Про кого в Древнем Риме могли сказать «понаехали»? В какой момент римляне потеряли себя и растворились в империи, которую создали? Каким должен быть настоящий римлянин и чем он отличается от привычного нам образа?
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с доктором исторических наук, профессором кафедры истории Древнего мира РГГУ, профессором ВШЭ Андреем Михайловичем Сморчковым.
М. Родин: Сегодня мы будем говорить про Древний Рим, потому что это ужасная и прекрасная в то же время империя, она сильная и слабая. Там можно найти огромное количество сюжетов, которые повторяются бесконечно в любых других народах. Когда говоришь про Древний Рим – это всегда актуально, потому что там всегда встречается проблема «понаехавших». Если вам кажется, что в Москве слишком много людей с Кавказа, то почитайте Ювенала, он про это много что писал. Если вы считаете, что сейчас упали нравы и вокруг один разврат, почитайте Цицерона, он и про это уже давно написал.
Сегодня мы будем говорить о Древнем Риме, чтобы попытаться понять: а что, собственно, такое Древний Рим? Это тоже очень актуальная проблема. Потому что когда мы говорим «Рим», «римлянин», у нас очень чёткий образ. А настоящий, верный ли это образ?
Мне хотелось бы вас представить как «римского патриота», а может быть даже и «римского националиста». Я стараюсь делать переклички с современностью, чтобы вам проще было понять, о чём мы будем говорить. «Римского патриота» в том смысле, что вы считаете, что Древний Рим закончился очень рано, а потом это всё, что «понаехавшие» «испортили» там. Мы будем понять, кто такой римлянин и что такое римский народ. Мне всё время хочется сказать «римская нация». Можем ли мы так сказать? Мне кажется, это ёмкое слово, которое даёт много разных граней.
А. Сморчков: О нации говорить нельзя в том плане, что нация – это научный термин, который появился в Новое время, как феномен. Но можно говорить о римском народе. Однако надо оговориться, что народ тогда и сейчас по разному понимался. Сейчас, когда мы говорим «народ», подразумеваем простой народ, то, что примерно соответствует римскому «plebs». Римское же слово «народ», «populus», означало и патрициев, и плебеев. Т.е. это синоним к слову «квириты». Все граждане – это народ.
И, соответственно, вопрос, который был поставлен: а что же он такое, этот народ? Рим существовал двенадцать веков. От маленькой деревушки на холме Палатин рядом с Тибром до огромной империи, охватывавшей, по подсчётам, до 40% населения земного шара. Другие 40% понятно, где жили: в Китайской империи.
Так вот, это очень разные Римы. Если говорить о народе, то мы говорим о римских гражданах. Опять таки, слово «гражданин» сейчас и тогда отличается. Тогда гражданин – это член привилегированной узкой прослойки. Сейчас гражданин – это основная масса населения государства. Но, как вы хорошо сказали, Рим во многом предвосхитил современность. Многие его идеи лежат в основе современности. И современное понятие гражданства де-факто возникло ещё в Древнем Риме. Знаменитый указ императора Каракаллы 212 г. н.э., который почти всем жителям Римской империи дал гражданские права. Правда это не уравнивало их бесправие, но это другой разговор. Но тем не менее, римские граждане после 212 г. – это практически современное гражданство.
Вы сами понимаете, что такое Рим. Это совершенно разное население. Говоря о патриотизме, тут нужно понимать, что такое патриотизм. На мой взгляд, надеюсь, коллеги меня поймут и сильно бить не будут, настоящий Рим со своей «национальной» спецификой закончился к концу республики.
М. Родин: А конец республики – это тот период, те сюжеты, которые мы лучше всего знаем. И получается, что, по вашей точке зрения, это не Рим.
А. Сморчков: Понимаете, Рим никуда не делся. Он до сих пор стоит, где он стоял в древности. Но изменилось его содержание. Я, по своим научным занятиям, занимаясь религией Древнего Рима, захожу и в эпоху империи. Так вот, ощущение, что всё знакомое. Как приезжаешь в чужой город, там везде стоят хрущёвки, но что-то другое, даже по ощущениям.
Так вот, хочу вернуться к римскому гражданству. Здесь римляне были весьма и весьма специфичны. И, пожалуй, это уникальное явление для древности и Средневековья. А именно: да, римское гражданство получить было сложно, но возможно. В отличии, скажем, от афинского гражданства, где за IV в. до н.э., по-моему, человек шесть получило это гражданство, не будучи по рождению афинянами. В Риме даже раб мог стать гражданином. Был такой распространённый способ отпуска раба на волю, назывался он «виндикация», когда претор, это второе по значимости должностное лицо в Риме после консула, прикасался к рабу палочкой «виндикта». Это была воистину волшебная палочка: в то же мгновение этот раб, это имущество, становился не просто свободным, как в Древней Греции, а римским гражданином, и мог уже сверху вниз смотреть на других свободных. Правда, такой гражданин был ещё ограничен в своих правах, но его дети, родившиеся, когда он был уже свободен, а его внуки уже однозначно родились от свободного, абсолютно ничем не отличались от других граждан.
Вот это и позволило создать великую империю. Они привлекали всё лучшее в свой состав. Но привлекали всё таки индивидуально. А что произошло в конце республики? В идеале, это могло нарушаться, примерно раз в пять лет в Риме проводилась перепись граждан, ценз. Так вот, ценз 115 г. до н.э., за век до падения республики: 394000 граждан. Ценз начала правления Августа, 28 г. до н.э.: четыре миллиона с небольшим. Это после эпохи тяжелейших гражданских войн, когда римские граждане с упоением резали друг друга.
За счёт чего? Гражданские права были распространены на всю Италию. Да, это были близкие Риму народы, как, наверное, белорусы, украинцы, но всё таки это были не римляне. Язык у них был похожий, поэтому латинский язык в силу схожести вытеснял эти языки. Но всё таки похожи, но не совсем. Понимаете, в чём тут разница? Когда гражданином становится один человек, попадает в гражданскую среду, он начинает доказывать, что он тоже гражданин. Из них выходят самые ярые патриоты. А когда гражданами становится целая область, кому что доказывать? Все бывшие неграждане теперь граждане.
М. Родин: Тогда, получается, если один человек попал, культура его переваривает и он полностью принимает культуру, в которую он попал, то здесь наоборот: римская культура начинает растворяться среди италийских культур.
А. Сморчков: Да. Она тоже римская, но она меняется. Так же, как отмечается, что процессы романизации в разных провинциях по разному шли. Естественно, что в Галлии и даже в соседней Испании они по разному будут идти. Так же, как русские в Прибалтике и русские в Средней Азии – это разные русские. Можно анализировать Рим, апеллируя к нашему собственному имперскому опыту.
М. Родин: Я ещё хочу поговорить про вольноотпущенников. Я тут у вас увидел в записях прекрасное словосочетание: «империя вольноотпущенников». То есть это буквально поставленный на поток процесс превращения людей в свободных граждан. Т.е. твой раб, которого ты отпускаешь на волю, пока ещё не гражданин.
А. Сморчков: Нет, он уже гражданин. Было несколько способов отпуска на волю. По одному из них, очень распространённому, виндикации, становился гражданином.
М. Родин: Рабов было очень много, вольноотпущенников – тоже много. И всё это не римляне, и всё это издалека, даже не италики.
А. Сморчков: «Империя вольноотпущенников» – особое словосочетание, которое относится к Римской империи II в. н.э. Это золотой век Римской империи. Так вот, три четверти римских граждан (не населения) были либо вольноотпущенниками, бывшими рабами, либо потомками вольноотпущенников.
М. Родин: А они все со своей культурой приехали, издалека. Т.е. это размывало римскую культуру.
А. Сморчков: Конечно, те же самые рабы, вольноотпущенники, живя в Риме, ставили посвящение Юпитеру. Понятно: ты живёшь на территории, где правит Юпитер и ставишь посвящение ему. Но что они понимали под Юпитером – это большой вопрос. Классический пример, апостол Павел. Он – римский гражданин. Но какой он римлянин по духу-то? Он латыни не знал. Но он гражданин по статусу.
М. Родин: Я даже более того вспомню: один из римских сатириков, то ли Ювенал, то ли Марциал, причём человек, который очень жёстко выражался по поводу галлов, которые заполонили Рим, сам был родом из Испании.
А. Сморчков: Из Испании. Но он был римлянином по рождению. Там же были колонии римских граждан. Он был да, провинциал. А так, конечно, огромное количество людей разных культур из разных регионов огромной империи в начале нашей эры просто заполонили Рим. Я думаю, найти коренного римлянина было так же сложно, как коренного москвича, если не сложнее. Ну и знаменитые шутки римлян. Когда Цезарь предоставил сенатское место нескольким галлам, то ходили всякие анекдоты. Например: «Идёт сенатор по Риму и спрашивает: «А как пройти в сенат?»». Или, например, стишок: «Галлы скинули штаны: тоги с красным им даны!» Это встречало определённую, условно говоря, патриотическую реакцию.
Но это было необходимо и это именно и позволило создать великую империю. Империя, где один правящий народ, как Персия, где персы находились на особом положении, неустойчивы. А где привлекаются лучшие силы, и культура распространяется среди этих народов, то здесь база появляется. И мы видим, сколько римская держава просуществовала. Можно начинать отсчёт с покорения Италии в начале III в. до н.э. Это уже огромная территория. Ну и до V в. н.э. Немногие империи могут похвастаться такой долгожительностью.
М. Родин: Именно поэтому я считаю, что эта вот возможность переваривать – как раз одна из особенностей Рима, которая сделала Рим Римом.
А. Сморчков: Да, несомненно. Это не только касается граждан. Посмотрите на римское вооружение: почти всё заимствованное. Всё, что полезно, они заимствовали. Но при этом умели сохранять свои, употреблю модернизаторский термин, национальные основы. Пока умели. Поздняя империя уже нет.
М. Родин: А что конкретно в вооружении они заимствовали?
А. Сморчков: Знаменитый гладий – из Испании. Даже насчёт пилума есть мнение, что он заимствован. Так что они внимательно следили за тем, что полезно для Родины. Не было квасного патриотизма: наше и только наше. В итоге, заимствуя элементы, создали уникальную военную организацию. Никто не смог повторить её. Она показывала, насколько она эффективна. Но повторить не смогли, потому что она прекрасно соответствовала римскому национальному характеру. И слово «дисциплина» – латинское. Дисциплина – это один из жизненных принципов римлянина, подчинение идее, которой ты должен служить.
Вот здесь очень чётко видно противопоставление с варварами. Варвары – это не те, кто необразованны, и так далее. Это всё имело место быть, но это не самое важное. А важно, что они не могли подчиняться. Вот те же самые галлы. Слово libertas, свобода, для римлянина это – подчинение идее, для галла это вольница. Это хорошо видно в характере боя, который наглядно заметен, когда сталкивались галльская армия и римская. Галлы были сильны первым натиском. Азарт, вперёд в атаку бросились. Но если выдержать их первый натиск… Вот римляне азарт не любили.
М. Родин: На самом деле, вы удивительные вещи произносите, потому что у нас были программы про французское дворянство через практически тысячу лет, в XV-XVI вв., и про французскую конницу – ровно то же самое. Дословно.
А. Сморчков: А если первый натиск галлу не удался, ему становится скучно, не интересно. И тут начинается железная поступь римских легионов. Шаг за шагом, методично, чётко, рационально.
М. Родин: А в том случае была испанская терция, примерно.
А. Сморчков: Что ж, Испания осталась дольше под владычеством Рима и от Рима там осталось больше следов, чем в Галлии.
М. Родин: Вы говорите, что точка перелома, когда Рим перестал быть уникальным, корневым, это конец республики.
А. Сморчков: Да, я думаю да.
М. Родин: Мы можем описать, что там случилось? Это ещё не империя, государственный строй ещё не изменился. Больших культурных изменений не было, не притащили все эти восточные культы.
А. Сморчков: То, что я назвал: взрывообразное расширение римских граждан. Этот процесс незаметный. Хотя понятно, что римские авторы конца республики плакали об упадке нравов, тот же самый Саллюстий, главный разработчик теории упадка нравов. Мне кажется, взрывообразное расширение римских граждан – это важная причина, но кризис республики – это кризис не политического устройства, это кризис социального устройства римской гражданской общины. То, что объединяло патрициев и плебеев, знать и простой народ общими интересами. Когда мы говорим о начале Римской республики, вспоминаем борьбу патрициев и плебеев, я бы назвал лучше противостоянием патрициев и плебеев, потому что настоящей борьбы не было. В худшем случае – драка на форуме.
М. Родин: Мощные драки-то были во времена Гракхов.
А. Сморчков: А это уже конец республики. Если вспомнить конец республики, то во время голосования по одному закону в 87 г. до н.э. на форуме и рядом погибло десять тысяч граждан, которые пришли проголосовать. Но это уже кризис государственного устройства.
Так вот, если говорить о начале республики, то патриции и плебеи по уровню экономического достатка не отличались сильно. Это, условно, как кулак и обычный крестьянин в русской деревне. Или мелкий помещик от силы, не более того. А в конце республики – очень богатые и очень бедные. Как можно объединить интересы олигарха, условно говоря, и простого человека? Нет, эти идеалы сохранялись, само собой. Но они всё больше выхолащивались. Ну и яркий показатель – гражданские войны, когда граждане режут друг друга. Вот этот момент, кризис гражданской общины, был ключевой. Он привёл к кризису политического устройства. Ну и расширение гражданства тоже сказалось.
М. Родин: Давайте искать, что же такое римский народ. В чём заключаются его особенности? Что, на самом деле, не так просто, потому что Рим возник, как полубандитская группировка, вольница.
А. Сморчков: Когда говорят о началах Рима, то мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. В Греции историография зародилась гораздо раньше, чем в Риме. Римляне здесь были учениками. Первые римские историки появились в конце III века до н.э., а Рим возник в середине VIII в. То есть через пятьсот с лишним лет после появления Рима. Да, какие-то записи велись. Жрецы вели записи, но они были краткие: «засуха», «война», и так далее, не давая материала, казалось бы, для будущих историков. Но если посмотреть, что писали поздние римские историки о начале Рима, просто диву даёшься: подробно, с деталями. И на фоне жалких остатков знаний греков о своей древней истории, хотя они от неё были ближе, чем римские историки от своей, то естественно возникает подозрение, что всё это выдумывалось.
Тем не менее, археология показывает, что в определённых деталях эта традиция верна. Мы не можем её проверить, у нас нет факторов. Здесь какая-то база для спекуляций сохраняется. Но если есть некая система, в которой некоторые элементы точные, а другие элементы мы не знаем, то, естественно, мы с большим доверием относимся к системе в целом.
И здесь самое интересное, когда мы будем говорить о традиции, те легенды, мифы и предания, которые не укладываются в позднейшие римские представления. Когда мы сталкиваемся с очень чётким, логичным описанием поздним автором политических процессов ранней истории, наверняка это всё им выдумано по образцу недавнего прошлого. Скажем, если мы читаем о противостоянии патрициев и плебеев в ранней римской истории, то на 90% они написаны по образцу движения Гракхов.
А эти легенды, они любопытные. Скажем, если бы о начале Рима выдумывали легенды, то явно придумали бы себе получше предков, чем всякие разбойники. По легендам, Рим основала шайка разбойников. А действительно мы знаем из истории многих народов, на стадии поздней первобытности такие отряды искателей приключений, по тем или иным причинам выпавшие из родоплеменного строя, были явлением нормальным. И, видимо, в Италии такие банды ходили, искали себе место для поселения. И вот одна из этих шаек основала город на Палатине. Там были жители. Но уже в начале, по легендам, Рим был не един национально. Даже по легендам его основали латины и сабины. Два родственных, но всё таки разных народа.
М. Родин: И археология подтверждает, что там на одном холме обряд трупоположения, а на другом – трупосожжения.
А. Сморчков: Трупосожжение, что было у латинов, было на форуме рядом с Палатином, а трупоположение, что было у сабинов, было на северных холмах. Есть и другие мнения, что эта разница отражает социальные различия, а не национальные. Но это естественно: чем меньше фактов, тем больше теорий.
В этом плане мы видим, что Рим возникал изначально как общность не родоплеменная, а соседская, как, по видимому, и в Греции. И этот уже оригинальный начальный пункт в конечном итоге через ряд других оригинальных особенностей привёл к возникновению гражданской общины. Полис в Греции, кивитас в Риме. То, что создало специфическую характеристику античной цивилизации, что делает её уникальной, отличающейся от всех остальных – это её полисный характер.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий