Гаяз Самигулов в «Родине слонов»

Завоевание или «освоение» — как Урал вошёл в состав России? Как налогообложение повлияло на формирование башкирского и татарского этносов? Почему русская деревня в Сибири для местного населения это благо, а русская слобода — это зло?

Обсуждаем экономические и этнические аспекты присоединения Урала к России с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Научно-образовательного центра евразийских исследований ЮУрГУ Гаязом Хамитовичем Самигуловым. 

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Научно-образовательного центра евразийских исследований ЮУрГУ Гаязом Хамитовичем Самигуловым.

М. Родин: Сегодня будет очень волнительная для многих тема. Российское государство – самое большое в мире на данный момент и одно из самых больших в истории человечества. И вопрос покорения, присоединения (по-разному говорят) территорий к востоку от центральной России для многих является животрепещущим. Что это было: завоевание, присоединение? И как оно происходило? Сегодня мы будем говорить о части этого процесса: о присоединении и вхождении в состав современной России Урала и ближайшего Зауралья. Мы сконцентрируемся на экономических вопросах и в основном будем говорить про ясак и экономику этого процесса.

Вначале коротенько надо сказать о первых моментах взаимоотношения русских земель с Уралом и ближайшим Зауральем. Насколько я понимаю, контакты начались ещё в домонгольское время. Какой характер они носили в тот момент?

Г. Самигулов: Как и любые процессы, этот процесс неоднозначен. Когда мы пытаемся обозначить одним знаком, плюсом или минусом, это лукавство, потому что история всегда очень многоплановая. Первенцем в освоении земель Приуралья и Зауралья был Новгород. С одной стороны, он пытался обложить местное население данью. С другой стороны, они торговали. И всё было замечательно для Новгорода, а для тех, кто попадал в сферу его влияния – ситуативно.

Наша беда в том, что мы практически всегда в истории России исходим от единственного центра, от России. Что, мягко выражаясь, некорректно, потому что есть две стороны процесса. Но мы вторую сторону процесса обычно не замечаем. В летописях типа ПВЛ или Новгородской второй летописи есть указания на недовольство местного населения вплоть до уничтожения новгородской экспедиции, которая отправилась туда за данью и попала в ловушку.  

Как человек, занимающийся историей Урала и Зауралья, хочу обозначить: у нас очень часто пишут про процесс русского расселения на этих территориях, как об «освоении» этих территорий. Это не то, что некорректно, это вопиющая неграмотность и полный маразм. Потому что осваивать можно территории, на которых никого не было. А, как я уже сказал, были, и вплоть до того, что новгородцы получили не просто отпор, а реальные боевые действия с уничтожением. Это подтверждает, что на этих территориях было организованное население, которое могло вести торговые, дипломатические, военные действия. Не бывает пустых земель. Даже пустыни, такие, как Аравийская или Каракумы, являются предметом хозяйствования.

М. Родин: Они поделены, и местные чётко знают, кому какой кусок пустыни принадлежит.

Г. Самигулов: Совершенно верно. Территории Урала и Зауралья тоже были территориями хозяйствования. Другое дело, что это хозяйствование отличалось от характерного для русского населения.

М. Родин: Насколько я понимаю, это хозяйствование – в первую очередь охота и лесные промыслы?

Г. Самигулов: Если мы берём Урал в целом, мы должны понять, что единого формата не существовало. Самый север, побережье – это рыбная ловля, китобойный промысел. Моржовый клык пользовался очень широким спросом и наряду с песцовыми и соболиными шкурками являлся ярким примером торговли. Тундра – там оленеводство. Чуть южнее – тайга. Это охота, рыбная ловля. Ещё южнее, в степи и лесостепи, охота и скотоводство.

М. Родин: Вы упомянули очень важные ресурсы, за которыми, я так понимаю, новгородцы ходили в экспедиции: моржовый клык, пушнина и другие продукты промыслов.

Г. Самигулов: Бобровая струя пользовалась очень большим спросом на Ближнем Востоке.

Для нынешнего человека, наверное, будет открытием, что Новгород уже в XI-XII вв. освоил всю севернотаёжную и приполярную территорию вплоть до Уральского хребта. В Новгородской летописи есть сообщения о торговле с Югрой в XII веке. Позже Москва начинает перехватывать пути торговли у Новгорода. Это была экономическая война.

Речь шла в первую очередь о торговле. Обкладывание данью было желательно. Но поскольку новгородцы были людьми очень практичными, они понимали, что торговать лучше, чем воевать. В некоторых случаях, по крайней мере. Если нет возможности напрямую обложить данью, будут торговать. Это всё равно гораздо выгоднее, даже учитывая расходы на поездку.

М. Родин: Что новгородцы везли местным жителям этих регионов?

Г. Самигулов: Довольно много самых разных вещей. Скажем, ткани. Местное население в качестве основы для ткачества использовало крапиву. Северные русские долгое время тоже ткали из неё. Лён продвигается на север относительно поздно. В X-XII вв. на северных территориях, в Сибири и на Урале, чаще всего использовалась крапива. Из крапивы чего-нибудь шёлкового или бархатистого не сделаешь.

Второе – серебро. Оно играло важную роль, поскольку считалось лунным металлом. Для населения Урала и Западной Сибири серебро стояло выше, чем золото. Если вы посмотрите материалы по местным святилищам, то обнаружите, что там вообще нет золота. Там только серебро и бронза. Они могли себе позволить выменять золото на те же шкурки или моржовый клык. Но оно не котировалось. Большую часть этих вещей мы находим в святилищах, их оставляли в качестве подношения богам.

М. Родин: А чёрная металлургия?

Г. Самигулов: Технология чёрной металлургии русских земель, Урала и Западной Сибири в Средневековье ничем не отличалась. Это простые печки с ручным поддувом мехами, в которых выплавлялась крица весом до одного пуда, чаще всего меньше, 2-5 кг. По большому счёту, технология с эпохи раннего железного века не изменилась.

М. Родин: А продукция чёрной металлургии была предметом торговли в этот момент?

Г. Самигулов: Вполне могла быть. Для русских это уже была довольно массовая продукция. Для местного населения она чаще была ситуативной: её изготавливали по необходимости. Как если мы возьмём русскую ситуацию: был Новгород, центр торговли и ремесла, и были деревни. В деревнях кузнец не производил намного больше, чем было нужно его односельчанам. А Новгород производил большие количества товарного продукта, и так как он был массовый, он был дешевле. Поэтому имело смысл вести этот товар, скажем, на Урал. Для местных топор вполне стоил шкурок соболя. Потому что чтобы сделать топор, нужно набрать на болоте болотной руды, переплавить, выковать топор. Соболя в ту пору, наверное, добыть было проще.

М. Родин: Это называется «региональное разделение труда». Давайте перейдём в эпоху монгольского нашествия. Насколько я понимаю, именно в этот момент эти территории стали зависеть от Монгольской империи. Какие в это время были взаимоотношения, и чем они отличались от того, что было раньше?

Г. Самигулов: Здесь всё очень противоречиво. Южная часть вошла в сферу влияния Монгольской империи, как и Северо-Восточная Русь. Есть разные варианты оценки. Одни говорят, что она была частью Монгольской империи, другие – что это просто некие даннические отношения. Хотя в более позднее время уплата ясака была вполне нормальным обоснованием для признания подданства.

Более северные территории – это другая история. Мы помним, что Орда не дошла до Новгорода. Но эти территории Руси не остались вне сферы влияния Орды.

В таёжных территориях Урала и Зауралья – третья ситуация. Возможно, в связи с тем, что у нас очень мало письменных источников. Мы можем делать только реконструкции на основании более поздних материалов. Но очень похоже на то, что дальше Среднего Урала прямое ордынское влияние не дошло. Можно вспомнить, что Новгород платил ордынский выход «закаменским серебром». «Камень» – это обозначение любых гор. Нынешнее название «Урал» мы взяли у башкирского, тюркского населения. Этим словом обозначалась южная часть Уральского хребта, а средняя и северная для русских была «Камнем». Закаменское серебро получали в виде дани с населения, жившего восточнее Уральского хребта.

М. Родин: Получается, была опосредованная зависимость: новгородцы обкладывали данью Северный Урал, и эти продукты потом передавали монголам.

Г. Самигулов: Плюс к этому, на эти северные территории это самое серебро могло поступать из Монгольской империи в качестве продукта торговли. Местным нужно серебро для личной статусности, для приношений на святилища. И одним из поставщиков сасанидского или византийского серебра является Прикамье и Западная Сибирь. Мы в Западной Сибири обнаруживаем и сасанидское серебро, и булгарское серебро, и иранское периода Монгольской империи. Торговля по Волге, по Каме и сухопутная торговля из Средней Азии в Западную Сибирь началась вовсе не с Ермака. Ермак погиб, отправившись защищать караван из Средней Азии.

М. Родин: Есть свидетельства торговли по этим маршрутам ещё в неолите.

Г. Самигулов: Как минимум в мезолите материал из Южного Урала использовался на Северном Урале. У них такого качественного кремня и яшмы не было. В бронзовом веке мы имеем сейминско-турбинскую культуру, которая является следствием развития алтайских племён эпохи бронзы. Для раннего этапа этой культуры мы имеем до 50% местного металла, выплавленного из алтайской руды. Это не просто торговые связи, это системы снабжения.

М. Родин: Причём в больших товарных масштабах.

Г. Самигулов: Поэтому, когда нам говорят, что до прихода русских тут всё было дико и ничего не существовало – это иллюзия. Очень вредная и опасная. Любое государство, приходя на новую территорию, использует существующие дороги.

М. Родин: Что было с политическими объединениями зауральских башкир и этого в этом регионе в целом после развала Монгольской империи и до покорения Русским царством?

Г. Самигулов: В XV веке формируется Тюменское ханство, оно же Сибирское. На разных этапах оно носило разные обозначения. В сферу его влияния на разных этапах развития входили территории вплоть до Поволжья. Но поскольку в курсе истории России школьном и даже ВУЗовском мы чаще всего этого не изучаем, то это остаётся за кадром.

Что касается более северной территории, там формируются в Средневековье разные княжества. Кодское княжество достаточно мощное. Оно создавало проблемы для Прикамья. Есть документы конца XV века о походе русских в Зауралье для наказания зауральских товарищей, которые создавали проблемы для приуральских территорий московского государства. Есть опубликованная шерть.

Шерть – это, можно сказать, присяга, клятва, обязательство. Для разного уровня шертования это немного разные понятия. Были шертные грамоты, которые подписывались знатью, скажем так, владельцами какой-то территории, князьями. Были шертные записи – это уже низовое население. Но для периода, о котором мы сейчас говорим, более характерными были шертные грамоты, когда представители знати за себя и своих налогоплательщиков обязывались что-то делать или не делать. Т.е. взаимоотношения уже в ту пору чётко обозначали, что территории имели определённые прото- или квазигосударственные образования.

Что касается Южного Урала и башкирских зауральских территорий – очень большой вопрос для XVI и даже для XVII века, обозначало ли себя население, которое жило за Уралом, как татары и башкиры? С большей степенью уверенности мы можем говорить, что они себя в первую очередь ассоциировали с конкретными родовыми группами. Часть из них ассоциировала себя с башкирами: было ядро, юго-восточная Башкирия, в которой себя, скорее всего, башкирами считали с раннего времени. Остальные примыкали к ним по мере развития ситуации.

Но большая часть зауральских башкирами себя не считало, как и татарами. Татары в номинации постордынских государств – это служилое сословие. Это не были группы, локализуемые территориально. У каждой территориальной группы была служилая прослойка, которая называлась татарами. А остальные татарами не были. Но после вхождения в состав российского государства происходит процесс, который оказал огромное влияние на формирование номинаций. В рамках Уфимского уезда ясачное (т.е. податное) население стало называться башкирами, в рамках Верхотурского уезда – вогулами, Тюменского – татарами.

М. Родин: Получается, это было принесено сверху, как налоговая номинация, а не то, что произошёл какой-то этнический процесс.

Г. Самигулов: Это сословная номинация. Сейчас модно говорить, что сословий не существовало. Но я не прочёл ни одной работы, где бы это реально обосновывалось. Вне рамок сословных групп мы не имеем возможности оперировать информацией. Когда вы отрицаете, дайте что-нибудь взамен. Они предлагают «социальные группы». Но социальная группа – это всё, включая очередь за пивом.

Сословие ясачных людей в рамках российского государства делилось на сословные группы, которые в некоторых ситуациях соответствовали уездному делению. Ясачные люди Уфимского уезда – это были башкиры, Верхотурского уезда – вогулы, Тюменского, Туринского – татары. В Тобольском это были либо татары, либо остяки. В Пелымском уезде это были либо вогулы, либо остяки. Ещё раз подчеркну: никакого отношения к языковой принадлежности и всему остальному это вообще не имело. В Верхотурском уезде вогулами с таким же успехом обозначались тюрки, те, которых мы сейчас знаем, как башкир или татар. С точки зрения администрации они были ясачным населением, вогулами. Дальше могло идти уточнение, что они татары, потому что язык у них тюркский.

Судя по всему, на формирование самоопределения мощнейшее влияние оказало территориальное деление на уезды.

М. Родин: Как происходило это завоевание\освоение\покорение? Можно ли сравнить это с колонизацией Северной Америки, и действительно ли этот более мирный процесс был связан с тем, что потребности у русского населения были другие: их было мало, они не могли вести там хозяйства своего типа, и поэтому не было нужды устраивать геноцид?

Г. Самигулов: Понятия типа «геноцид» я уберу в сторону. Не потому, что ничего подобного не было, а потому, что это очередная тема для взаимных обвинений.

Русское расселение на этих территориях было очень разным, поскольку и территории были разными. В Прикамье русские селились либо рядом с местным населением, либо вообще вперемешку. В плане христианизации всё было сложно. Я так понимаю, на сегодняшний день историки религии находятся в некоем затруднении по этому поводу: очень сложно сказать, насколько православие, которое имело место быть в XV-XVI вв. в Прикамье, было тем православием, к которому мы привыкли.

М. Родин: Происходила ли насильственная христианизация?

Г. Самигулов: Она происходила. Почитайте житие Стефания Пермского. Он просто с группой служилых людей ездил по святилищам и крушил идолы. Это акции устрашения, подтверждающие, что христианский бог сильнее местных богов. Это нормальная идеологическая акция с точки зрения психологии того времени. Что совершенно не мешало людям ходить в церковь и параллельно в святилища. Я сам сталкивался в Западной Сибири с ситуациями, когда мне местные русские говорили, что иногда ходили в святилища. Те, кто занимался охотой.

М. Родин: Потому что в лесу свои боги.

Г. Самигулов: Да.

В Прикамье взаимоотношения русских с местными были достаточно спокойными. Потому что плотность населения была не очень велика, его тип хозяйствования был близок к русскому. Но есть очень занятный момент, о котором большая часть наших соотечественников даже не догадывается: именно на тех территориях начинает формироваться очень странный тип хозяйствования, когда запахивают поймы рек. Потому что террасы большей частью супесь, неплодородные. А в поймах хороший плодородный слой, потому что туда наносит перегной и прочее.

М. Родин: Это сезонное, насколько я понимаю, потому что это заливные поля.

Г. Самигулов: Нет. Намывает в период половодья, а пахали, как положено. Сибирь осваивали преимущественно выходцы из Русского Севера и Прикамья. И при её освоении эта тенденция сохранялась довольно долго. Они от рек не отходили. Землю нарезали строго вдоль реки, потому что пахать рисковали только в поймах.

М. Родин: Получается, они не пересекались с местным населением в смысле хозяйствования?

Г. Самигулов: Они пересекались и даже вместе жили в деревнях. Здесь взаимопониманию содействовала общая схема хозяйствования. Плотность населения была невысока. Наверняка были конфликты, о которых мы ничего не знаем, поскольку письменной информации до нас почти не дошло, поэтому мы считаем, что это всё происходило достаточно спокойно.

Если брать территории более южные и восточные, то здесь очень противоречивая картина. На первых порах, когда они пришли в Сибирь, русские расселялись традиционным способом для Русского Севера: деревнями и починками, маленькими группами. Они договаривались с местными жителями, чтобы те позволяли вести хозяйство. Земли было много, и местные не были против.

А позже начинается слободское расселение. А это гораздо более страшная вещь. До этого отношения с местным населением строились на личных договорных началах. А здесь ставится поселение, во главе которого на первых порах всегда был служилый человек типа сына боярского. Туда набирали сразу же беломестных казаков, т.е. людей, которые служили не за плату, а с земли, необлагаемой налогом. Основным населением были крестьяне. Но кто шёл с Руси в Сибирь? Часть из них была затюканными людьми, которым терять нечего. Но большая часть была пассионарными искателями счастья. Этим пассионариям под руководством сына боярского нарезают землю, не взирая на то, что эта земля уже принадлежит местному ясачному населению. Когда оно начинало возмущаться, иногда споры перерастали просто в расправу. Слободская форма расселения была успешной, потому что была эффективной.

Когда русские пришли за Урал, встала очень большая проблема снабжения, в первую очередь продуктами. Всё везли с Руси. Фактически, с конца XVI века на население Русского Севера, Верхней Волги и Прикамья был наложен дополнительный налог.

М. Родин: Специально для обеспечения Сибири?

Г. Самигулов: Да. Этот налог существовал почти век. Во второй половине XVII века мы наблюдаем запустение деревень Русского Севера. Они просто не выдерживали. Об этом есть литература и дореволюционная, и послереволюционная. Этот налог был не вместо, а в дополнение ко всем другим. Причём он был разнообразным: хлеб, верёвки, кожа. Люди ушли в Сибирь: им проще было уйти туда, куда они платят эти дополнительные налоги, разоряя себя. Русский Север – не самые плодородные земли. И для меня загадка, почему именно на него возложили это бремя. Возможно потому, что они типологически были схожи с Сибирью.

М. Родин: Может быть, просто переселенцы были оттуда? Соответственно, вот вы своих и обеспечивайте.

Г. Самигулов: Переселенцы, естественно, были оттуда. По одной простой причине. Более южные территории были населены преимущественно крепостными. На Русском Севере жили черносошные крестьяне, лично свободные. Для того, чтобы уйти, им формально нужно было согласие мира. Но тем не менее они имели гораздо больше возможностей для свободного передвижения.

М. Родин: Получается, налоговая нагрузка на вновь присоединённые территории была такой же, или может быть даже меньше, чем на старые?

Г. Самигулов: Она была меньше, потому что ясачное население обкладывали очень по-разному. Иногда размер ясака был бешенный, когда с одного взрослого требовали 9-12 соболей. Это очень много. Вы просто учитывайте, что туда кинулась орава русских промышленников, которая тоже занялась охотой на пушного зверя, либо скупкой пушнины. В окрестностях первых русских острогов очень скоро пушнины просто не стало. Её вывели.

М. Родин: Это были компании, которые отдавали пушнину государству, или государство непосредственно взымало ясак?

Г. Самигулов: Всё тоже было очень по-разному. Чаще всего это была частная инициатива. Государство пыталось оградить сбор ясака. Предписывало, что ясачные, до того, как они сдадут шкурки в качестве ясака, не должны никому ничего продавать вообще. Потому что это был бы убыток казне.

В нашей исторической литературе практически отсутствует упоминание вотчинного характера ясачных земель. Причём в документах, даже в опубликованных, это сплошь и рядом. Кроме Шункова, замечательного историка с его книгой 1949 года, где он в соответствии с источниками пишет про ясачные вотчинные угодья и прочее, больше практически никто не упоминает о вотчинном характере ясачных земель.

М. Родин: Кому-то давали во владение землю, с которой он собирал ясак и отдавал государству?

Г. Самигулов: Согласно документам, царским указам, воеводским отпискам, территория хозяйствования местного населения являлась вотчинной землёй местного ясачного населения. Она передавалась по наследству. И с этой земли ясачное население платило ясак. Ясак и является подтверждением вотчинного характера этой земли. Этот вопрос в науке не разработан, потому что всегда оставался за скобками. Исключением является башкирское вотчинное землевладение. Есть миф, популярный у уфимксих коллег, прописанный почти во всех крупных работах, что башкиры – уникальный народ-вотчинник. На самом деле, они были вотчинниками не как народ, а как ясачное население, точно так же, как ясачные татары, вогулы, и т.п. Просто в отношении башкир этот факт зафиксирован и вбит в подкорку. А когда пишут об этом в отношении других, это вызывает недоумение даже у коллег, которые очень хорошо знакомы с источниками. Есть хорошо известная специалистам специфика: пока вопрос не поставлен, ответа на него мы не видим. Поэтому люди читают те же самые документы, но фразы о вотчинных землях просто пропускают, потому что вопрос не поставлен.

Когда я вдруг для себя неожиданно уяснил, что почти все слободы на территории Тюменского и Туринского уездов были поставлены по распоряжениям из Тобольска и Верхотурья, не из Тюмени или Туринска, я сначала удивился. Но Тобольск и Верхотурье занимали более высокий статусный уровень по отношению к Тюмени.

М. Родин: То есть более высокий уровень администрации?

Г. Самигулов: Да. Было такое понятие, как Тобольский заказ, объединение сибирских уездов. Тобольский воевода был старше всех. Верхотурский воевода был чуть ниже. А тюменский и туринский – совсем третьестепенные.

Чуть позже я с изумлением обнаружил ответ на мой вопрос, почему тобольский воевода отдавал распоряжения об основании около сорока слобод Тюменского уезда. Дело в том, что по юридической практике того времени люди, платившие подати в Тобольск, подчинялись тобольскому воеводе, но не тюменскому.

Каждой слободе нарезался участок земли с нынешний муниципальный район. Иногда это было 40 на 40 вёрст. Гигантская территория, на которой, естественно, жило местное ясачное население. Тюменский воевода по должности обязан был отстаивать их интересы в том числе, поэтому он к этому отношения не имел: землю давал тобольский воевода. Ему подавали прошение о том, что нашли порожнюю землю, где вообще никто не живёт. Формально проводят сыск – никого нет, пустая земля. Получают наказную память, ставят слободу. И в этой памяти от имени царя обозначается территория, которая к этой слободе относится. С этого времени все ясачные люди, которые проживают на этой земле, становятся вне закона. Это больше не их территория. И всё, территория расчищается. Потому что необходимо снабжать Сибирь хлебом.

М. Родин: Появление слободы – большой минус для местного населения.

Г. Самигулов: Да. А для государства это плюс. К 1680-м гг. отменяется сибирский налог для территорий Русского Севера, Прикамья и Верхнего Поволжья. Сибирь начинает сама себя снабжать хлебом за счёт слобод по Исети, Пышме, Туре.