Как изотопный анализ помогает проследить жизненный путь человека, умершего 3 тысячи лет назад? Как нарисовать карту древнего города, не раскапывая его? И как любители с металлоискателями разрушают нашу историю?
О достижениях, методах и проблемах современной археологии рассказывает доктор исторических наук, профессор РАН, заведующий Отделом теории и методики Института археологии Дмитрий Сергеевич Коробов.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с доктором исторических наук, профессором РАН, заведующим Отделом теории и методики Института археологии Дмитрием Сергеевичем Коробовым.
Михаил Родин: Сегодня мы будем говорить о возможностях и методах современной археологии.
Начнем с социально важной темы: с чёрной археологии. Несколько лет назад вышел закон, запрещающий так называемый приборный поиск. Многие восприняли этот закон как очередной бессмысленный запрет, каких сейчас много. Что же плохого делают люди, которые собирают монетки, гвозди, железные штучки с помощью металлоискателя?
Дмитрий Коробов: Прежде всего, никакой археологии в приборном поиске нет. Это можно назвать мародерством. Это примерно то же самое, если мы рассмотрим какую-то бандитскую группировку, которая ввела свои правила игры, и будем называть её чёрными полицейскими.
К сожалению, есть устойчивый миф в общественном сознании, что археологи бегают по полям в поиске красивых предметов. На самом деле археология – это комплекс разнообразнейших методов по восстановлению исторической картины. Ее особенность в том, что археологу крайне важно понять контекст любой находки, которую мы можем обнаружить в ходе исследований.
Представьте, что если на археологический памятник (памятником мы называем любое место обитания или захоронения людей в древности и средневековье) мы пришли с исследованиями, и оттуда уже вытащено большинство археологических предметов, картина, которую мы получим в итоге, будет существенно обеднена. Мы не узнаем очень многого, поскольку эти предметы могут говорить о дате существования этого конкретного объекта и целого комплекса этих объектов, о культурных, торговых связях населения и т.д. Для нас важен весь комплекс источников. И вырывание одного источника из комплекса существенно вредит науке.
Михаил Родин: Давайте поговорим, какую важность имеет именно контекст памятника. Не только сами находки, но их расположение, и т.д.
Дмитрий Коробов: Археология обладает целым комплексом разнообразных методов. Стратиграфия – один из них, это наука о залегании слоёв.
Если человек обитал какое-то время на определенном месте, то строительные остатки, мусорные отложения, хозяйственная деятельность приводят к тому, что на этом месте образуется «культурный слой». Это последовательность накоплений отдельных разных слоёв, которые могут нам рассказывать о времени происхождения этого культурного слоя, о хозяйственной деятельности, каких-то особенностях. Слои пожара, например, либо строительные подсыпки, разнообразные технологии, которые использовало местное население.
Для того, чтобы получить эту информацию, необходимо вести раскопки по определенной методике, обязательно оставлять профили – стенки, на которых отражается последовательность напластований, изучать эти напластования.
Причем не только визуально. Сейчас есть масса методов, позволяющих получить информацию, скажем, о пыльце, которая залегает в разных слоях. Мы можем реконструировать изменения климата на этой территории.
Михаил Родин: Стратиграфия – это когда мы по цвету слоев можем определить, например, что здесь была яма, видим профиль этой ямы. Ее сначала выкопали, а потом закопали. Если бы раскопали хаотично, не узнали бы о существовании этой ямы.
Когда мы зачищаем горизонтальный слой земли под нами, также видим по разному цвету, где что находилось. Например, мог стоять сруб, который давно истлел. Но по цвету видим, что здесь находилась постройка.
Когда мы совмещаем всё это, получается куб, в котором мы в трёхмерном изображении понимаем, что где находилось.
И вот, возвращаясь к чёрным копателям, очень важно, в каком месте этого трёхмерного куба находились находки. По ним можем реконструировать, как была устроена усадьба, это многое говорит о структуре поселения. Когда отдельные находки вписаны в контекст, это дает намного больше информации.
Дмитрий Коробов: Верно. Но напластования могут различаться не только по цвету, но и по химическим, микробиологическим свойствам.
Например, если мы сделаем систематический набор проб на определенной территории и измерим количество фосфатов в каждой почвенной пробе, то по большой концентрации этих фосфатов можем без археологических раскопок определить некий контур пребывания человека на определенном пространстве. Там где фосфатов меньше – меньше шансов, что на этой территории обитали люди и домашние животные.
Михаил Родин: Какой-нибудь горшок, который чёрный копатель скорее всего не заметит. Археолог может соскрести остатки на внутренней стенке и по химическому анализу восстановить, что было в этом горшке, хранилось, варилось.
Дмитрий Коробов: Это направления, которые достигаются благодаря сотрудничеству археологов с представителями других наук, методами естественных наук, которые всё активнее используются археологами.
Михаил Родин: Чисто археологический метод – типология – выстраивание находок по логическим внутренним связям. Что она дает?
Дмитрий Коробов: Если стратиграфия пришла в археологию из геологии, то типология – из биологии. Типологические ряды предметов – это то, чем занимались скандинавские археологи в конце XIX века. Знаменитый Оскар Монтелиус, например. Это прямое следствие развития биологии того времени, когда выстраивались типологические ряды, в зоологии прежде всего.
В археологии изучение типов предметов может показать нам эволюционное развитие определенных технологий и разницу в хронологии и пространственном распространении вещей. Например, фибулы (это такие булавки) – выделяем типы этих предметов, картографируем. Они встречаются с разными типами других предметов.
Анализ вещей разных типов позволяет нам заметить: фибулы такого типа сосуществуют во времени с пряжками другого типа и с горшками третьего типа, это один хронологический период. А другие типы этих предметов бытуют в другой период.
Стратиграфия дает нам представление о том, какой из этих периодов был раньше, какой – позже. Раньше – залегают глубже. Те, что позже – выше. И таким образом долгая работа позволяет нам восстановить хронологическую последовательность существования разных предметов во времени и пространстве. Нанеся эти предметы на карту, мы получаем информацию, какие типы были распространены в разных местностях.
Что за этим стоит? Это могут быть торговые связи, могут быть изменения, когда одни племена пришли на эту местность, заменив собой другие и т.д.
Это скрупулезное восстановление исторической картины – то, чем занимается археология на протяжении последних двухсот лет.
Михаил Родин: Многие не понимают, в чем разница между историей и археологией. Для археолога не существует племени, этноса. Для него существует археологическая культура. Это общность, которая существовала в определенном районе в определенное время. И существует набор археологических критериев, который её выделяет: хоронили вот так, делали керамику такую, с таким узором, было вот такое оружие и такой тип жилища. Потом уже археологи совместно с историками пытаются привязать археологическую культуру к известным из письменных источников народам.
Если мы реконструируем историю Древней Руси, очень многое дает знание типологии и статистики. Первые скандинавские находки (а мы точно знаем, что они скандинавские как раз благодаря типологии) встречаются на территории северной Руси в районе Ладоги. Мы видим, как со временем они начинают встречаться чаще, как эти находки распространяются на юг.
Казалось бы, что такого – прошелся по полю, нашел фибулу. А на деле испортил всю статистику. Это не единичные случаи, вырываются из археологического контекста не отдельные предметы, а многие тысячи.
Дмитрий Коробов: Да, к сожалению, речь идет о тысячах предметов. Некоторые памятники становятся без металлических предметов вообще, эти предметы просто уже вытащены. Некоторые археологические объекты, которые стоят на охране государства, выглядят сейчас как лунные пейзажи. Там всё изрыто.
Михаил Родин: Если археолог раскапывает погребение, для него не важно, нашел ты золото или нет. Важно, в какой позе лежит костяк. Что вокруг него? Согнуты колени или нет? Куда направлена голова? Стоит или не стоит горшок? Если меч – какой он формы, как лежит? Совокупность этих знаний дает понимание, к какой культуре принадлежал этот человек.
«Черный» раскопал могилу, всё переворошил, забрал самое интересное. Разрушается большая картина, которую мог бы восстановить археолог.
Дмитрий Коробов: Мародёрам просто наплевать: они ищут, что им нравится.
Есть люди, которые работают на частных коллекционеров. Они осознанно специализируются по определенным предметам, прекрасно знают нашу литературу, обладают знаниями, какие памятники известны археологам. А многие памятники нам еще не известны, а они уже о них знают.
Михаил Родин: Дмитрий Сергеевич известен в археологических кругах как большой знаток геоинформационных систем. Расскажите, что это такое?
Дмитрий Коробов: Одна из важнейших проблем, которая существует в нашей практической деятельности, – это фиксация того или иного предмета, культуры, памятника в трехмерном пространстве. Археология имеет дело с пространственно ориентированными данными практически на 99,9%.
За последние 10-20 лет на смену бумажным картам пришли компьютерные системы, которые позволяют с точностью до сантиметра определить местонахождение в пространстве.
Это может касаться отдельного предмета в погребении или постройке. Может касаться расположения этих погребений или построек в рамках селища или могильника. Или расположения в рамках региона памятников, которые образуют археологическую культуру. Или расположения археологических культур на карте. На любом уровне очень важна фактическая привязка находки на местности.
Оперировать этими данными нам позволяют геоинформационные системы. Это делается и для научного анализа, и для того, чтобы составить реестр археологического наследия у нас в стране.
Недавно в нашем Институте начался проект по созданию национальной геоинформационной системы «Археологические памятники Российской Федерации». Мы составляем карту всех памятников археологии, которые есть на территории России.
Михаил Родин: Как это выглядит?
Дмитрий Коробов: Это можно сопоставить с книжками, представляющими из себя набор слоёв. Отдельный слой с реками, отдельный – с рельефом, слой с памятниками археологии, любая информация может налагаться на карту. Можно анализировать связи между различными слоями – на каком расстоянии что расположено. Например, расстояние до ближайшего водного источника. Или как предметы располагаются в погребении.
Здесь на помощь приходят космические технологии – системы глобального спутникового позиционирования. Наиболее известные: GPS и ГЛОНАСС – американская и российская. Они сейчас позволяют получать точнейшее местонахождение того или иного объекта на поверхности Земли.
Михаил Родин: Мы, условно, нанесли на карту разные поселения. Какие выводы мы можем сделать?
Дмитрий Коробов: Можем отдельно нанести на карту поселения разных времен и посмотреть процесс заселения территории. Можем проследить, какие окрестности у каждого поселения в ландшафтном отношении. Какие пригодны для занятия земледелием, скотоводством, охотой или собирательством, в зависимости от того, какая экономика была у людей, которые заселяли эту местность.
Конечно, эти системы – всего лишь инструмент. А для того, чтобы он заработал, надо много разных знаний. И эти знания получаются в процессе полевого исследования памятников, глубокого анализа всего, что мы обнаруживаем. Не только с археологической, но и с точки зрения естественных наук.
Михаил Родин: Расскажите об аэрофотосъемке. Что мы можем там увидеть с помощью современной техники?
Дмитрий Коробов: Использование аэрофотосъемки в археологии насчитывает уже более ста лет. В последние годы подключается информация с космических спутников.
Демаскирующие признаки археологических объектов выражаются в виде разных теней и контрастности. Если этот объект возвышается над поверхностью, например, курган, или вал, или стены крепости, у него будут разные тени и контрастность на снимках, сделанных под разным углом.
Но есть объекты, не различимые на поверхности. Например, ямы от построек. Или, наоборот, каменные стены, которые залегают под землей. На месте, где яма, растительность гуще, она будет различима на аэрофотосъемке, на космоснимке в виде тёмных пятен. А если под землей каменная стена, растительность над ней будет пожиже. Мы будем видеть линейные структуры по контуру этой стены в виде бледной растительности.
В последние годы появились совершенно фантастические технологии: цифровое лазерное сканирование, лидар. Они позволяют находить объекты в залесенной местности, если они выражены в рельефе.
От сканера на самолете или вертолете идёт импульс, он отражается от объекта на поверхности и принимается обратно. Если серия этих импульсов попадает на дерево, то первый импульс будет на верхушке, несколько импульсов посередине дерева, а последний будет уже на земле. С помощью простой математической операции все импульсы, кроме последнего, убираются, и получаем цифровую модель поверхности без леса.
Используются спектральные снимки, тепловизоры, чтобы распознать археологические объекты под землей, радарная информация. На втором месте по важности стоит археологическая геофизика: электроразведка, магнитометрия, георадиолокация, георадары. Мы можем получить представление о том, что залегает под поверхностью без раскопок и составить иногда весьма подробный план сооружений. Это и называется недеструктивной археологией.
Это дает возможность не копать памятник целиком. В первую половину XX века основная задача была раскопать полностью, чтобы понять планиграфию поселения или могильника. Но раскопав, его таким образом уничтожили для будущих исследований с новыми методами, новыми технологиями.
Поэтому сейчас основная тенденция в археологическом сообществе – это минимальные раскопки с максимальным использованием новых технологий, чтобы получить представление о памятнике, раскопав только небольшую его часть. И оставить остальную часть для будущих поколений. Потому что, какие новые методики появятся через лет 15-20, мы с вами даже не представляем.
Михаил Родин: Как мы можем датировать находки современными методами?
Дмитрий Коробов: Типология позволяет построить относительный хронологический ряд. Абсолютные даты в археологии, как правило, дают монеты, которые найдены в том же слое. Если их значимое количество и есть исторический контекст, то мы можем датировать на основании монет.
Но есть огромный период, когда монет не было. И здесь на помощь приходит радиоуглеродный метод датирования, который позволяет получить представление, какое время назад органическое соединение прекратило свое существование: если это дерево, то когда его срубили, если это животное – когда оно умерло. Мы можем таким образом продатировать археологический объект.
Михаил Родин: Какая точность на данный момент?
Дмитрий Коробов: Она зависит от многих факторов. В любом случае это допуск в несколько десятков лет. Но дендрохронология дает годовую точность. Сопоставление разных методов датирования дает основательные хронологические каркасы, в которые мы помещаем информацию, добытую другими способами.
Я хотел бы сказать о других методах, которые используются сейчас. Это метод изучения изотопов стронция, который дает нам представление о миграциях. Благодаря разнице в химическом составе воды у человека откладывается разное количество изотопов стронция. Их изучение позволяет нам понять, что человек, например, не родился в этой местности. Или родился в этой местности, а умер в другой. И, конечно, палео-ДНК. Это новейшие методики, которые позволяют нам выходить на такие интересные моменты, как этничность. За этим стоит огромная работа.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий