Максим Лебедев в «Родине слонов»

Какие письменные источники, рассказывающие о строительстве пирамид, у нас появились за последние несколько лет? Как были организованы «заграничные» экспедиции за материалами? Насколько сильно менялось отношение чиновников к своей роли в успехе этих предприятий?

Благодаря изучению эпиграфики каждый год мы узнаём всё больше и больше о том, как возводилось самое известное «чудо света». Подробные отчёты царских чиновников третьего тысячелетия до нашей эры не оставляют камня на камне от идей сторонников «альтернативной истории». Новейшие, уникальные материалы об эпохе строительства Великих Пирамид в разговоре с кандидатом исторических наук, научным сотрудником Института востоковедения РАН Максимом Александровичем Лебедевым.

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом исторических наук, научным сотрудником Института востоковедения РАН Максимом Лебедевым.

Михаил Родин: Сегодня мы продолжим тему нашей самой первой программы, в которой мы говорили про пирамиды. Максим – египтолог; недавно, буквально в прошлом году, он издал совершенно уникальную, на мой взгляд, книгу, которая называется «Слуги фараона вдали от Нила». Она посвящена, скажем так, логистике постройки пирамид, тем экспедициям за материалами, которые осуществляли египтяне для того, чтобы построить эти неземные (как многие считают) сооружения. Максим, расскажите, на чем основывается ваша книга: то есть, собственно, об источниках, потому что самое главное – это источники.

Максим Лебедев: Есть несколько категорий источников. Прежде всего, это эпиграфические источники, то есть надписи на твердых материалах (в моем конкретном случае это наскальные надписи, а также стелы), которые в рудниках и в каменоломнях оставляли участники древнеегипетских экспедиций в эпохи Древнего и Среднего царств. Таких надписей было собрано более четырехсот, какие-то из них переводились на русский язык, но в основном приходилось делать перевод для этой книги. Кроме того, есть данные археологии, которые в последние примерно 20 лет активно пополняются, и, наконец, письменные источники из самой Нильской долины. Они очень разнообразны. Это могут быть автобиографии чиновников: иногда удается идентифицировать людей, которые оставили надписи где-нибудь в пустыне – скажем, в каменоломнях Вади-Хаммамата (там египтяне добывали красивый зеленоватый камень для царских саркофагов и статуй) и где-нибудь в Мемфисском Некрополе, то есть в некрополе столицы эпохи Древнего царства. Затем мы сопоставляем данные, которые встречаются в долине Нила, с теми данными, которые встречаются в рудниках и каменоломнях. Порой там удается найти любопытные параллели – например, выяснить, как развивалась карьера чиновника: скажем, в надписи в пустыне он оставил один свой титул, а в гробнице мы видим уже всю череду тех титулов, которые он имел в течение жизни.

Михаил Родин: Буквально сейчас есть такая проблема: многие говорят, что мы изучаем пирамиды, мы знаем, откуда брали этот камень… но это только археологические источники, а вы как раз оперируете письменными. То есть речь идет о совершенно новых данных. Когда к нам начали поступать письменные источники именно про эпоху строительства пирамид?

Максим Лебедев: Что касается материалов конкретно для Великих пирамид, в том числе пирамид Гизы, то нужно понимать, что большая часть камня добывалась на месте – непосредственно вблизи строительных площадок. Тем не менее, любой царский поминальный комплекс требовал не только большого количества известняка высокого качества, который добывался на противоположном берегу Нила, но и большого количества материалов для оформления: гранита, базальта, египетского алебастра (красивого камня молочного цвета). Надписи, о которых идет речь, в основном касаются таких «престижных» материалов. Это были твердые породы, которые доставлялись издалека, имели высокую стоимость и являлись царской привилегией. Иногда царь соблаговолял передать блок-другой в пользование чиновнику: это был своеобразный царский дар. Кроме этих «престижных» материалов, письменные источники касаются также металлов: например, меди или золота.

Несколько лет назад французской экспедицией было сделано замечательное открытие на территории небольшой якорной стоянки, которая находится прямо напротив Синая – Вади эль-Джарф. Есть такой курорт, Айн Сохна, куда ездят египтяне (в основном, жители Каира) отдыхать на выходные: там всего 150 км до моря, а неподалеку от него расположена стоянка Вади эль-Джарф. В 2013 или 2014 году там были найдены в большом количестве фрагменты папирусов, но публиковать их начали только в 2015–2016 гг.; именно тогда стало подробно известно их содержание, и сегодня они считаются наиболее ранними известными папирусами. Надо сказать, что папирусы известны нам с раннединастического периода, с самого начала 3-го тысячелетия до нашей эры, но на них ничего не написано. А самые древние папирусы с текстом (это начало IV династии) относятся к времени правления фараона Хуфу – по всей видимости, это 27-й год его царствования, собственно, последний известный нам год его правления. В это время в Вади эль-Джарф существовал небольшой порт, который использовался для доставки из Синая меди. Нужно понимать, что египтяне в эпоху строительства пирамид жили в таком «медно-каменном» веке и использовали то каменное орудие, то медное. Но медь – очень мягкий материал, и она очень активно стачивалась.

Есть такая отрасль – экспериментальная археология; датские специалисты этой отрасли поставили опыт: попытались перепилить гранитный блок с помощью медной пилы. Понятно, что пилит не сама пила (так как она вообще не имеет зубьев), а абразивный материал, который постоянно подсыпается. Так вот, экспериментальным путем было выяснено, что этот абразивный материал стирает примерно 250 грамм меди за то время, которое уходит на распил 3 кубических сантиметров гранита. Соответственно, запасы меди нужно было каким-то образом восполнять. Основные месторождения меди находились в это время в восточных пустынях, прежде всего – в Синайской. Там добывались бирюза и малахит, они перемалывались; там же выплавлялась медь. Понятно, что строительная площадка Великих пирамид требовала огромного количества меди и прочих материалов: и золота, и гранита, и базальта – и все эти материалы нужно было как-то транспортировать.

И египтяне, что называется, «протянули свои щупальца» в самые различные части своей Ойкумены. Та инфраструктура, которая была создана для строительства Великой пирамиды, поражает. Например, в каменоломне Гебель эль-Аср, которая находилась в 70 км на юг от Абу-Симбела, добывался диорит (или гнейс, как его еще называют); самые северные рубежи инфраструктуры находились на территории современного Ливана, откуда доставлялся кедр; на западе это были оазисы западной пустыни, откуда привозилась краска. Для функционирования этой огромной инфраструктуры требовались и большое количество людей, и развитая администрация. Одним из участников этой сложной системы был начальник работников по имени Мерер. В его распоряжении находилось порядка двухсот человек.

Михаил Родин: Это мы знаем из тех самых папирусов?

Максим Лебедев: Да, тех, которые были найдены в Вади эль-Джарф буквально несколько лет назад. Мерер участвовал в работе по строительству пирамиды, а именно занимался тем, что грузил на корабли блоки высококачественного мелкозернистого известняка с каменоломен Туры на корабли; затем он перевозил их к строительной площадке и там отгружал. Журнал выглядит буквально следующим образом: «День 26-ой. Погрузка каменных блоков в каменоломнях южной Туры. День 27-ой: ночевка»… На третий день блоки уже доставлялись непосредственно к стройке.

Папирус из Вади эль-Джарфа

В записях постоянно упоминается некий административный центр, который назывался «Озеро Хуфу». Начальником этого центра был некто Анкхаф – чиновник, который нам был известен по более поздним источникам (хорошо известно, например, о его гробнице в Гизе). Он был визирем при Хафре, следующем царе династии, преемнике Хуфу. Предполагалось, что он участвовал в строительстве пирамиды Хафры, то есть второй по величине пирамиды в Гизе; теперь мы знаем, что он принимал участие и в строительстве пирамиды Хуфу, так как отвечал за этот перевалочный пункт.

Всю свою логистику египтяне выстраивали вокруг водных путей – это был самый дешевый путь. На 27-ом году правления Хуфу Мерер был отправлен в Вади эль-Джарф. Возникает вопрос: зачем бригаду, которая работает на строительстве пирамид, отправлять куда-то в восточную пустыню, далеко к берегу Красного моря. Ответ на это дает археология. Дело в том, что такие кусочки папирусов были найдены при входе в галереи – это длинные, вырубленные в скалах комнаты длиной до 35 метров, которые использовались для того, чтобы складировать там различные канаты, деревянные части от кораблей и другие предметы. В целом, это было подобие портовых складов. В конце правления Хуфу, когда стало ясно, что строительство пирамиды уже завершается, и большого количества меди уже не нужно, Мерера отправили туда: нужно было законсервировать и галереи, и вообще ту портовую инфраструктуру, которая там существовала. И он это сделал – так, как умел. Он вырубил в скалах огромные камни, сравнимые по размеру с теми, которые использовались при строительстве пирамиды Хуфу, и этими камнями аккуратно заложил входы в эти галереи. Причем он сделал это по-умному: к этому времени у него уже был определенный опыт. Он промазал пандусы (нисходящие дороги), ведущие к галереям, глиной, и по мокрой глине спустил туда блоки; то пространство, которое осталось между блоками и стенами галереи, он потом замазал глиной.

С чувством, что строительство закончено, а порт законсервирован, он просто выбросил свой журнал, понимая, что он ему больше никогда не понадобится. И вот буквально несколько лет назад этот журнал был найден; он стал (и до сих пор, кстати, остается) сенсацией в мире египтологии – мы все очень ждем, когда же, наконец-то, эти папирусы будут полностью опубликованы.

Михаил Родин: Когда я начинал готовить эту программу, у нас еще не было этих сведений, а теперь мы сидим и в подробностях обсуждаем судьбу какого-то конкретного чиновника, который руководил постройкой этих пирамид.

Максим Лебедев: Причем нужно видеть фотографии с места раскопок, а на них эти скомканные документы около входа: сразу появляется живая картинка того, как он просто смял их и выбросил.

Михаил Родин: Давайте вернемся к вашим источникам. Насколько я помню, в вашей книге все выстроено точно по хронологии, и записи начинаются с самых первых, самых коротких экспедиций. Расскажите, что это были за экспедиции, как они были организованы, и как они отражаются в этих источниках.

Максим Лебедев: Сначала нужно сказать о том, что собой представляют надписи. Самые первые тексты относятся к эпохе раннединастического периода: в них просто упоминаются имена царей. Затем (уже от эпохи Древнего царства) сохраняются первые настоящие надписи, оставленные частными лицами; как правило, это имя чиновника, а потом – и имя, и титул. То есть появляются важнейшие элементы, который позволяют идентифицировать человека. К концу Древнего царства в записи проникают элементы автобиографий чиновников, в них появляются сообщения о целях экспедиций, об их составе – то есть чиновники напоминают не только о себе, но и о своих подчиненных. В эпоху Среднего царства начинают возникать довольно большие записи, где подробно рассказывается, как отряд добирался до места назначения или до Нила, какие у него были трудности, сколько камня он добыл, сколько времени продолжалось предприятие, каким образом транспортировали этот камень или другой материал (полудрагоценный камень или металл), и так далее.

Египтяне строили не только храмы и пирамиды; они осуществляли, например, очень крупные ирригационные проекты, на которые тоже требовались большие количества людей и развитая администрация. Поэтому все крупные экспедиции, а также строительные и инфраструктурные проекты имели очень важное экономическое значение. Есть мнение о том, что на рубеже III и IV династий, когда начали строиться Великие пирамиды, именно эти грандиозные проекты способствовали переходу египетского государства на качественно новый уровень. То есть сработал так называемый мультипликационный эффект, при котором много изменений в различных областях (в администрации, в технологиях) и демографический рост вдруг приводят к взрывному эффекту, и государство переходит на качественно новый уровень, превращаясь в настоящее древневосточное государство. Вот именно это, судя по всему, произошло с Древним Египтом.

Долго велись споры о том, являлись ли рудники и каменоломни (и, соответственно, разработки материалов в них) эксклюзивный царской прерогативой. Дело в том, что древние египтяне совершенно по-особому воспринимали мир вокруг себя. Они полагали, что в мире действуют две основные силы: с одной стороны – Исефет (имя этой сущности переводят как «нечто злое», «зло», но на самом деле это, скорее, отсутствие смысла), с другой – Маат (то, что обычно переводят как «правда», но лучше переводить как «должный порядок вещей»). Задача царя заключалась в том, чтобы бороться с обессмысливанием – потому что войны и болезни считались не злыми, а просто лишенными смысла явлениями – и добавлять в этот мир смысл. Это было возможно, если в египетских храмах поддерживался культ богов, и если строились пирамиды (например, если говорить об эпохе Раннего царства, там пирамиды воспринимались как дар богам за хорошие разливы). Это было возможно сделать только с притоком большого количества материалов. Эти материалы, особенно наиболее ценные из них (травертин, гнейс, гранит, золото, медь), воспринимались как материализовавшаяся божественная энергия. Тексты самых поздних эпох, например, греко-римского периода, говорят о том, что сырые материалы египтяне воспринимали как запас божественной энергии, и под храмами этого времени находятся даже специальные хранилища для них. Они были чем-то вроде божественных «батареек», которые заряжали храм и позволяли царю поддерживать мир в его изначальном состоянии.

Богиня Маат

Михаил Родин: Получается, этот рабочий, который поехал в экспедицию в пустыню, он поехал не просто за камнем – он спасал мир и привозил, как он считал, божественную энергию?

Максим Лебедев: Да, он привозил материализовавшуюся божественную энергию. На раскопках в Гизе мы регулярно находим фрагменты ценных камней: гранита или алебастра. К сожалению, чаще всего они встречаются именно в контексте того, что они были украдены. У меня давно есть идея о том, что, возможно, такие куски камня, украденные или просто взятые с царской строительной площадки, воспринимались как нечто очень важное, скажем, как амулет. Возможно, когда-нибудь мы найдем неразграбленное погребение, которое будет включать кусок алебастра – тогда эту теорию можно будет подтвердить.

Еще любопытно отметить следующее: египтяне считали, что эти богатства созданы изначально – то есть существуют залежи золота, меди, полудрагоценных камней, но открываются они постепенно, как бы адресно, каждому конкретному царю. Скажем, в эпоху раннего Среднего царства появляется текст о том, что группа идет по пустыне, и там никогда не было озера, где можно было бы напиться, и вдруг происходит чудо, и именно эта экспедиция открывает это озеро. Оно было сокрыто, но, когда возникла необходимость, когда они испытывали жажду, оно вдруг открылось. То есть египетские боги знали, сколько нужно материалов для поддержания культа, и именно столько этих материалов они заложили в земной коре, постепенно открывая их по мере необходимости – для благочестивых царей, естественно.

Михаил Родин: Опишите самые первые источники: как происходили первые экспедиции, как они были организованы, сколько человек в них было, сколько времени это заняло, что они привезли?

Максим Лебедев: Самые первые тексты говорят о том, что, видимо, в эпоху Древнего царства, когда государство, по большому счету, было такой большой семейной корпорацией (во главе находился царь, а основными делами заведовали его сыновья), основной руководящий состав экспедиций был очень разнообразный. Видимо, ставка делалась на очень верных людей – это часто были царские сыновья или очень приближенные к царю лица, например, какие-нибудь военачальники, которые могли не иметь никакого опыта, скажем так, геологической разведки. Но они были хорошими администраторами, и благодаря этому их выбирали для того, чтобы решать конкретные задачи по доставке, скажем, крупного блока для царского саркофага.

Но постепенно произошла специализация, и появились отдельные институты, например, в рамках сокровищницы, которые ведали исключительно экспедиционной деятельностью на Синае, или же отдельные институты, которые ведали экспедиционной активностью на юге Египта. Более того, надо понимать, что все эти отряды посылались в периферийные области. Периферийные области – это крайне интересные явления, такие контактные зоны, где египтяне постоянно сталкивались не только с естественными, природными, проблемами (сухо, жарко, каменисто), но и с соседними племенами и народами. Для того, чтобы с ними общаться, нужны были, конечно, специалисты. Египтяне это довольно быстро понимают, и появляется особая категория руководящего состава, который специализируется на, скажем, экспедициях в Нубию – их центр был в Элефантине. Там существовала очень замкнутая прослойка высокопоставленных чиновников, которые занимались исключительно организацией экспедиций; они умели общаться с этими людьми, знали язык, понимали, в каких категориях мыслят эти люди, и умели с ними договариваться. Точно такие же центры существовали в Среднем Египте.

Михаил Родин: Мы это знаем по письменным источникам?

Максим Лебедев: Да. В конце Древнего царства многие чиновники оставляют автобиографические надписи, и из них прекрасно видно, что очень многие люди, жившие в Элефантине (это на юге Египта, современный Асуан), занимались практически исключительно тем, что возглавляли либо военные предприятия, либо различные экспедиции. Причем не только в Нубию: это были люди, которые понимали, как профессионально организовать такое путешествие, и их могли «перекидывать», скажем, на Синай, или куда-нибудь в Пунт (это страна, которая находилась на юге, примерно на территории Эритреи, или Сомали, или Йемена, откуда египтяне доставляли благовония и золото), или, скажем, на территорию современного Ливана. Казалось бы – где Нубия (современный Судан), и где Ливан; но человек, который имел опыт организаций путешествий на юг, считался хорошим кандидатом в том числе для отправки и на север. И эта специализация, которая очень хорошо прослеживается по письменным источникам, с течением времени достигает максимального развития (примерно в эпоху Среднего царства, конкретно для моего периода, особенно в конце Среднего царства) и очень хорошо показывает, как египетское государство постоянно искало пути более эффективного использования своих ресурсов для получения наибольшего результата. Появление любых профессионалов говорит о том, что общество пытается найти оптимальные пути решения тех или иных задач.

Постепенно складывается специализация экспедиционной деятельности отдельных людей; по источникам очень хорошо видно, как это происходит с одним и тем же человеком (можно предположить это, исходя из того, что в различных рудниках или каменоломнях упоминается одно и то же имя с одним и тем же титулом). Затем то же происходит уже в отдельных семьях: не только на уровне рабочих, но и на уровнях среднего и высшего командных составов были целые династии людей, которые были связаны с экспедиционной активностью государства. И, в конце концов, экспедиции были очень важным источником проникновения в Египет чужеземцев, потому что египтяне активно (особенно начиная с конца Древнего царства) привлекали жителей восточной пустыни, а затем и Синая, как людей, знакомых с данной местностью и месторождениями руд и минералов, к организации своих экспедиций. В эпоху Среднего царства очень хорошо видно, что, например, у данного чиновника египетское имя, а у его отца – азиатское. То есть происходила постепенная ассимиляция.

Михаил Родин: Собственно, мы уже подошли к тому, чтобы описать какие-то конкретные истории. Что мы знаем про этих людей, как они там работали, как протекали конкретные экспедиции за камнем?

Максим Лебедев: Более-менее подробные данные о конкретных экспедициях появляются, начиная с эпохи конца Древнего царства, до этого были только очень краткие сведения; да и писать, собственно, было не о чем, кроме имени и титула царя, потому что успех экспедиции был предопределен уже хотя бы тем, что экспедиция организовывалась царем. Египтяне даже любили называть своих соперников «секеру-анкху», «живые убитые»: то есть они были как бы еще живы, но на самом деле уже убиты, потому что египетский царь всех победил, а если кто-то ему не подчиняется, то это просто их проблемы. Именно благодаря царю на территории Египта все так прекрасно устроено, дует северный ветер, тепло, разливается Нил… а соседи жили где-нибудь в Месопотамии, где реки текли в другую сторону, или в Ливане, где были горы и непроходимые леса, или в пустынях – но это были их проблемы, а египтяне всех как бы уже «победили». И действительно, в эпоху Древнего царства мы видим, что, по большому счету, соперников у Египта не было.

А вот с конца Древнего царства начинаются серьезные климатические изменения, происходит дальнейшая аридизация (то есть иссушение) климата в восточном Средиземноморье и в северной Африке, на территорию Египта вторгаются кочевники (в основном, семитские племена с востока), и начинаются проблемы. И египтяне вдруг понимают, что есть враги, которых они победить не могут: они могут одержать одну, вторую, третью победу, но остановить процесс уже невозможно. К этому времени Египет постепенно приходит в упадок, и первое централизованное государство, судя по всему, разваливается.

Египтяне, видя, что божественная природа царей каким-то образом стала ущербной, начинают искать поддержки у каких-то других сил, не только у царя. Такими силами, естественно, стали боги. В кризисную эпоху, что свойственно человеческой природе, близость египтянам к богам увеличилась. Они стали ставить свои памятники в храмах и начали больше обращать внимание на свою собственную роль в экспедициях за материалами. Ранее считалось, что, если царь отправил человека в экспедицию, он ничего не может с этим сделать, и он всего лишь как бы часть его тела; кстати, любой чиновник, отправленный за пределы Нильской долины, воспринимался как часть тела царя, и, собственно говоря, его успех объяснялся тем, что он являлся частицей божественного существа – единственного, способного общаться с богами. Дело в том, что пространства за пределами Нильской долины были, с одной стороны, самыми опасными, с другой стороны – самыми привлекательными. Это были те территории, где божественные силы действовали неупорядоченно; если на территории Египта их действия были упорядочены ритуалами и, соответственно, там все благополучно и логично устроено, то именно благодаря ритуалам. В пустынях все наоборот – божественные силы находятся в диссонансе по сравнению с тем, как они «ведут себя» в Египте, но именно здесь с ними можно повстречаться, пообщаться, добиться совета и поддержки.

И с конца Древнего царства египтяне начинают обращать все больше внимания на свои личные достоинства и свою личную роль в успехе экспедиции. Уже при VI династии появляется несколько любопытных текстов из восточной пустыни: некая экспедиция, описанная в них, шла от одного вади к другому (вади – это пустынная долина, которая изредка наполняется дождевой водой, а большую часть времени представляет собой высохшее русло реки). Перед этой экспедицией стояла задача – выкапывать там колодцы, и эти тексты, соответственно, описывают размеры колодцев и их глубину. И чиновник, который делал эти записи, оставил пометку, что глубина этих колодцев – это лично его достижение.

Михаил Родин: А зачем вообще выкапывались эти колодцы? Эта экспедиция прокладывала путь для последующих экспедиций, налаживала инфраструктуру?..

Максим Лебедев: Да, и более того – когда в начале Первого переходного периода многие каналы были заброшены, а в начале Среднего царства их начали опять восстанавливать, то первое, с чего начали египтяне, было восстановление системы колодцев, которая существовала в восточной пустыне. А в эпоху Среднего царства египтяне уже не стеснялись и красочно повествовали о своем личном общении с богами. Был такой случай, когда один из начальников отправился с отрядом в каменоломню Вади-Хаммамата, про которую я уже говорил (это где-то 80 километров от долины Нила, то есть два-три дня пути), и заблудился – восемь дней ходил вокруг этого вади. Хотя заблудиться там непросто: это долина, которая идет от Нила до Красного моря, и ошибиться там сложно, но он, тем не менее, заблудился. Итак, восемь дней он бродил по пустыне в полном истощении и, понимая, что дело его дрянь, решил обратиться к богам. Для Древнего царства это было бы необычно – с богами мог общаться только царь; но здесь и сейчас, в пустыне, это должно было сработать. И сработало. Он принес жертвы и благодаря богам смог добраться до каменоломни и выполнить свою задачу. Была и другая история из эпохи позднего Среднего царства: чиновник отправляется на Синай для того, чтобы добывать там бирюзу, но прибывает он туда в полном расстройстве чувств, потому что понимает, что очень жарко – а в такое время бирюза обретает некрасивый блеклый цвет. Что делать? Только приносить жертвы. Он приносит жертвы богине Хатхор, покровительнице синайских рудников и одновременно богине красоты и любви, и богиня открывает ему способ добычи бирюзы хорошего цвета; тексты говорят о том, что у нее «правильная кожа», то есть правильный цвет. И этот чиновник делает вывод для себя и для тех людей, которые придут ему на смену: «Будьте благочестивы и приносите жертвы богине Хатхор, как делал это я».

Михаил Родин: Он, получается, высек всю эту историю где-то на скале?

Максим Лебедев: Это была стела, которую он поставил в храме Хатхор – тот в это время там существовал. А вообще можно сказать, что по надписям очень любопытно прослеживается, как сначала успех экспедиции зависит непосредственно от царя, а потом, в эпоху Первого переходного периода, на право успешной организации экспедиций претендуют уже и частные лица, например, начальники различных областей. Они это обосновывали, называя себя сыновьями местных божеств. Скажем, были такие каменоломни Хет-Нуб, где добывался алебастр; дороги в Хет-Нуб шли из 15-го верхнеегипетского нома, и в эпоху Первого переходного периода разработка этой каменоломни была захвачена правителями этой области – 15-го нома. Они провозгласили себя сыновьями местного божества, и успех экспедиций стали объяснять тем, что им помогают бау, то есть местные божественные силы. А вот в эпоху Среднего царства, когда контроль над экспедициями вновь оказался в руках царей, все разговоры про общение простых людей с божественными силами прекратились. И снова они появляются только в конце Среднего царства, когда египетское государство, по всей видимости, снова вступило на путь децентрализации, и стали проявляться признаки кризиса. То есть в те периоды, когда царская власть была сильна, разговоры были только о том, что только царь может обеспечить успех экспедиции, но как только становится ясно, что центральная администрация теряет свою хватку, тут же в надписях появляются красочные истории о том, как экспедиция стала успешной только благодаря какому-то чиновнику.

Михаил Родин: А насколько эти экспедиции были масштабными? Сколько людей в них участвовало, как долго они длились, сколько материала они могли привезти за один раз?

Максим Лебедев: С пониманием этого есть большая проблема, так как памятники эпох Древнего царства и Среднего царства находятся в плохом состоянии, и сейчас делаются попытки примерно оценить объем того камня, который был извлечен из каменоломен, и объем того камня, который был непосредственно привезен и обработан на месте. Но дело в том, что мы можем использовать данные только по столичному региону, который неплохо раскопан. Вообще трагедия в том, что у нас нет толковой археологической карты Египта, а сам Египет крайне неравномерно изучен. В основном все, что интересует исследователей, начиная с XIX века, это гробницы, пирамиды и храмы – то есть памятники, где можно добыть какие-то ценные вещи или письменные источники, при этом поселения и производственные центры исследованы крайне слабо, как и в целом средний Египет. Неравномерность тут идеографическая, по принципу значения памятников; сейчас египтологи пытаются это исправить – например, занимаются памятниками, которые раньше не привлекали внимания. Но впереди еще очень-очень долгий путь. Поэтому объективно оценить объем материала, который был добыт и доставлен, очень сложно. Кроме того, каменоломни постоянно разрабатывались, и, скажем, каменоломни, которые в Древнем царстве имели размеры 50 метров на 50 метров, в Новом царстве уже имели размеры 100 на 100 метров; сложно сказать, где то «ядро», которое было извлечено в эпоху Древнего царства.

Михаил Родин: А сами чиновники не писали, условно, «со мной пришло сто человек, мы вырубили столько-то материала…»?

Максим Лебедев: Да, такие письменные источники есть, но дело в том, что к ним нужно относиться очень осторожно, потому что любой письменный источник фиксирует не объективно существующую реальность, а реальность, которая, по идее, должна существовать. Более того, египтяне любили преувеличивать и не считали это чем-то плохим: любое преувеличение просто показывало, каким должен быть мир. То есть они просто-напросто говорили о той самой Маат – должном порядке устройства этого мира.

Вообще у нас есть данные о том, что в экспедициях могли принимать участие до нескольких десятков тысяч человек. Был такой визирь Аменемхет, который в конце XI династии отправился к Вади-Хаммамату, и при нем было 10 000 человек. Но дело в том, что имя Аменемхета странным образом совпадает с именем основателя следующей династии, царя Аменемхета I. И еще в XIX веке высказывалось такое предположение, что он отправился в пустыню, чтобы добыть саркофаг для царя, а затем пришел с этим саркофагом, сверг царя и, в общем-то, использовал саркофаг по назначению. А захватить власть ему позволили как раз те 10 000 человек, которые находились в его распоряжении. Но в последние десятилетия проводятся активные раскопки на рудниках и каменоломнях (в восточной и западной пустынях, на Синае). И остатки жилищ, которые удается найти, керамика – все это никак не соответствует тем огромным цифрам, которые заявлены в египетских памятниках.

Аменемхет I

Здесь может быть три возможных решения. Либо мы неправильно трактуем данные археологии (можно предположить, что они просто разбивали палатки, следов которых не найти, но тогда остается открытым вопрос с керамикой – вряд ли ее куда-то прятали), либо мы имеем дело с банальным преувеличением, которые так любили египтяне, либо в этих надписях, где речь идет о десятках тысяч людей, имеются в виду человеко-дни. Там учитываются все люди, участвовавшие в экспедиции: гребцы, которые доставляли участников к началу маршрута; люди, которые туда непосредственно шли (скажем, работники по камню и охраняющие их солдаты) и люди, которые помогали с транспортировкой. Да, большой блок должны транспортировать сотни, а может, и тысячи людей, но нет смысла отправлять их туда сразу в полном составе. Их нужно кормить и снабжать, а снабжение осуществлялось с помощью ослов, которые тоже едят и пьют, и совершенно не похожи в этом отношении на те же автомобили, которые нужно снабжать только топливом. Поэтому сначала на разработки отправлялась небольшая группа специалистов, которая добывала камень (иначе говоря, выламывала), а затем к назначенному сроку туда приходил уже большой транспортный отряд, который эти камни забирал. И вот эти «десятки тысяч» могли складываться как из всех этих людей, так и просто из человеко-дней.

Михаил Родин: А в источниках есть какое-то отображение этой логистики?

Максим Лебедев: Да, такие источники остались (в основном, от эпохи Среднего царства), и в них как раз можно проследить, как сначала присылается небольшой отряд с одним начальником, потом где-то в середине экспедиции приходит новый отряд, уже большой, который разбит на отдельные подразделения по несколько сотен человек. И эти подразделения перетаскивают к Нилу блоки.

Михаил Родин: Как они тащили эти блоки по пустыне – до кораблей?

Максим Лебедев: От эпохи Среднего царства у нас остались описания, что использовались деревянные салазки, под которые лили воду (возможно, и масло, но вряд ли, расстояния были очень большими). В каменоломнях Гебель эль-Асра – это в Нубии, в 70 км к югу от Абу-Симбела – были найдены пандусы, плавные возвышения, которые в конце резко обрываются. По этим пандусам блок продвигался наверх, вероятно, затем, чтобы как раз погрузить его на такие своеобразные салазки. И сохранились следы от этих салазок.

Михаил Родин: То есть они подъезжали и загружались сверху.

Максим Лебедев: Да, и затем эти салазки тащили, причем, возможно, не к Нилу, а от Нила – в сторону вади, который сезонно заполнялся водой. Таким образом максимально сокращали путь по земле; там блоки грузили на плоты и сплавляли уже к руслу Нила. То есть вся логистика была завязана на водных путях. И даже в Гизе при поселке строителей пирамид (его недавно раскопали американцы) был найден порт, который при нем функционировал. Есть предположения, что «Озеро Хуфу», которое упоминается в журнале Мерера в качестве места, где он делал остановку на ночь, и есть та искусственная гавань, которая была сделана недалеко от Гизы.

Михаил Родин: Как вы оцениваете информативность этих эпиграфических источников? Достаточно ли мы их знаем, будем ли еще находить, будут ли они поставлять новую информацию?

Максим Лебедев: Безусловно, мы будем находить их и дальше, свидетельством чему являются раскопки американцев, итальянцев, французов в восточной пустыне и на берегу Красного моря. Это будут не только наскальные надписи, но и надписи на стелах и различных предметах, которые приносились в качестве даров богам, на бирках, крепившихся на расходные материалы, на сосудах и так далее. Все это будет появляться, хотя, может, и не в таком большом количестве, хотя бы в том же Вади-Хаммамат: более двухсот надписей уже найдены, причем еще в 80-х гг., и данные о них ждут публикации. Но нужно понимать, что период, который охватывают эти надписи, огромен. Лично мне было доступно более трехсот надписей, которые можно более-менее точно датировать; можно к этому добавить несколько сотен надписей, которые датируются просто Древним и Средним царствами. Последние я не использовал, потому что мне было важно понять, как функционировал каждый конкретный отряд, поэтому, если я не мог отнести надпись ни к одной конкретной экспедиции, я ее, к сожалению, должен был исключить. Итого у нас есть порядка семисот надписей, но они покрывают период в тысячу лет; поэтому те выводы, которые мы можем по ним сделать, должны подкрепляться данными археологии, антропологии и многих других дисциплин, которые сегодня активно развиваются в египтологии. Но письменным источникам на протяжении всей «жизни» египтологии как науки, а это уже около двухсот лет, египтологи все-таки отдают предпочтение: с археологией они знакомы, к сожалению, крайне мало. Преподавание египетской археологии только недавно стало появляться в западных университетах, а у нас археология вообще читается всего лишь один курс (Светлана Евгеньевна Малых, РГГУ), но и это уже большое достижение.

В основном египтологи упирают на изобразительные и письменные источники. Такой пример: в эпоху Среднего царства у нас не было данных о том, что египтяне совершали военные походы на северо-восток, в Сирию, в Палестину, поэтому высказывались предположения о том, что в эту эпоху египтяне сосредоточились исключительно на завоевании Нубии и укреплении своего положения там. И вдруг совершенно случайно находят фрагмент царских анналов по эпохе Среднего царства, где говорится о том, что египтяне не просто воевали на Ближнем востоке, но даже высаживали десанты на территории современной Турции. А это были всего два года из царствования одного царя. Этот пример хорошо показывает нам, в какой ловушке мы можем оказаться, если мы будем оперировать только письменными источниками. Поэтому одна из задач, которую я ставлю перед собой на ближайшее время – это примирение данных археологии и данных из письменных источников, и объяснение противоречий между ними.

Михаил Родин: Их много?

Максим Лебедев: Да, их довольно много, но они связаны, прежде всего, с численностью. Археологические данные подтверждают присутствие максимум нескольких сотен человек на рудниках и в каменоломнях; того количества людей, которое указывается в текстах, там быть не могло. Но письменные источники дают другую уникальную возможность: проникнуть в сознание египтянина, понять, как он объяснял свое присутствие в этом регионе, потому что для него выход в пустыни, за пределы хорошо организованной долины Нила, всегда был стрессом, чем-то сродни выхода в космос – настолько, что человека перед таким выходом иногда заранее отпевали. Там очень много важной информации касательно изменения структуры и состава экспедиций, касательно тех должностных лиц, которые принимали там участие – той информации, которой нет в археологической летописи.

Михаил Родин: То есть мы можем проследить за социологией и развитием и самих экспедиций, и общества в целом.

Максим Лебедев: Да, и это очень любопытно.

Михаил Родин: Ваша книга – это большая, серьезная публикация. Насколько много таких изданий сейчас на международном уровне? Или это уникальная публикация с переводом и анализом эпиграфических источников?

Максим Лебедев: На современном уровне это пока единственное издание. Были немецкие работы по Древнему и Среднему царствам, но они использовали совершенно другую методологию, и между собой они плохо соотносятся. И то количество источников, которое в них разобрано, меньше количества источников, использованных в последней работе. Но она написана не очень популярным языком. Наша команда, которая работает в Гизе, подготовила научно-популярный труд, он называется «Пирамиды над раскопом», и он рассчитан на очень широкий круг читателей. Я надеюсь, что в ближайшее время он выйдет и станет для многих людей «дверцей» в мир Древнего Египта и египетской археологии.