Елена Ляпустина в «Родине слонов»

Можно ли обвинить в коллаборационизме элиты городов, завоёванных Римом? Как нужно было послужить Вечному городу, чтобы получить гражданство? Почему вольноотпущенники торопились жениться и обзавестись детьми после получения свободы?

Об уникальном явлении римского гражданства рассказывает кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Елена Валериевна Ляпустина.

Ссылка на первую часть: https://rodinaslonov.ru/tematicheskie-czikly/antiquity/rs-90-rimskoe-grazhdanstvo-1/

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Института всеобщей истории РАН Еленой Валериевной Ляпустиной.

М. Родин: Мы уже встречались с Еленой Валерьевной и говорили о римском гражданстве. Тема очень обширная, сложная, она очень сильно повлияла на юриспруденцию и на развитие мировой цивилизации. Поэтому сегодня мы продолжим. В прошлый раз мы говорили о том, как сложно для античного общества развить империю в том смысле, что бóльшая часть государств тогда строилась как город, то есть город-государство, со школы известное нам понятие. И Рим — такой же город-государство, который подчинил себе достаточно большую территорию внутри Италии. И, собственно, у него возникла проблема: как быть с этими латинянами, которые ему подчинились. Мы закончили на Союзнической войне, когда Рим разобрался со своими вновь приобретенными территориями, и все они до реки По, насколько я помню, получили римское гражданство. Как эта система дальше функционировала, чем эти граждане отличались и отличались ли они от коренных римлян?

Е. Ляпустина: Действительно, мы остановились именно на Союзнической войне, на том, что не так на самом деле просто понять, за что она велась. То есть, когда мы на это смотрим, зная уже последующее развитие, кажется очевидным, что италики, италийские союзники сражались именно за право быть именно римскими гражданами. Как я уже говорила в прошлый раз, во время войны совершенно не так очевидно, что война велась именно за это. Возможно, они всё еще боролись за освобождение, хотя это вряд ли. Но именно эта история показывает, что распространение гражданства — процесс внутренне противоречивый и в каждую эпоху имеет свою цену, свои цели, свои риски. 

Первоначально, когда Рим только начинал завоёвывать ближайших соседей, то инкорпорация в число граждан означала грубое порабощение. По мере того, как Римская держава становилась всё больше, всё авторитетнее, всё притягательнее для других народов, приобщиться к римскому гражданству становилось, наоборот, всё более интересно и выгодно. Притягательность этого гражданства, безусловно, росла. И если поначалу, если очень спрямить ход развития, включение в гражданство было насильственной мерой, то постепенно оно превратилось, наоборот, в привилегию, которой люди, так или иначе заинтересованные в каком-то росте, искали. 

Это могло доходить до каких-то иногда даже анекдотических ситуаций. Во-первых, известны всякие обвинения в том, что гражданством попросту торговали. В частности, в истории святого Павла это фигурирует. Почему, собственно, трибун, которому он заявлял свои претензии о том, что он римский гражданин, не верил этому и считал, что если это и так, то тот это гражданство купил, как это сделал сам этот трибун. Может быть, он этого не сделал, но подозрение есть, по крайней мере, он не был урожденным римским гражданином и поэтому не мог поверить, что перед ним стоит именно римский гражданин по рождению.

М. Родин: Как работала эта система? Как можно купить гражданство, у кого?

Е. Ляпустина: Откровенно говоря, я не знаю. Ничего мне не встречалось подробно о подобной технологии, но очевидно, поскольку к этому могли вести, допустим, какие-то судебные решения или процедуры, о которых сегодня еще будет сказано, можно предположить, что подобные решения могли каким-то образом покупаться. Честно скажу, никакой реальной практики торговли римским гражданством мне не приходилось встречать, кроме вот таких риторических обвинений.

С другой стороны, могу привести очень колоритный пример из «Сатирикона» Петрония, где один из гостей Трималхиона вступает в перепалку с одним из героев романа и говорит: «Ну и что, что ты (уж не помню, кем он там был), а я, может, вообще царский сын». И дальше рассказывает свою историю, что он специально стал римским рабом в надежде потом, спустя годы, получить освобождение, а вместе с ним гражданство, и унаследовать значительную часть состояния своего патрона — бывшего господина, что, собственно, и произошло. Этот персонаж на пиру Трималхиона вполне себе благополучен и богат, то есть его план вполне сработал. И то, что царский сын из какого-то племени мог пойти таким путем, чтобы через рабство получить римское гражданство, конечно, это то, что мы бы назвали сатирическим романом, но, тем не менее, какая-то реальность за этим, безусловно, есть.

М. Родин: Тем более, точно известно, что дети вольноотпущенников уже были полноправными римскими гражданами.

Е. Ляпустина: Да. Действительно, мы в прошлый раз тоже об этом уже говорили: особенность Рима была именно в этой открытости, что совершенно сознавали уже сами древние и это общие места сопоставления Рима как общества открытого, где гражданами могли стать и бывшие рабы, и были другие способы получения римского гражданства. Если общую линию можно проследить, это то, что, оказав какие-то существенные услуги Римскому государству, это гражданство можно заслужить. Это прослеживается уже в законах, в законе о вымогательствах, устанавливавшего в конце II века до нашей эры специальные судебные присутствия, судебные комиссии постоянные по делам о вымогательствах, иначе говоря, злоупотреблениях наместников в провинциях. Тем из местных жителей, кто указывал на эти злоупотребления, одной из наград было именно получение римского гражданства. 

Гораздо интереснее рассмотреть то, каким образом римляне, создавая и выстраивая свою огромную империю, далеко вышедшую за рамки Италии, смогли выстроить механизмы распространения римского гражданства, которые не сводились бы к индивидуальным наделениям в каких-то исключительных случаях. Каким образом была выстроена именно такая система того, что мы сейчас бы назвали натурализацией, то есть принятием в гражданство, — это очень интересный сюжет.

Мне кажется, стоит подробнее остановиться на двух его моментах, и тот, и другой связан с одним и тем же словом, а именно словом «latini», то есть «латины». В прошлый раз мы уже говорили о том, что, собственно, сам Рим возник как один из латинских городов на территории племени латинов, которое было, очевидно, каким-то образом организовано. Затем, в эпоху Римского завоевания Италии, был создан Латинский союз, это всё сейчас нас не интересует, но, так или иначе, была такая категория, так называемые «латины близкие» или «древние латины». Это жители близлежащих к Риму городов, которые принадлежали к одной общности латинов. У каждого из этих городов было, разумеется, своё собственное право, своё собственное гражданство, в той мере, в которой можно говорить о гражданстве для столь ранней эпохи. Вместе с тем, у них были некоторые общие институты и возможности, которые, в конечном счете, создавали такую ситуацию, что для жителей каждого из этих латинских городов существовала возможность переселиться в другой город этого же Латинского союза и получить там реальное гражданство того города, куда он переселился. 

Получается, что не существовало никого латинского гражданства, видимо, никогда, но была такая опция, своего рода потенциальное гражданство для каждой из общин, которые входили в этот союз. Где человек реально жил, не просто приехал на неделю, а поселился, имел своё постоянное место жительства, каким-то образом зафиксированное, вот в этом месте он и считался гражданином. При этом это вовсе не значит, что любой человек, который приехал и поселился, стал бы гражданином. Конечно, нет, но если это был тот, кто принадлежал к одному из латинских городов, вот это и создавало ту общность того, что в очень больших кавычках для того времени можно было бы назвать латинским правом. Разумеется, это некий способ описания такой давней действительности. 

Очень интересно, что именно в ту эпоху, когда римлянам пришлось каким-то образом заново создавать очень большую империю и организовывать, в том числе, и вопросы функционирования и пополнения гражданского коллектива, именно это понятие «latinitas», именно такая категория, как «латины», оказалась востребована для того, чтобы построить очень изощренные и оказавшиеся очень эффективными юридические фикции. Появились две категории — сначала одна, затем другая. Начнем с той, что появилась раньше, это так называемые колониальные латины. 

О чем же идет речь? Речь идет о том, что вскоре после Союзнической войны Помпей Страбон, отец Помпея Великого, ввёл определенную меру для той части северной  Италии, которая не получила ещё римского гражданства после Союзнической войны, и, в частности, в его урегулировании городов Транспаданской Галлии существовала такая норма, как получение римского гражданства в результате исполнения должностей в местной общине. То есть здесь впервые был создан этот механизм, его ядро. 

Сохраняются местные города, местные городские общины со всеми своими институтами. Пусть они зависят от Рима и, как мы уже говорили, лишены полностью многих полномочий: полностью лишены какой-либо внешней политики, разумеется, но и в сфере, допустим, наиболее важных дел, будь то судебных или иных, они тоже лишены, но у них есть всё равно довольно существенное самоуправление, свое собственное судопроизводство, ограниченное лишь, опять-таки, некоторыми лимитами: суммой тяжб, которые там рассматриваются, или характеристикой уголовных дел, которые подлежат рассмотрению местным судом или уже обязательно римским. Но всё-таки это такая достаточно работоспособная городская община, которой, разумеется, управляют какие-то местные магистраты. Устанавливается практика, что эти местные магистраты, после того, как они исполнили свою обязанность, как правило, годовую (какие-нибудь дуумвиры по судоговорению или кватторвиры), автоматически получают римское гражданство. 

М. Родин: То есть те, кто работает на империю на этой свежезавоеванной территории. Как коллаборационисты во время Великой Отечественной войны, которые на немцев работали.

Е. Ляпустина: Это, конечно, полезное заострение, скажем так, введение понятия коллаборационизма сюда.

М. Родин: Я к тому, что местные-то, наверно, к этому относились не очень.

Е. Ляпустина: Это очень точно, потому что, конечно, если посмотреть уже немножко с высоты веков, то мы увидим, что этот механизм работал на протяжении, по крайней мере, трех столетий, сбоев серьёзных не давал. В прошлый раз я переводила цитату из Элия Аристида, из похвалы Риму, который, собственно, и говорит: «Это всё наш единый город, повсюду». Это, действительно, был гимн, панегирик этой местной элите, которая служит идеалам великого большого Рима, но при этом остаётся местной элитой. То есть мы в этом видим полное отсутствие какого-либо сознательного протеста против римского ига. Действительно, никаких особенных восстаний внутри империи против римского господства в эпоху ранней империи мы не знаем. Если таковые есть, то это связано с какими-то очень далекими территориями, либо это вообще Британия. То есть это далёкие провинции. 

М. Родин: Даже в Испании Серторианские войны — это и то более сложная структура. 

Е. Ляпустина: Серторианская война — это всё-таки ещё I век до нашей эры, это совсем другая эпоха. 

Таким образом, говорить о коллаборационизме действительно можно, если не вкладывать в это понятие каких-то моральных оценок, то в техническом смысле — конечно. То есть успешное существование Римской империи, в том числе, путём интеграции местных элит в римское гражданство — это, безусловно, такой пример успешного коллаборационизма. Что при этом думали и думали ли представители более низких слоев провинциального населения, как они к этому относились? Об этом судить очень трудно. Откровенно говоря, мне кажется, что и не очень можно об этом судить.

М. Родин: Источников нет.

Е. Ляпустина: И источников. Честно скажу, я этим никогда не занималась, поэтому вполне возможно, что можно найти какие-то следы. Но я не помню, чтобы мне когда-то встречались какие-то сведения о том, чтобы вот эти местные элиты были бы обвиняемы кем-то другим в предательстве своих собственных интересов. Именно в этом коллаборационизме. Уточняю, я говорю, конечно, об эпохе империи, а не о времени, когда реально шли завоевательные войны, когда реально происходило присоединение тех или иных территорий, там, разумеется, это всё было.

М. Родин: То есть нет такой ситуации, как, например, сегодня у меня странные всплывают ассоциации, предположим, в той же Сербии, как в Австро-Венгрии, когда она существовала, там был как раз раскол элит. Одна часть элиты была националистической, а другая была коллаборационистской, если можно так сказать, которая была за империю. Здесь следов расколов нет внутри элит разных территорий, которые покорял Рим?

Е. Ляпустина: Повторяю, что специально этот вопрос никогда не изучала, поэтому могу сказать что-то совершенно неуместное, но, надеюсь всё-таки, не так. Мне кажется, насколько я это вижу, та ситуация, которую вы описываете, разумеется, была, но она была в момент завоевания или вскоре после него. 

М. Родин: Ну да, по свежим следам.

Е. Ляпустина: Более того, тоже вспомнилась такая странная деталь, странный эпизод. Однажды мне в одной статье про римскую Галлию, про завоевание Галлии Цезарем встретилось сравнение двух карт: на одну из которых были нанесены племена Галлии, позиция которых по отношению к Цезарю и к римской власти была именно такой, то есть одни сотрудничали, другие не сотрудничали, были, соответственно, национальные предатели и всё прочее. Это всё там существовало, и, собственно, эта карта известная, и её легко нарисовать, читая того же Цезаря. И дальше она сопоставлялась с картой голосования на каких-то последних на тот момент (это статья где-то 1980-х годов), на результаты каких-то, по-моему, местных выборов во Франции. Удивительным образом, это распределение там довольно-таки сильно совпадало. То есть можно увидеть в каких-то региональных различиях по результатам голосования в современной Франции чуть ли не отличия отношения разных галльских племён к Риму и Цезарю в эпоху завоевания.

Поэтому, с одной стороны, наверное, можно проследить какие-то неизменные константы, но само понятие римского мира, этих, по крайней мере, двух с половиной столетий стабильного существования хотя бы в основных территориях Римской империи, всё-таки, как мне кажется, не дает оснований говорить о том, что местные элиты были в это время как-то всерьёз разделены по отношению к римлянам. 

М. Родин: А, может быть, римляне это устраняли, потому что вы упомянули галльское завоевание, но некоторые это завоевание называют вообще геноцидом. Может быть, просто вырезали всю эту элиту, которая не согласна, оставались только те, которые «за».

Е. Ляпустина: Как показывает история, всех вырезать невозможно, и обычно, если результатом какого-то завоевания становится стабильное существование какого-то нового государственно-политического образования, в котором не существует этих линий разделения, то, скорее всего, просто люди принимают действительность и смиряются с ней.

М. Родин: И принимают ту пользу, которую приносит вместе с собой империя. А Римская империя, несомненно, приносила пользу.

Е. Ляпустина: Да, разумеется. Так вот, если мы вернемся к получению римского гражданства через исполнение обязанностей магистратов в каком-то своём родном городе, то вот это оказалось очень действенным и успешным механизмом. И он в дальнейшем, особенно в I веке нашей эры, то есть в первый век существования империи, был довольно широко распространён на территории, главным образом, западных провинций. На востоке он практически не засвидетельствован, его там нет, там другая история. А вот в западных провинциях он использовался достаточно широко, настолько широко, что, допустим… Здесь, конечно, особое место занимает Испания по ряду причин.

Во-первых, потому что именно там найдено и продолжают по сей день находить довольно много так называемых муниципальных законов. То есть это эпиграфические памятники, надписи на бронзовых досках, которые фиксируют местное право. То есть это законы того или иного города, которые, как правило, имели статус (и тут я надолго задумываюсь, как его точно назвать, потому что это предмет длительных дискуссий: был ли это латинский муниципий или римский муниципий — это по сей день остается предметом довольно изощренных и сложных дискуссий историко-правового порядка, поэтому мы на этом останавливаться не будем, скажу лишь о сути). 

Суть заключалась в том, что всей Испании в определенный момент, скорее всего, это где-то около 74 года нашей эры при Веспасиане, нам об этом известно из одного очень краткого сообщения Плиния Старшего о том, что Веспасиан предоставил всей Испании Ius latii — это самое латинское право, как можно понять это выражение, если его не понимать как-то иначе. Скорее всего, именно так. Иначе говоря, все города, очевидно, находившиеся на территории испанских провинций, получили вот такой статус. То есть это были, строго говоря, с точки зрения римлян, города не римские, они были населены, с точки зрения римского права, строго говоря, перегринами — то есть чужеземцами. Но верхушка этих городов именно в силу того, что эти городские законы включали в себя механизм романизации элиты через выполнение магистратур, естественно, становилась состоящей из римских граждан. Этот механизм так называемой элективной натурализации оказался, видимо, очень действенным. Для Испании мы имеем и сообщения Плиния Старшего, и реальные законы, которые находятся, среди них есть несколько очень подробных, какие-то фрагменты продолжают находить чуть ли не каждый год в разных местах. 

К сожалению, про другие провинции этого сказать нельзя. О существовании такой же практики там мы судим больше по косвенным данным, то есть по данным ономастики, по именам в надписях местных магистратов, но, скорее всего, это всё-таки действовало более-менее во всех западных провинциях. И результат был каков? Он такой и был, что всякий, кто хотел и мог каким-то образом быть причастным к власти и был достаточно обеспечен в какой-то городской общине, он автоматически становился римским гражданином. 

Дальше у этого всего есть свои сложности, потому что возникает вопрос: а становятся ли римскими гражданами члены семьи и в какой мере? Это, естественно, подразумевает вопросы наследования.

М. Родин: А семья включает в себя и клиентов, и рабов…

Е. Ляпустина: Нет, это, конечно, нет, о рабах мы еще поговорим отдельно. Речь идет, конечно, о жене и детях. Об этом можно думать, сопоставив это ещё с одним способом приобретения римского гражданства (и здесь уж точно можно сказать, что это гражданство за заслуги перед отечеством) — это, конечно, получение римского гражданства бывшими солдатами по выслуге лет, когда они уходили в почетную отставку, они получали. Разумеется, речь идет о тех воинах, которые не являлись гражданами по рождению, тогда бы они служили в легионах, а вот те, кто не были римлянами по рождению, служили во всевозможных вспомогательных войсках. И вот они-то уже на выходе в отставку получали римское гражданство, и, что для нас особенно приятно, это гражданство было подтверждено дипломом на прочном материале, как правило, на той же бронзе, поэтому таких дипломов найдено довольно много. 

Это бесценный источник для того, чтобы исследовать передвижение различных подразделений римской армии, поскольку этот диплом представляет собой своего рода выписку из решения о предоставлении римского гражданства определенным лицам, которые принадлежат тому или иному подразделению. Поскольку такого рода решения точно датируются обычно, это дает основание довольно точно изучать локализацию римских войск. Непосредственно практический смысл такого диплома был совершенно понятен: это было подтверждение римского гражданства для тех, кто в данной выписке перечислен, а там перечислялись те воины, которые по соответствующему решению его получали. 

Так вот история с предоставлением римского гражданства бывшим воинам (то есть ветеранам) тоже имеет моменты, связанные с тем, насколько это предоставление распространялось на жену и детей. Постепенно расширялись эти права, то есть постепенно получали и жена, и дети, но это было не сразу.

М. Родин: Что же случилось с остальным населением, ведь общество состоит далеко не только из элит?

Е. Ляпустина: Разумеется. Замечу, что вряд ли ветеранов можно назвать элитой, но, в конце концов, и служили они десятки лет, им приходилось действительно поработать, чтобы получить это гражданство. 

Мне и хотелось показать, что механизм, который римляне смогли создать, используя, в том числе, фикцию латинов, его эффективность и действенность, возможно, заключалась именно в том, что им удалось тем самым сделать при всей открытости своего гражданства, при относительной легкости его получения в сравнении с, допустим, теми же самыми Афинами, не раз уже об этом упоминали, что этим Рим от греческих полисов очень отличался, и это понимали уже сами древние, тот же Цицерон приводил в пример Лисия, который служил Афинам, но был по рождению сиракузянином, и ничего с этим сделать было нельзя, ни за какие заслуги он не мог получить афинское гражданство. Не будем вспоминать знаменитую историю с Периклом, с Аспасией и так далее. 

Македонский царь Филипп писал в письме жителям Ларисы именно об этом, о том, что «римляне сильнее нас именно потому (очень грубо излагаю, конечно), что они дают гражданство бывшим рабам», то есть даже бывшим рабам и это, действительно, особенность. При этом, мы об этом еще будем сейчас говорить, римляне смогли: да, открытость, но не безграничная. То есть разные механизмы, которые были придуманы, были направлены в сущности на одно. Да, римское гражданство можно получить, но его можно получить, только если ты фактически докажешь свою пользу для Римского государства, а не просто так. Поэтому именно для более низких социальных слоёв, опять же, можно лишь гадать, как мы в первой части передачи гадали об их отношении к римскому владычеству, точно так же здесь можно только гадать, хотели они стать римскими гражданами или нет. Я думаю, что бывало по-разному, но в большинстве случаев им это, может быть, было даже и не нужно. Сейчас на одном из примеров, связанных с второй фикцией, связанной с латинами, я постараюсь это показать. 

Итак, у нас были древние латины, латины приски, которые изначально и были латинами.

М. Родин: Те, которые на территории Италии живут.

Е. Ляпустина: Да, то есть это были реальные латины, реальные города, области, которые по сей день называют Лацио. Затем, может быть, было не очень понятно, почему вдруг правящие элиты завоёванных, присоединенных римлянами городов вдруг получали римское гражданство через то, что… почему это называлось латинским правом, такой путь к римскому гражданству, причём здесь латины. Я, наверное, пропустила, действительно, один шаг, а именно латинские колонии.

Дело в том, что само завоевание Италии происходило в разных формах и одной из форм, поскольку латины участвовали и другие италийские союзники в завоевательной экспансии римлян, то новые города основывались вовсе не обязательно как римские колонии. Таковых, именно римских колоний, было как раз не так уж и много. Основным механизмом были как раз латинские колонии. И на эти латинские колонии распространялись те права, которые раньше признавались за латинами. То есть возникла эта фигура латинской колонии. 

Идея в чём: граждане города, который имеет статус латинской колонии, у них есть несколько больше возможность в результате выполнения автоматических в общем-то процедур получить римское право. Реально это в то время называлось ius migrandi или ius migrationis, иначе говоря, любой из жителей латинских колоний мог переселиться в Рим, поселиться там и стать римским гражданином. Это право было ограничено только на рубеже II-I веков до нашей эры, то есть сразу после Союзнической войны. Это, видимо, тот самый момент, когда привлекательность римского гражданства начинает резко возрастать и для того, чтобы не обескровливать италийские города, был принят специальный закон, который ограничивал право переселения в Рим для латинов, уже теперь, можно сказать, колониальных, условием, что они должны в родном городе оставить взрослого сына обеспеченного. Это уже сильно ограничивало, реально это рассматривалось как запрет на переселение в Рим для жителей латинских колоний.

Теперь, я надеюсь, становится понятно, почему право получения римского гражданства через исполнение обязанностей в родном городе называлось, скажем так, латинским правом. Эта же фикция была использована (слово «фикция» я употребляю тоже без всяких отрицательных коннотаций, это всего-навсего предположение, то есть то, чего нет, но это предполагается в правовом смысле ) ещё раз для другой ситуации, у которой, тем не менее, общее зерно есть, и это тоже потенциальная возможность получения римского гражданства. 

Речь идет об определённой категории римских вольноотпущенников, которая появилась в результате принятия при Августе закона, одним из авторов которого был магистрат, родовое имя которого был Юний, поэтому эти отпущенники получили затем название latini Iuniani, то есть юниевы латины. Что же это были за отпущенники, о чём идет речь? Сама по себе эта категория и её появление связаны с другим законом, принятым тоже при Августе, законом Элия Сенция, который устанавливал ограничения на отпуск рабов на волю. Ограничения эти носили возрастной и процедурный характер. Нельзя было освобождать раба, которому не исполнилось 30 лет, этого не мог делать хозяин, который сам не достиг 20 лет. Другими законами того же времени ограничивалось число рабов, которых можно было освободить по завещанию в зависимости от общей численности рабов, которые были у того или иного хозяина. Видна совершенно определенная цель этих законов — ограничить число отпущенников. Дальше можно ломать голову, почему это потребовалось Августу, есть предположение, среди гипотез, объясняющих, что тем самым сокращалось число потенциальных граждан, которые могли пополнить ряды римского плебса, на который приходилось тратиться, вспомним «хлеба и зрелищ» и так далее. Можно придумывать и искать и другие объяснения, но сейчас мы не будем идти в ту сторону.

Кто же такие latini Iuniani? Этим законом предусматривалась возможность для тех отпущенников, которые не получили римского гражданства в результате применения ограничений, введенных законодательством Августа, всё-таки это гражданство получить. Вдумаемся в эту ситуацию. Действительно, особенность римлян, о которой мы уже не раз упоминали, то, что римский вольноотпущенник становился римским гражданином. Вольноотпущенник римского гражданина сам в свою очередь становился римским гражданином. Это ситуация, очень сильно отличающаяся от других античных обществ, и в ней можно увидеть определенный признак величия римского гражданина, потому что получалось так, что римский гражданин, отпуская своего раба на волю с соблюдением всех необходимых формальностей, фактически производил нового гражданина. То есть получалось, что он как бы воплощал в себе часть того, что мы бы назвали властью государства.

М. Родин: Слово «империя» само по себе же обозначает власть граждан, которые передают кому-то… 

Е. Ляпустина: Давайте не будем идти в эту сторону, это нас уведет совсем. В действительности, конечно, я неслучайно сделала оговорку о том, что римский гражданин должен освободить своего раба с соблюдением всех необходимых формальностей, а сами эти формальности таковы, что они предполагают участие гражданской общины, участие сограждан. Решение его произвольное, это он решает, кого отпустить на волю, а кого нет, но для того, чтобы это решение привело к получению его отпущенником статуса римского гражданства, нужно одобрение сограждан. Почему? Потому, что если мы рассмотрим способы отпуска на волю, которые дают законные права отпущеннику, их три. 

Это либо по цензу, то есть вписать в ценз, в составе своей фамилии, при проведении очередного ценза сказать: «А вот этот вот был раб, а теперь он свободный, он становится гражданином». Ценз проходит не очень часто, и вообще это процедура довольно сложная. Далее, с помощью виндикты так называемой, иначе говоря, это судебная процедура. В присутствии римского магистрата устраивается фиктивный  судебный процесс, некто утверждает, что данный раб свободен, а его хозяин не возражает. Тем самым судебный магистрат произносит своё решение о том, что это человек свободный, и он получает гражданство. Мы видим, что здесь участвует то, что мы бы сейчас назвали государственной властью, хотя, честно говоря, я принадлежу к тем, кто старается не употреблять слово государство применительно к Риму, но пусть будет так для простоты. И, наконец, третий способ — это завещание. Конечно, это самый распространённый способ отпуска рабов на волю. Дело только в том, что завещание тоже определённым образом оформляется, и правильное завещание включает в себя, опять же, пусть и опосредованно, санкцию сограждан. 

Таким образом, законный отпуск рабов на волю — это всегда процедура, которая предполагает, пусть в опосредованном виде, некую общественную санкцию. Поэтому сказать, что это полный произвол римского гражданина, нельзя. Это не отменяет самого исходного принципа, что римский гражданин, отец семейства, может своим волевым решением делать бывшего раба римским гражданином. Если раб получает свободу, становится вольноотпущенником, он сразу становится римским гражданином, хотя он относится к либертам, у него есть определенные поражения в правах, у него есть, естественно, обязанности по отношению к патрону, но уже его дети считаются свободнорожденными. Чтобы завершить этот момент, в последующем, когда речь идет об императорских вольноотпущенниках, очень влиятельных персонах, даже была придумана специальная процедура restitutio natalium, то есть можно восстановить права по рождению, иначе говоря, даже вольноотпущеннику, вывести его из либертинов, отпущенников и создать фикцию, что он свободнорождённый, будучи даже отпущенником. 

Итак, эти законные способы отпуска рабов на волю предполагают некоторую общественную санкцию. И вот что же происходит дальше с этими латинами юнианами? Иначе говоря, кто такие latini Iuniani? Это те отпущенники, которые получили свободу, вольную, иначе говоря, в силу тех или иных нарушений указанных процедур или нарушений ограничений, установленных законодательством Августа, о которых я уже говорила. Кто же они? Они становятся свободными, но римское гражданство они не получают. Получается некая правовая коллизия, и институт латинов юнианов, появившихся в результате Lex Iunia, он решал эту коллизию в том же примерно направлении, которое мы наблюдали в связи с колониальными латинами. 

Надо сказать, что подобная ситуация существовала и до эпохи Августа, был, видимо, довольно значительный слой тех бывших рабов, которых хозяин мог отпустить без всякого соблюдения формальностей, это называлось inter amicos — среди друзей — на пиру мог даже сказать, что вот этот свободен. Таких людей называли «те, кто пребывает на свободе», то есть их ситуация никоим образом не регулировалась. Собственно, в результате введения законодательства Августа эта ситуация была именно что урегулирована, она приобрела правовые рамки. Стало понятно, кто такие latini Iuniani, то есть это те отпущенники, которые не имеют римского гражданства. И, вместе с тем, постепенно что-то было, возможно, заложено уже самим законодательством Августа, что-то добавлялось впоследствии при императорах (особенно династии Юлиев-Клавдиев, при том же Клавдии прежде всего, при Нероне) способы получения римского гражданства этими отпущенниками. Уже в изначальном законодательстве был заложен такой способ: отпущенник, который вот этот самый латин юниан, мог получить римское гражданство, если он женился законным браком, скажем так, не вдаваясь сейчас в подробности, если у него родился ребёнок в этом браке, если этот ребёнок достиг годовалого возраста. Понятно, потому что детская смертность велика. Если ребёнок дожил до года, уже есть основания полагать, что он будет жить и дальше. При выполнении этих условий человек мог претендовать на римское гражданство.

М. Родин: Какие странные условия, что они дают римскому обществу?

Е. Ляпустина: Естественно, для того, чтобы понять, какая логика здесь присутствует,  стоит упомянуть последующие меры, о которых я только что говорила, то есть каким еще способом латин юниан мог получить римское гражданство. Например, если он снаряжал определенное количество кораблей, которые привозили зерно в Рим, если он устраивал в Риме пекарню, которая выпекала определенную норму хлеба. Мы видим, что совершенно определенно эти меры адресованы кому? Мы опять видим ту же логику — те же представители элиты, но только уже другой элиты, элиты отпущенников, то есть людей наиболее экономически состоятельных, активных, которые заинтересованы в том, чтобы работать, как бы мы сказали, на благо общества и империи. Им империя идёт навстречу и создает возможности для того, чтобы за свои заслуги даже в торгово-ремесленном, скажем, мире они получали римское гражданство.

М. Родин: То есть это просто экономически активные граждане, на которых не нужно тратить казну. Они, наоборот, платят налоги.

Е. Ляпустина: Здесь я возвращаюсь к вашему исходному вопросу: более низшие слои хотели получить римское гражданство или нет? Как раз вопрос о латинах юнианах интересен тем, что здесь довольно много оказалось материалов из разных источников, которые позволяют на этот вопрос если не ответить, то хотя бы задуматься более глубоко. О чём идёт речь: естественно, пытаются всё время подсчитать, какой процент рабов вообще мог быть отпущен на волю, какой процент не получал римского гражданства и оказывался в положении латинов юнианов, какой процент латинов юнианов мог получить римское гражданство. Это всё, конечно, очень произвольные подсчёты, тем не менее, они ведутся. Сложилось, пожалуй, более-менее общее мнение в историографии, что этот путь к римскому гражданству для отпущенников был непростым, он предполагал преодоление определенного рода препятствий и приложение усилий, но всё-таки он был реальным и он был реальным именно для той верхушки, которая была в этом заинтересована. 

Я не произнесла одно из главных определений латинов юнианов, которое известно еще с древности, и обычно его приводят в той формулировке, которую дал Сальвиан Марсельский в V веке, то есть за 100 лет до того, как Юстиниан окончательно отменил статус латинов юнианов. Я об этом ещё не сказала. То есть этот статус, придуманный в эпоху Августа, просуществовал до 530-х годов, то есть до принятия законодательства Юстиниана. Только Юстиниан отменил статус латинов юнианов и на самом деле поставил точку в истории римского гражданства, потому как до этого несмотря на эдикт Каракаллы, который вроде бы в 212 году всем предоставил права римского гражданства, латины юнианы продолжали существовать, то есть отпущенники, пораженные в правах, благополучно просуществовали до VI века. 

Так вот, Сальвиан Марсельский тогда произнес (на самом деле это, видимо, воспроизводит гораздо более ранние мысли, но вошло в историю именно как слова Сальвиана Марсельского, описывающего состояние латинов юнианов), что они живут, как свободные, а умирают, как рабы. И, может быть, вот здесь кроется самая главная разгадка этого статуса и то, что заставляло одних людей стремиться к тому, чтобы получить римское гражданство, а других спокойно жить, они же во всём свободны. Что значит, что они умирают, как рабы? Это значит, что у них нет права на составление завещания. Иначе говоря, когда они умрут, всё, что у них есть, наследует их бывший хозяин, то бишь патрон. 

Мне кажется, что эта ситуация очень хорошо показывает, что заинтересованность в том, чтобы получить права римского гражданства для верхушки отпущенников, их назвал в своей последней статье, вышедшей уже после его смерти, Василий Иванович Кузищин — один из наших главных специалистов по истории римского рабства. Его последняя статья, вышедшая уже в год его смерти, после его смерти, было посвящена как раз законодательству Августа, и там он назвал римских отпущенников и, в частности, латинов юнианов креативным классом того времени. 

Так вот, эта самая верхушка была заинтересована в римском гражданстве прежде всего для того, чтобы получить возможность распоряжаться своим собственным состоянием. Здесь мы понимаем, как это связано с тем, что основная процедура, основной путь получения римского гражданства — это брак и доказательство существования ребёнка. То, что было долгое время известно лишь как цитата из учебника Гая, в последнее время нам известно на примере совершенно конкретного эпизода, совершенно конкретного случая, который мы знаем, благодаря табличкам, найденным в Геркулануме — одном из городов, пострадавших от извержения Везувия. Это так называемое досье Луция Венидия Эниха, это несколько табличек, которые были впервые вскоре после войны опубликованы не очень хорошо, затем замечательный специалист, который этим занимается, Джузеппе Камодека, это досье издал заново.

Какая потрясающая прочитывается история. Это житель Геркуланума, это отпущенник, очевидно, тот самый латин юниан. Я очень вкратце излагаю его историю. 24 июля 60 года у него рождается дочка, 25 июля 61 года, то есть ровно через год и один день после этого, он идет в совет декурионов своего родного города, который выпускает соответствующий документ, которым подтверждается то, что он женат и у него есть эта годовалая дочка. Затем, собственно, то, что найдено, основной документ — это триптих, представляющий собой выписку из решения городского претора в Риме, датирован 22 марта 62 года, который фиксирует этот факт, и этот документ можно было бы считать предоставлением римского гражданства. Формально это не предоставление римского гражданства, а это выписка из протокола слушания у претора, который подтверждает на основании постановления декурионов из Геркуланума верность соблюдения всех этих признаков, всех этих необходимых реквизитов, и, таким образом, Венидий Эних получает своё римское гражданство благодаря тому, что у него есть жена и дочь.

Если выходить на какую-то завершающую линию, я неслучайно упомянула о том, что статус латинов юнианов был отменён только при Юстиниане. Собственно, это и означает, что к этому времени вопросы римского гражданства уже не играли такого функционального смысла, уже само понятие римского гражданства превратилось просто в принадлежность жителей определённой территории, определённой империи. 

Судьба Римской империи была разнообразна: если на востоке она продолжала существовать в форме того, что мы сейчас называем Византийской империей, а сами они, как известно, называли себя ромеями, то есть римлянами. Вроде бы они продолжали существовать.

М. Родин: Но там пошла своя эволюция.

Е. Ляпустина:  Да, и как-то мы уже не говорим о римском гражданстве применительно к Византии. На западе было, конечно, совершенно иначе: во-первых, не осталось единого государства, в составе варварских государств римляне были одной из категорий. Если взять какую-нибудь Салическую правду, мы увидим, что там есть римляне, есть франки, есть литы, есть ещё кто-то. Уже совсем другая история — это возобновление Римской империи Оттоном I в 962 году, когда возникает Священная Римская империя, но это уже совсем другая история. 

М. Родин: Отлично, разобрались.