньго начинается где-то в середине V в. до н.э., в 450-е гг. Старые группы силы и власти силы и власть теряют. И начинается то состояние, которое китайскими современниками описывается понятием «смута». И многие трактаты, тексты, неудавшиеся реформаторы и наш удавшийся реформатор Шан Ян атакуют смуту. Пытаются на её место принести порядок. Так, по крайней мере, написано в источниках.
Что за предпосылки? Приходит железный век, начинается гораздо более глубокое разделение труда, урбанизация. Увеличивается интенсивность торговых связей. Люди начинают менять своё место жительства. Они оставляют то, чем принято было заниматься их предками, земледелием, например. Это с одной стороны.
С другой стороны, аристократия изменяется. Количество земель, пригодное для того, чтобы раздавать аристократические владения, истощилось. И теперь в отсутствие правила майората образуется огромное количество младших сыновей и внуков, которые имеют культурное наследие: грамоту, умеют стрелять из лука, ездить на колесницах, но не имеют наследства. И образуется огромный кадровый резерв для тех людей, которые готовы им воспользоваться. И они пользуются им для того, чтобы проводить перевороты, создавать собственные царства, и т.д. Династии правителей Ци и Цзинь теряют власть. Т.е. это время резких изменений.
Царство Цинь в этот момент переживает предыдущий период по сравнению со всеми остальными. У всех закончилось, а у царства Цинь ещё было. Царство Цинь в этот момент завоёвывает новые земли на стыке рек Вэйхэ и Хуанхэ у ослабевшего и распавшегося царства Цзинь и у его наследника царства Вэй, получает новые земли и переносит в них столицу. Это происходит к 385 г. до н.э. Предшественник Сяо-гуна, его отец Сянь-гун, переносит столицу в новые земли, опирается на новую знать и концентрирует тот властный и экономический ресурс, который поможет его сыну в проведении этих реформ совместно с Шан Яном.
То есть тут надо уйти от «парадигмы Ришелье», когда считается, что Ришелье узурпировал власть, а Людовик XIII при нём только пиры пировал. Это сотрудничество правителя и первого министра.
Эти предпосылки – одновременно накопление проблем, которое произошло с середины V в. до н.э., и накопление возможностей для их решения, ресурсов. Потому что до 412 г. до н.э. в Цинь шла кровопролитная внутренняя война, правители умирали очень быстро, к власти приходили незаконные правители. В результате многие претенденты на власть и побочные рода были уничтожены. Сянь-гун и Сяо-гун были единственные, кто мог претендовать на власть. Их власть была стабильной, и аристократии не было чего им возразить.
В результате накопления политического авторитета и ресурса, в результате накопления новых земель они смоги осуществить реформы Шан Яна, которые заключались, в общем-то, тоже в легализации сложившегося положения.
Обезземеленных аристократов переводят в статус бюрократов (чиновников). На их основе создают управление, которое происходит на основе писаных законов, а не родовых норм и традиций. Аристократ сражается за правителя, чтобы то дал ему титул и землю. Чиновник – за зарплату. И это расширяет возможности государственного контроля над населением. Население делится на определённые социальные группы коллективной ответственности и взаимного доносительства, которые в традиционном переводе называются «пятки» (от слова «пять») и «десятки». Население должно платить налоги, и за это получает ранги знатности. Теперь система знатности распространяется не только на аристократию, но на всё население. Если у тебя есть ранг знатности, то это как социальная привилегия. Если ты совершил преступление, ты можешь зачесть свой ранг знатности. Ты его лишишься, но тебя не накажут: не отрубят пятку, не выдадут тебе палок, и т.д. Т.е. это система социально-политического обмена статусов. Система рангов знатности соответствует системе должностей. Это как полковник и командир полка. Полковник – это, условно, ранг знатности, а командир полка – должность. И образуется, с одной стороны, централизованная бюрократия, а с другой – некая система, которая позволяет контролировать (и мотивировать, что очень важно) всё население.
Реформа Шан Яна хорошо задокументирована. У нас есть как минимум два больших источника. Это «Исторические записки» Сыма Цяня и «Шан Цзюнь Шу», «Книга правителя области Шан», как минимум часть которой, скорее всего, принадлежит кисти Шан Яна. И там очень много внимания уделяется мотивации воинов. Т.е. как мотивировать людей к войне и земледелию. Они получают ранги знатности за свои успехи в войне и земледелии. Это основа реформ Шан Яна.
М. Родин: Это как будто похоже на петровские преобразования, когда старая заскорузлая местническая система переведена в бюрократическое более эффективное русло.
М. Ульянов: Это перелом, переход общества в новое качество. И очень важна сама идея этих преобразований и их последствия, потому что реформы надо проводить. И Восточная Азия имеет несколько крупных государств кроме Цинь. Цинь в то время не самое сильное. Рядом огромное царство Вэй на Великой равнине в огромном аграрном очаге, и царство Чу, которое уже присоединило половину Китая. Но там реформа не проводится, там сохраняется архаическая система социальных связей и управления.
И важная мысль, почему в традиции сохраняется именно опыт реформ Шан Яна. Отдельные попытки реформ предпринимались во всех государствах. Это естественный способ функционирования государства. Но здесь была именно серия последовательных законов, которые привели к конкретным результатам. И очень быстро царство Цинь начинает увеличиваться, усиливаться. И в близкой исторической перспективе становится первой империей.
М. Родин: Грубо говоря, эти реформы запомнились, потому что они стали эффективными. Именно поэтому потом их продолжали.
М. Ульянов: И стали основой опыта всех дальнейших реформ.
М. Родин: Через 110 лет к власти приходит Цинь Шихуанди, который впервые объединяет в империю весь Китай. И он продолжает эти реформы. Как это было?
М. Ульянов: Можно говорить с 227 г. до н.э.
М. Целуйко: Вряд ли Цинь Шихуанди думал, что он продолжает реформы Шан Яна. Потому что Цинь Шихуанди решал свою задачу. Он занимался созданием империи. У него была проблема неунифицированности способов управления, потому как, скажем, завоёванные к тому моменту у Чу земли не управлялись с помощью чиновничьего аппарата. Они управлялись с помощью той самой системы пожалования уделов аристократической знати. Но значительная группа людей, которая поддерживала Цинь Шихуанди, которая дала ему власть в 246 и 238 гг. до н.э. – это были чусцы, выходцы из этого царства. И возникает вопрос: как унифицировать эти земли.
М. Родин: А они не имели отношения к той аристократии, которая там управляла?
М. Целуйко: Имели. В том-то и проблема. Это была их сила. Унификация в конечном счёте этот ресурс уничтожала. Таким образом, Цинь Шихуанди столкнулся с парадоксом: чтобы провести имперскую унификацию, создать единое государство с едиными способами управления, едиными законами, ему нужно было лишить опоры себя и тех людей, которые его поддерживали. В этом одна из его трагедий.
И он, в конечном счёте, на это пошёл, и пошёл довольно резко. Ему предлагали после 221 г., когда он завоевал все остальные царства, вновь ввести удельную систему, раздать своим сыновьям уделы. Но он на это не пошёл. Таким образом, он смертельно испортил свои отношения с аристократией. И был единственным китайским императором, который никогда не женился, у которого никогда не было официально назначенной императрицы, у которого были только наложницы. Что впоследствии сказалось на том, что его дети не смогли по хорошему прийти к власти, вырвать реальную власть из рук соратников Цинь Шихуанди. Как наследники Петра какое-то время не могли вырвать власть из рук его соратников.
В целом реформы Цинь Шихуанди можно назвать одним словом: «унификация». Все системы, кроме циньской, должны быть оставлены в прошлом. Циньская система должна распространиться на весь Китай. Весь Китай должен управляться чиновниками. Везде должны быть унифицированные шрифты. Все тексты, написанные шрифтами и иероглифами других царств, должны быть уничтожены, переписаны на циньский шрифт и потом уничтожены, чтобы остался единый абсолютный шаблон.
За это Цинь Шихуанди считают уничтожителем, репрессирующим философские школы, и т.д. Но, скорее всего, он занимался не уничтожением, а унификацией, приведением к единому образцу.
М. Родин: Но Цинь Шихуанди долго не протянул и династии после себя не оставил. Потом случился раздрай. И неужели императоры Хань продолжали эти реформы?
М. Ульянов: Идея преобразования сохранилась в культуре. И те люди, которые были вовлечены в политическую борьбу, исходили из того социального опыта, который был уже накоплен. И преобразования Цинь Шихуанди были очень мощным этапом. И ментальность людей всей восточной Азии после этого изменилась кардинально. Стало формироваться настоящее имперское мышление.
Важно сказать, в чём же заключался опыт. Когда мы говорили о Шан Яне, мы сказали, что в традиции сохранилось понимание того, что реформы надо проводить, их нельзя не проводить. Потому что рядом два крупных неудачника: царство Вэй, которое претендовало на гегемонию, мирное, цивилизованное объединение всей Восточной Азии, где были бы только академии, учёные, где сохранились бы философские школы, диспуты, и т.д., и царство Чу, тоже культурное. Но преобразований не было, и они погибли. И, будучи вовлечённой во все политические дела, Цинь, где эти реформы прошли, оказалось сильнее, и оно получило историческую перспективу.
Здесь такая мысль: провели реформы – у вас будет историческая перспектива. Не провели – вот Вэй, вот Чу. Плач по Вэй и по Чу и сейчас сохраняется в китайской культуре. В городе Ухань, в провинции Хубэй, находится самый большой музей истории царства Чу.
Что дали реформы Цинь Шихуанди? Они добавили ещё несколько мыслей, которые, я думаю, и сейчас сохраняются в головах реформаторов и политических деятелей: реформы надо проводить быстро, и надо обозначать их концовку. Т.е. реформы должны заканчиваться, они не могут тянуться бесконечно. И действительно, когда мы посмотрим график проведения реформ Цинь Шихуанди с 221 г., когда уже создаётся империя, 221 г. – это год, когда менялась вся административная система. Первый этап реформ прошёл за несколько месяцев: на месте владений и царств появилась унифицированная система округов. Другое дело, как они на самом деле управлялись. Но модель была задана. А дальше указ, что всё нормально, мы добились большого успеха. И сам император буквально на пять лет уезжает из столицы, совершает объезды. И не случайно историки выделяют периоды между реформами. Иногда используется слово «контрреформы», как термин. Он подразумевает, что обществу дают возможность привыкнуть к новому состоянию, отдохнуть. Это тоже один из положительных опытов реформ Цинь Шихуанди.
Вторая серия реформ проходит всего за два года, 214-212 гг. Углубляется административная реформа. От уровня округов, губерний переходим к уездам и волостям. Проводятся некоторые экономические и культурные преобразования. Но прошли два года, император сказал, что всё нормально, и опять уезжает в объезд на три года, включая таким образом через ритуальную сферу новые территории на юге и севере Китая через ритуальную сферу. И мы можем судить о том, что император погибает, а не умирает своей смертью, потому что он умирает во время возвращения в столицу. В конце одного периода контрреформ, в начале следующего этапа преобразований. Знать, окружение, верхи уже не могли это терпеть. И новое поколение сформировавшейся бюрократии принимает положение Чжао Гао.
И это всё было в головах первых уже ханьских императоров и Лю Бана, который был исключительно осторожен, и который вообще старался не касаться темы преобразований, хотя их безусловно проводил. И здесь уже другая совершенно культурная среда, Западная Хань, где этот опыт сохранялся.
Когда мы говорим про Западную Хань, здесь есть интересная аберрация в историческом сознании: все положительные стороны приписываются императору У-ди, который правил на стыке II-I вв. А на самом деле реформы проводились и в предшествующее, и в последующее время. Но как-то так случилось, что в исторической традиции имена реформаторов не сохранились. Мы не можем сказать, что проводились реформы такого-то министра, или реформы под эгидой такого-то императора. На протяжении всех правлений принимались какие-то указы, законы, реформировалась сфера управления, экономики, культа. Но они не ассоциировались с каким-то конкретным первым министром или царём. И это происходит до узурпации власти Ван Маном.
М. Целуйко: Ван Ман, который приходит к власти в 8-9 гг. н.э., это человек, которого очень любят наши советские историки, потому что то, что он делал, прекрасно ложилось на их концепцию рабовладения. В их сознании были рабы, а Ван Ман их освобождал. Но на самом деле это были не рабы, а зависимые люди, которые утратили ввиду концентрации земельной собственности свои наделы и вынуждены были обрабатывать свои же земли, которые находились уже не у них в собственности. Эти зависимые люди, или, как их называли в советской традиции, рабы, переставали быть активными гражданами, налогоплательщиками.
И у Ван Мана стояла задача эту позицию перевернуть. Он её перевернул, но таким образом, что свернул себе шею. Потому как в этом вопросе он шёл против исторического потока. История шла к Средним векам, к латифундиям, крупной земельной собственности, поместной системе. Ван Ман хотел с одной стороны сохранить древность, с другой – его можно уподобить эллинским реформаторам: Солону, или даже Драконту. По строгости это Драконт, а по благородству начинания – Солон. Но он не разделил их, поэтому вышло, как вышло.
Он был убит и династию свою не основал. Его судьба была похожа на судьбу Цинь Шихуанди, только Цинь Шихуанди был более успешен: он был убит, но против него не было войны. Против Ван Мана шла война, и он её проиграл.
М. Родин: Понятно, что это не может быть одной реформой, растянутой на 400 лет. Но как будто, тем не менее, это всё равно реформа управления, общественного устройства. И если раньше мы говорили про Цинь Шихуанди, про борьбу с аристократической верхушкой управления территориями, то здесь это нижняя часть пирамиды общества, там они борются. Правильно?
М. Ульянов: Во многом да. Это касается перестройки социальной структуры общества. И особенно в сфере внимания реформатора те слои, которые вовлечены в систему управления. Здесь важная идея заключается в том, как проводить реформы. Цинь Шихуанди проводил комплексные реформы. Они касались всех четырёх сфер: управления, экономики, культов, культуры и военной сферы. Это для общества большое потрясение. Оно не может быстро привыкнуть к тому, что оно из одного состояния должно быстро перейти в другое. Общество очень консервативно, оно придерживается определённого уклада жизни.
И на протяжении всей Западной Хань, а это III-I вв. до н.э., императоры касались преобразований. Они, учитывая этот опыт и помня о последствиях, не брали на себя глобального реформирования. И если проводили реформы, то только в частных, отдельных аспектах. У всех остались на памяти попытки преобразований императора Цзин-ди, скажем, который заменил во владениях своих сыновей. Это породило сразу мятеж семи ванов, и это осталось в историографии. Т.е. попытка комплексного изменения территориально-административного деления и способов управления приводит фактически к гражданской войне.
А опыт Ван Мана – это опыт достаточно абстрактный, когда сначала есть идея перестройки всего государства, и когда очень успешному политическому деятелю кажется, что всё, что было негативным, в прошлом, а он сможет всё успешно сделать до конца. И здесь опыт Ван Мана, который остался в исторической памяти, говорит о том, что когда мы объявляем реформы, нужно декларировать очень конкретные результаты и стараться избегать идеальных задач и идеальных целей. Если мы скажем, что мы при этом поколении построим коммунизм, то мы проиграем. Но если мы скажем, что мы сделаем эффективное управление, и между губернией и областью сделаем ещё уезд, то, скорее всего, мы выиграем, потому что общество это поддержит. Нужно быть последовательным, но постепенным.
Ван Ман проводит серию реформ. Одна – в административной сфере: полностью переключить на бюрократическое управление на всех уровнях государства. Это абсолютно невозможно и в то время, и в очень длительное время в будущем. А второе – это экономические преобразования. Изменить все торговые отношения, ввести новые номинации монет от самых больших до самых мелких. Т.е. изменить повседневную экономическую жизнь общества. И ещё добавились природные бедствия, которые усложнили ситуацию.
При Восточной Хань, реставрации власти рода Лю после Ван Мана, повторилось то же самое, что было при Западной Хань: ни один император, никто из их окружения, не брал на себя ответственность от своего лица проводить реформы. Также в историографической традиции не появилось министра, который проводил бы комплексные преобразования. Это мы уже видим в начале Средневековья.
М. Родин: Получается, что опыт Ван Мана, пусть отрицательный, но всё же опыт, настолько всех напугал, что реформы прекратились.
М. Ульянов: В том числе и это, да. Потому что после этого мы видим в источниках описание дискуссий при дворе, когда правитель, прежде чем принять решение и, может быть, вместо того, чтобы принять решение собирает учёных мужей, которым даёт слово по поводу направления преобразований.
В китайской истории в преобразованиях системы управления до конца Средневековья и Нового времени сохранялось фактически две парадигмы. Первая – делить все территории на наследственные уделы и давать их в пожизненное и наследственное пользование своим родственникам, создавая аристократию.
М. Родин: Феодализм, упрощённо говоря.
М. Ульянов: Совершенно точно. Или делить всё на административно-территориальные единицы и назначать чиновников, которые замкнуты на двор, министерства, и оперировать через них.
М. Родин: То, что называется модерное государство.
М. Ульянов: Да. И государство в китайской истории чередовалось. На протяжении всего Средневековья мы видим попытки и того направления, и другого. Анализируя эту ситуацию, мы можем сделать такое наблюдение: здесь очень важно учитывать характер высшей власти в Китае, то, что империя сменяется периодом раздробленности, и каждой новой империей правит новая династия. Т.е. фактически созданию нового государства предшествует либо длительная гражданская война, либо какая-то серия переворотов и потрясений.
Здесь можно вывести такую закономерность: если гражданская война длится достаточно долго и система управления разрушена, то мудрый правитель, западноцзиньский Сыма Янь, император У-ди 265 г. н.э., поделит на уделы. Потому что он завоевал власть, как военачальник, у него нет времени создавать административно-территориальные единицы.
М. Родин: Проще быстро создать феодальную структуру.
М. Ульянов: И это его родственники. Они сами заинтересованы в том, чтобы сохранить власть и империю. Они будут бороться за неё на местах. Их не надо уговаривать. Потому что если они проиграют, они погибнут вместе с императором.
И наоборот: если гражданской войны не было, или она была короткая, например, империя Суй, то сохраняются округа и уезды, их надо только немного подреформировать. Потому что всё равно логика развития средневекового китайского государства шла к тому, чтобы от уделов перейти к провинциям, уездам и округам.
В конце концов, в Китае не удалось решить эту проблему. И в этом ещё одна важная особенность Средневековья: правители уделов – это всё были родственники императорского дома. А другой аристократии не было. Это были уже влиятельные рода на местах, но у них не было титулов знатности. Их влияние было основано на их положении и на слабости центральной власти.
М. Родин: Мы много говорили, что наверху они могли вертикаль власти устраивать, а на местах всё равно были влиятельные рода.
М. Ульянов: Чтобы понять логику китайских реформ, нужно не переоценивать силу китайской власти. Мы сейчас говорим о древности, Средних веках, ну и чуть-чуть позже. Нужно всегда подозревать, что эта власть распространяется на определённый уровень. А низовой уровень – это местное самоуправление фактически. И некоторые попытки преобразований – это всегда испытание, на какую глубину может опуститься центральное управление. И здесь самые большие конфликты в китайском обществе и самые драматические истории развёртываются.
М. Целуйко: Нужно ещё помнить одну вещь: если в древности объектом реформ выступает процесс, который условно можно назвать распадом родовых отношений и заменой аристократического порядка на меритократический или бюрократический, то со Средних веков, с того самого Сыма Яня, ключевой вопрос реформ – вопрос о землепользовании, о надельной системе. Это вопрос уравнительного землепользования, когда всем выделяется надел одинаково, или о системе арендаторско-поместного землепользования. Соответственно, это две разные системы налогообложения. Если мы говорим о системе уравнительного землепользования, то налог взимается с надела, которые все одинаковые. Если мы говорим о системе арендаторства и поместного землепользования, то налог взимается с собственности. А собственность у всех разная. Соответственно, это очень разные потребности в совершенно разных системах управления. И ключевая разница между древностью и Средними веками в том, что эта повестка добавилась в вопрос о реформах.
М. Родин: То есть это новый вопрос.
М. Целуйко: Вопрос не только о статусе, но и о собственности. Как, с чего взимать налоги. И если в древности это, условно говоря, вопрос, кто правит, через кого править, как контролировать людей, то в Средние века это уже вопрос, как нам контролировать собственность.
М. Родин: Если мы говорим, что это цепь реформ, которая протянулась примерно 600-700 лет, с IV в до н.э. до III в. н.э., как единая цепь реформ вертикальной бюрократической власти, всё таки мы можем объяснить, откуда начали и чем закончили? Какой был успех, если сравнить начало, IV в. до н.э., и конец? Хоть что-то получилось?
М. Ульянов: Здесь нужно подумать, какая наша модель восприятия прошлого. И наше европейское мышление подсказывает переход от более примитивных форм к более сложным. Когда мы говорим о восточных обществах, здесь эта модель с трудом применима. Действует чуть другая: её называют возвратно-поступательным развитием. Т.е. есть некоторые элементы развития, но, поскольку это общество продолжает существовать и существует столетиями и тысячелетиями, то, достигнув определённых, может быть, усложнений социальной организации, управления, неизбежно происходит откат назад. И здесь разные факторы – это как раз проблема модернизации и архаизации. И здесь эти тенденции как-то уравнивают друг друга. Кроме того, для Китая, если говорить о Средних веках и Новом времени, очень важен внешний фактор: степняки.
М. Родин: Получается, мы делаем два шага вперёд и шаг назад, или мы делаем шаг вперёд и шаг назад? То есть мы, грубо говоря, вообще вперёд не движемся?
М. Целуйко: Шаг вперёд и шаг в сторону. И результат был.
М. Ульянов: Да. И сохраняется историческая память. Вот что главное для китайской традиции. Может исчезнуть государство совсем. Вы можете на 150 лет стать подданными монголов или манчжуров…
М. Родин: Но они, насколько я понимаю, пользовались социальной и бюрократической структурой, которая была уже создана китайцами. Не разрушали всё до основания.
М. Ульянов: Совершенно точно. Они использовали тот опыт, который был. Но общество и элиты принадлежали к разным культурам, разным этносам. И возможности культурного развития общества были остановлены культурным уровнем элит. Это было фактически невозможно. Это давало огромные потрясения потом. А в XIX в. добавились европейцы, англичане, опиумные войны и практически вырождение нации.
И если говорить про развитие, то в памяти опыт оставался всё равно. И когда приходили национально ориентированные силы и выстраивалось национальное государство, они использовали всё накопленное богатство, начиная с Гуань Чжуна. Пускай о нём ничего неизвестно, но есть памятник, который ему приписывается, значит, он был. И проводится серия преобразований, которые носят установочный характер, и восстанавливается всё, что было раньше. Если историческая ситуация благоволит этому, то общество быстро восстанавливается и развивается дальше.
М. Родин: То есть всё таки был эффект от этого
М. Целуйко: Было государство. На основе родовых аристократических обществ нельзя объединить южан и северян. А бюрократия может это сделать. Соответственно, плодом этих реформ было единое государство, которого раньше не было никогда.
М. Родин: Соответственно, современный Китай – логичный продолжатель той самой тенденции.
М. Ульянов: Абсолютно точно.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий