Как Бетховен пережил бомбардировку Вены в 1809 году? Как антибонапартисты отговорили композитора посвящать Наполеону «Героическую» симфонию? Сколько денег получил Бетховен за время Венского конгресса от русской императорской четы?
О том, в каких отношениях Людвиг ван Бетховен состоял с основными действующими лицами Наполеоновских войн рассказывает профессор кафедры истории зарубежной музыки Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания Лариса Валентиновна Кириллина.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с профессором кафедры истории зарубежной музыки Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского, ведущим научным сотрудником Государственного института искусствознания Ларисой Валентиновной Кириллиной.
Лариса Кириллина – музыковед, специалист по музыке XVIII — начала XIX веков. Автор трёхтомной монографии «Классический стиль в музыке XVIII — начала XIX века», а также биографий Бетховена, Генделя и Глюка в серии «ЖЗЛ». В 2022 году выпустила книгу «Бетховен и русские меценаты».
М. Родин: Мы все прекрасно осведомлены об основных событиях Наполеоновских войн. Кроме того, мы все прекрасно знаем о величии композитора Бетховена. Но можно ли это между собой соединить? Ведь мы нечасто думаем о том, что Бетховен был в Вене во время бомбардировки этого города армией Наполеона. Как он переживал эту эпоху? Как общался с основными действующими лицами? А ведь он общался практически со всеми монархами Европы того времени. Именно с этой необычной стороны мы посмотрим и на Бетховена, и на привычных нам персонажей, как то Наполеона Бонапарта или Александра I. Об этом нам расскажет музыковед Лариса Валентиновна Кириллина, которая недавно выпустила книгу «Бетховен и русские меценаты».
Мы, когда говорим про Бетховена, чаще всего размышляем о нём, как о творце, живущем в некотором смысле в безвоздушном пространстве, словно он общался только с такими же творцами. Давайте обсудим какую-то сцену, которая показывает нам, что он был вполне человеком своей эпохи и общался с очень известными людьми. Есть ли у нас такой пример?
Л. Кириллина: У нас очень много таких примеров, поскольку в то время жить в свете, быть публичным человеком и ни с кем не общаться было невозможно. Конечно, с ним случались периоды, когда он замыкался, уходил на природу или оставался в своём кабинете, но вообще-то с ранних лет и до 1820-х годов он всё время был на людях. И нередко это было светское и даже великосветское общество, на которое он ругался, но всё равно там бывал.
М. Родин: Я так понимаю, что апофеозом этой великосветской жизни был Венский конгресс и гала-концерты, которые там происходили. Расскажите про один из них, где собралось самое высшее общество, которое могло послушать и пообщаться с Бетховеном.
Л. Кириллина: Накануне Венского конгресса Бетховен написал одному из своих приятелей, что «Сюда съезжаются всевозможные монархи. О них я вам писать не буду, поскольку мне царство духа милее всех монархий, и светских, и духовных». Но тем не менее он с этими монархами довольно активно общался. И 29 ноября 1814 года состоялся гала-концерт Бетховена. Концертов у него в это время было много. Но на этом присутствовали все монархи, которые съехались на этот пир победителей в Вену. Это император Австрии Франц I с упругой, король Пруссии Вильгельм III, российский император Александр I с супругой и сёстрами Марией Павловной и Екатериной Павловной, король Баварии и монархи ряда других государств. Исполнялась очень шумная, эффектная, но имевшая тогда безумный успех «Битва при Витории» Бетховена, звуковая картина с имитацией ружейных выстрелов и пальбы пушек. Исполнялась его «Симфония №7», которая уже успела полюбиться публике. Венские критики и обыватели радовались, что Бетховен написал наконец что-то понятное. И исполнялась очень помпезная, но интересная кантата в честь участников конгресса «Славное мгновение».
Это был момент триумфа. Но любопытно, что в отчётах о празднествах Венского конгресса, который был опубликован в Вене в 1816 году, ни слова об этом концерте не было написано. Но это не миф: он отражён в прессе, в мемуарах. История была громкая.
М. Родин: Правильно ли я понимаю, что именно в эпоху Наполеоновских войн Бетховен жил в Вене? Как он жил, на что он жил, с кем он там общался?
Л. Кириллина: В 1814 году Бетховен жил в доме, принадлежавшем барону Иоганну Пасквалати. Сейчас там музей-квартира Бетховена. Это обычный жилой дом. Подойдя к подъезду, вы увидите перечень жильцов, среди них фамилия Бетховен. Вам нужно пешком подняться по винтовой лестнице на пятый по нашим меркам этаж. Там довольно хорошая квартира из нескольких комнат. Это не было похоже на бедное жильё несчастного музыканта, каким себе иногда Бетховена представляют.
Он жил прежде всего на гонорары от издателей. В это время он уже довольно плохо слышал и как пианист больше не выступал. Но ещё выступал как дирижёр. Музыку тогда он писал довольно громкую и, видимо, оркестр ещё слышал. Кроме того, трое венских меценатов, эрцгерцог Рудольф, князь Лобковиц и князь Кинский, обязались платить ему пожизненную субсидию, лишь бы он не уезжал из Вены. Правда, в результате инфляции наполеоновских войн эта сумма скукожилась: индексировал свою долю только эрцгерцог.
М. Родин: Насколько русская аристократия была вхожа в этот мир? Насколько мир европейской элиты был един?
Л. Кириллина: Это был период, когда без России ничего не решалось. Когда я писала биографию Бетховена для «ЖЗЛ», я постоянно сидела на сайте старых газет Австрийской национальной библиотеки, и там буквально днём за днём в политических и военных новостях Россия чаще всего была в первых строчках. Русская дипломатия вообще и русская дипломатия в Вене пользовалась очень большим влиянием.
Один из этих дипломатов, граф Андрей Кириллович Разумовский (после Венского конгресса – светлейший князь) – это виднейший меценат Бетховена.
М. Родин: Насколько Бетховен был вхож в круги сильных мира сего?
Л. Кириллина: Со вхожестью были некоторые проблемы. Дело в том, что Бетховена очень не любил император Франц I, и пользовался полной взаимностью со стороны композитора, который о нём высказывался весьма резко. Возможно, эти слова до императора долетали. Император делал вид, что никакого Бетховена в Вене нет. Он никогда не ходил на его концерты, никуда его не приглашал. Но жёны Франца I относились к Бетховену неплохо, особенно Мария Тереза Сицилийская, умершая в 1807 году. Он посвятил ей свой септет. И если бы она прожила чуть подольше, возможно, его судьба в Вене сложилась бы несколько иначе.
К нему очень хорошо относился принц Луи Фердинанд Прусский, который был композитором, пианистом. Но он был также военным, и героически погиб в октябре 1806 года в схватке с французским офицером. И эта нить таким образом тоже оборвалась.
Что касается русского двора, то лицезреть императора и императрицу Бетховен мог только во время Венского конгресса, и то, скорее всего, в некотором отдалении. Хотя некоторая письменная связь существовала.
М. Родин: Насколько я понимаю, Бетховен очень живо отреагировал на новость о новом российском императоре и сразу попытался наладить с ним отношения. Как ему это удалось?
Л. Кириллина: Конечно, с самим императором он не мог наладить отношения. Дело в том, что покровитель и меценат Бетховена, Андрей Кириллович Разумовский, имел очень сложные отношения с Павлом I. В 1799 году Разумовский попал в опалу, был отозван из Вены, провёл некоторое время в украинском имении своего отца, потом ему разрешили приехать в Петербург. Но весть о воцарении Александра Разумовский воспринял с надеждой и был вновь назначен послом в Вену. И, видимо, именно Разумовский подал Бетховену идею посвятить произведение молодому свободномыслящему императору. И, скорее всего, Разумовский подсказал, какой это должен быть жанр: скрипичная соната, поскольку император, как и сам Разумовский, играл на скрипке. Но гонорар за эти произведения Бетховен получил только во время Венского конгресса. В 1802 году что-то потерялось, то ли письмо, то ли ноты, и эта история завершилась только много лет спустя.
М. Родин: Правильно ли я понимаю, что у них была ещё какая-то связь? Александр был слаб на одно ухо, точно так же как Бетховен был в то время уже глуховат, и это их как-то связывало.
Л. Кириллина: Возможно. Я думаю, что Разумовский должен был об этом Бетховену как-то рассказать или намекнуть. Дело в том, что после 1802 года Бетховен страшно переживал начавшуюся глухоту. Он хотел делать вид, будто всё в порядке. Хотел, чтобы окружающие ничего не замечали. Но близкие понимали, в чём дело. Они старались его щадить. И, может быть, Разумовский с дипломатическим тактом рассказал ему про императора Александра, который, не смотря на тугоухость, играл на скрипке, любил музыку. Видимо, это могло подействовать на Бетховена.
М. Родин: Расскажите о посвящении тех сонат, которые вы в книге называете «александровскими». Казалось бы, посвятить кому-то сонату – проще всего. Но на самом деле там целый этикет.
Л. Кириллина: Тогда существовало правило: если вы посвящаете произведение (не важно, музыку, стихи, драму) какому-то очень влиятельному лицу, то вы обязательно должны заручиться его письменным согласием. Поскольку на того, кому это посвящено, это накладывает обязательства. Он обязан отблагодарить творца за его преподношение, и отблагодарить достаточно щедро. И просьбы разрешить посвятить себе произведение далеко не всегда получали согласие. Мне доводилось читать письма с отказами в архиве Министерства иностранных дел Российской империи.
Видимо, кто-то посоветовал Александру принять это посвящение, или он сам заинтересовался: оно явно было дано. Поскольку по этикету позволялось издавать произведение для широкой публики лишь через год после того, как им будет пользоваться эксклюзивно тот, кому оно было посвящено. Бетховен этот срок выдержал. Видимо, согласие было получено. А гонорар – нет.
Интересная история получилось с предполагавшимся посвящением «Симфонии №3» Наполеону Бонапарту, которое не состоялось.
М. Родин: Как раз хотел про это спросить. Но сначала нужно прояснить такой момент. Бетховен живёт в Вене и посвящает сонаты недавно взошедшему на престол Александру I. И тут он пытается посвятить симфонию Бонапарту. Как хорошее отношение к таким разным людям уживалось в голове у Бетховена?
Л. Кириллина: Прекрасно уживалось. Существует легенда, донесённая учеником Бетховена Рисом, что якобы, узнав о провозглашении Наполеона императором, Бетховен затопал ногами, разорвал лист с посвящением, стал произносить пламенные речи о том, что он такой же тиран, как и все, и теперь будет попирать человеческие права.
Но ситуация была сложнее. Если мы посмотрим документы, то заметим, что Наполеон на первых порах именовался императором Французской республики. Одно с другим прекрасно уживалось. Это древнеримская традиция, поскольку в Риме существовал сенат и существовал император, который не был наследственным монархом. В Риме императоры часто усыновлялись или провозглашались. Это не совсем то же, что король.
И, возможно, поразмыслив, Бетховен решил оставить, как есть. Но из-за дипломатических трудностей сношений с Францией невозможно было, видимо, получить это разрешение. И возникли сложности с наименованием. То он был первый консул, теперь он император. А как это правильно называть? И Бетховен решил не связываться с этими делами и не посвящать, но назвать симфонию «Бонапарт». Это ему никто не запретит: назвать можно как угодно. Но, видимо, венские меценаты (может быть, и Разумовский) Бетховена отговорили. Князь Лобковиц выкупил посвящение себе лично и мог настоять, чтобы названия там такого не было. И симфония в результате стала «Героической». Это авторское название, и оно абсолютно точное. Бетховен с Наполеоном знаком не был. Он его мог видеть только где-то очень издали. Там идёт речь про идеального героя.
М. Родин: Откуда мы знаем, что он собирался назвать симфонию «Бонапарт» и посвятить Наполеону? У нас есть переписки, автограф этой симфонии?
Л. Кириллина: Фердинанд Рис писал о якобы разорванном листе, на котором было всего две записи: «Бонапарт», и внизу «Луиджи ван Бетховен» на итальянский манер. Этот лист не сохранился, сохранился другой лист, который находится в Вене, в Обществе друзей музыки. Там написано: «Sinfonia grande» («Большая симфония»). А ниже почти выскоблено до дырки, но прочесть можно: «Intitolata Bonaparte» («Под названием «Бонапарт»»). Видимо, Бетховен впал в ярость или решил, что в таком виде показывать это кому-то нельзя. Но наискосок написал по-немецки карандашом: «Написано в честь Бонапарта».
М. Родин: Расскажите о том, когда это было выскоблено и про встречу с принцем Луи Фердинандом Прусским.
Л. Кириллина: Я предполагаю, что эти выскобленные слова могли появиться перед встречей с принцем Луи Фердинандом, который приехал в Вену по политическим причинам: вести переговоры о военной помощи и союзничестве. Но он нашёл время дважды встретиться с Бетховеном. Один раз это сопровождалось светским скандалом, поскольку встреча была у какой-то старой графини (её имя неизвестно), и она не предложила Бетховену места за столом: он простолюдин. Он взял шляпу, наговорил грубостей и ушёл. А в следующий раз принц Луи Фердинанд устроил у себя обед и посадил Бетховена рядом с собой.
Так вот, показывать Луи Фердинанду лист с названием «Бонапарт» было нельзя. Он лютый враг Наполеона. Может, поэтому он и выскоблил. Луи Фердинанду он посвятил свой третий фортепианный концерт, окончательно завершённый как раз в это время.
М. Родин: А зачем ему показывать недописанную симфонию?
Л. Кириллина: Симфония была дописана. Её уже играли у князя Лобковица в приватных условиях, не для широкой публики. И чуть позже Луи Фердинанд гостил в чешских замках князя Лобковица. Там он попросил сыграть её два раза подряд и оплатил труд музыкантов. Настолько он ею заинтересовался. Луи Фердинанд Прусский позже героически погиб в войне с Наполеоном.
М. Родин: Бетховен хотел посвятить симфонию одному из самых ярких персонажей своей эпохи. Но он дружил с двумя ярыми антибонапартистами, которые потом с ним воевали. И они ему намекают, что так делать не надо. А второй даже выкупает посвящение себе, чтобы не называлось имя Бонапарта.
Л. Кириллина: Да. Но ситуация была ещё сложнее. Император Александр тоже колебался от враждебности по отношению к Бонапарту к союзу с ним (Тильзитский мир), а потом – непримиримая война 1812 года. Так что там всё тоже было очень сложно. Но и те русские офицеры, которые героически сражались против Бонапарта, могли им восхищаться в глубине души. Тогда были несколько другие понятия о том, как нужно и можно относиться к врагу. Врагом можно восхищаться, его можно уважать, но на поле боя он враг.
М. Родин: Но заочный «роман» Бетховена с Наполеоном не закончился: он ещё хотел уйти капельмейстером к его брату. Расскажите про это.
Л. Кириллина: Да. Бетховену несколько лет отказывали в предоставлении большого зала для авторского концерта в Вене. Такие концерты приносили неплохой доход. Он обычно устраивал там смотр своих авторских достижений. И ему год за годом отказывали. И он решает принять предложение из города Касселя, куда Наполеон пристроил королём своего младшего брата Жерома. Жером был совершенно не полководцем. Он хотел стать просвещённым монархом и сделать из Касселя немецкие Афины, создать там лучший оперный театр, лучшую балетную труппу, лучшую капеллу.
И кто-то ему подсказал позвать в капельмейстеры Бетховена. Можно даже предположить, кто, хотя точных данных мне не удалось найти. Дело в том, что при кассельском дворе в то время работали давние знакомые Бетховена, ещё по Бонну.
И вот Бетховену поступает предложение поступить туда капельмейстером с очень большим окладом и не очень большим кругом обязанностей: изредка давать концерты, писать раз в год по крупному произведению. Он подумал и согласился. И не стал делать это тайной. И вот тут венские аристократы и меценаты всполошились. Они начали его отговаривать.
Голос разума, конечно, внушал, что ехать в Кассель в условиях непрекращающихся войн – это несколько опрометчиво. Усидит ли Жером на своём троне – неизвестно. Но если Бетховен скомпрометирует себя связями с родственниками Бонапарта, то пути назад не будет. С другой стороны, было жалко терять мастера такого уровня в Вене. Те, кто ему покровительствовал, понимали, что никого, соизмеримого с Гайдном, Моцартом и Бетховеном рядом нет. И его уговорили остаться, обязавшись выплачивать ему пожизненную субсидию, которая бы равнялась или даже превосходила предполагаемое кассельское жалование. И он остался.
М. Родин: Для нас это невообразимая ситуация. Страны не только воюют друг с другом на поле боя, но и переманивают друг у друга таких знаменитостей. И те, не смотря на войну, имеют возможность перейти.
Бетховен живёт в Вене и в 1805, и в 1809 году, когда этот город подвергся осаде и бомбардировке. Что мы знаем про это, и как это отразилось на его творчестве?
Л. Кириллина: В наших старых учебниках часто встречается утверждение, что Бетховен – «выражение духа французской революции». В какой-то мере это так, потому что он революционер по самому духу своего творчества. Но, с другой стороны, он никогда не был во Франции, хотя собирался там побывать. Он – композитор военного времени. И истоки его героического стиля в том числе и здесь.
1805 год – первая французская оккупация Вены. Бетховен никуда не эвакуировался. Но эта оккупация произошла достаточно мягко и мирно. Французы заняли Вену без боя, промаршировали по центру города и устроили резиденцию в Шёнбрунне, в пригороде. Потом туда приехал Наполеон. Никакой идиллии при этом не было, но театры работали, концерты давались. Правда, о Бетховене никто особо в это время не вспоминал, и его опера «Фиделио» потерпела сокрушительнейший провал. Такого он не знал ни до, ни после этого. Премьера состоялась буквально через неделю после начала французской оккупации. Это тоже было в пригороде, в театре «Ан дер Вин». Туда не так легко было добраться. Так что эти воспоминания у него, вероятно, были очень горькими и неприятными. Унизительнейший провал, острая критика в прессе. Вся эта обстановка: подводы с французскими, русскими, австрийскими ранеными, аустерлицкий разгром, унизительный для Австрии мир – это всё было на его глазах.
Но это ещё цветочки по сравнению с тем, что произошло в 1809 году. Тогда Австрия объявила войну Франции единолично, без союзников, понадеявшись, что патриотический подъём сыграет свою роль. Но Наполеон очень быстро поставил её на место. И на сей раз двор эвакуировался. Вена пыталась сопротивляться, и тогда Наполеон устроил страшную ночную бомбардировку артиллерийскими снарядами. В центре города были разрушения и пожары. И Бетховен там был. Он прятался в подвале дома, где жил его брат, обложил свои больные уши подушками, видимо, боялся, что совсем оглохнет от канонады.
На следующий день Вена вынуждена была сдаться. Началась вторая оккупация Вены с реквизициями и контрибуциями. Бетховен всё это видел своими глазами, и идеализировать войну и всякие военные подвиги он не мог. Хотя героический дух в его музыке жил вплоть до Венского конгресса. Там что-то сломалось. Воспевать победителей у него не получалось так хорошо, как до этого воспевать борцов.
М. Родин: У него изменилось отношение конкретно к Наполеону, к французской революции, или в принципе поменялось отношение к войне как к явлению?
Л. Кириллина: К войне он не мог относиться особенно восторженно, потому что видел, что это такое. К Наполеону отношение менялось. Сначала – восхищение, пока он его не видел, потом – неприятие и даже ненависть. Есть его апокрифическое высказывание: «Если бы я разбирался в военном деле, как в композиции, я бы дал ему бой и победил бы его». Потом, после поражения Наполеона и особенно после его смерти, он стал сожалеть, как и некоторые люди из его круга, что этот великий человек пал, не довершив начатого. Вспомнили, что и гражданский кодекс был, и наукам он покровительствовал, и искусство при нём развивалось во Франции.
По сравнению с Наполеоном его победители казались личностями куда более мелкими. Я не беру Александра, с которым он лично не контактировал, но императора Франца Бетховен искренне ненавидел. И, если бы пришлось выбирать между Наполеоном и Францем, он, наверное, бы выбрал Наполеона.
М. Родин: Давно гуляет байка, что на троих встречались Гёте, Наполеон и Бетховен, и эти два человека по-разному отреагировали на Наполеона: Гёте встал на краю дороги и низко поклонился, а Бетховен не воздал ему никаких почестей. Правда ли это?
Л. Кириллина: Это одна фантастическая байка, основанная на другой фантастической байке. Гёте и Бетховен по-разному относились к Наполеону. Гёте с ним встречался и беседовал. Это известно, описано. Бетховен никогда с ним не встречался, хотя Наполеон дважды бывал в Вене довольно долгое время в 1805 году и в 1809-м. Бетховен не изъявлял желания быть ему представленным. Гордо держался в стороне.
А эта байка относится к 1812 году. Чешский курорт Теплице, или, как тогда говорили, Теплиц. Бетховен с Гёте действительно там встречался неоднократно. И приятельница Бетховена и Гёте, к тому времени уже поссорившаяся с последним, Бреттина Бентано, в одном из писем, которое она приписала Бетховену (оно неподлинное) рассказывала, что на прогулке Бетховен и Гёте встретили семью императора Франца. И вот тут якобы Гёте поклонился, а Бетховен прошествовал с гордо поднятой головой, хотя императрица чуть ли не первая ему поклонилась.
Но я в это совершенно не верю. В этом апокрифическом письме есть и хронологические несообразности. Во-вторых, обстоятельства Бетховена в 1812 году были далеко не блестящие, и вести себя столь вызывающе по отношению к императрице, которая ничего плохого ему не сделала, было крайне неблагоразумно.
М. Родин: Я, по-моему, где-то у Милана Кундеры читал об этом.
Л. Кириллина: Да, он же ссылается на Беттину. А Беттина была ещё та фантазёрка. Она поссорилась в это время с Гёте, и письмо сочинила много лет спустя, видимо, чтобы показать, что Бетховен её оценил по заслугам, а Гёте ею пренебрёг.
М. Родин: Как проходил Венский конгресс с точки зрения культурной жизни и причём здесь Бетховен?
Л. Кириллина: Говорили, что этот конгресс не идёт, а танцует. Был очаровательный, но совершенно безумный с точки зрения реалий немецкий фильм «Танцующий конгресс». Но там были не только танцы, там были и очень серьёзные переговоры.
А культурная программа была опубликована в сборнике 1816 года и доступна в Google Books. Коротко называется «Festlichkeiten», «Празднества в честь (…)». И там буквально по дням описана вся культурная программа. Она впечатляет. Венские газеты того времени тоже днём за днём расписывали, чем занимался каждый из приглашённых монархов помимо переговоров.
Великая княжна Мария Павловна и императрица Елизавета Алексеевна были не запланированы на одном представлении оперы Бетховена «Фиделио». Это не входило в их личную культурную программу. Но они пришли. Правда, вынуждены были уйти, потому что великой княжне стало плохо. Но факт в том, что они проявили инициативу.
Были всевозможные балы с театрализованными представлениями силами высшей знати. Были массовые мероприятия не хуже, чем во времена Французской революции. Шествия, молебны, пушечная стрельба, народные гуляния, музыка под открытым небом – это тоже всё описано. Были гала-концерты, не только бетховенские, но и Генделя играли с неимоверно большим составом. Была культурная программа посещения всяких предприятий, заведений типа приютов для сирот, фабрик, мануфактур, художественных галерей. Выезды на охоту, на природу. Каждый день что-то такое было.
Я попыталась день за днём восстановить расписание императрицы Елизаветы Алексеевны и посмотреть, где она могла пересекаться с Бетховеном. Трудная материя, местами ускользающая. Так и осталось неясным, дала ли она аудиенцию композитору, или нет. Но то, что она проявляла к нему интерес и, скорее всего, с подачи Разумовского, мне кажется несомненным.
М. Родин: Я так понимаю, после концерта 29 ноября 1814 года она даже сама писала в своих письмах про этот концерт.
Л. Кириллина: Да. Она буквально в тот же день, придя с концерта, сразу же написала письмо своей маме, с которой вела постоянную переписку: «Я только что вернулась с прекрасного концерта в прекрасно освещённом зале». Эти строки очень короткие, но они показывают, что императрица понимала, в чём дело. Она отозвалась о «Битве при Витории», как о шумной пьесе, каких, дескать, много, а Седьмая симфония ей понравилась гораздо больше. Интересно, что у критиков ситуация часто была обратная. Они считали, что симфония – это сопроводительная пьеса к «Битве при Витории».
И, видимо, это мнение было доведено до Бетховена, поскольку он решил посвятить ей фортепианное переложение Седьмой симфонии (она хорошо играла на фортепиано). Всю симфонию посвятить было нельзя, посвящение уже было пристроено графу Фрису.
М. Родин: Ей – это императрице?
Л. Кириллина: Да.
М. Родин: Насколько я понимаю, она поощрила это богатыми дарами. Она, и не только она, одарила его после этого концерта.
Л. Кириллина: По этикету того времени полагалось, чтобы высокопоставленное лицо, если приобретает билет на концерт, в дополнение награждало композитора чем-то существенным. И тут весьма показательна разница. Елизавета Алексеевна послала ему двести червонных. Нам сейчас трудно понять, что это за сумма. На венские деньги – это девятьсот флоринов или гульденов. На эти деньги можно было бы, не очень шикуя, жить год. А великая княжна Мария Павловна послала ему триста гульденов. Тоже хорошо. А кто-то из королей – тридцать флоринов. Он бы не обеднел, если бы расщедрился, но не посчитал нужным.
А расходы на этот концерт Бетховен понёс немалые. Тогда зал снимал композитор. Нужно было оплатить свечи, переписку партии, пульты, дополнительных музыкантов, услуги кельнеров, которые рассаживают всех по залу, кому-то что-то разносят. И Бетховен писал, что если бы не щедрый подарок императрицы, то он бы остался ни с чем, вышел бы после этого концерта в ноль.
М. Родин: То есть это было коммерческое предприятие для композитора. Он в него вкладывался.
Л. Кириллина: Конечно. И это не всегда хорошо окупалось. В данном случае окупилось в том числе благодаря императрице и великой княжне.
М. Родин: За это он ей посвятил потом полонез?
Л. Кириллина: Императрица подарила ему эти деньги. Мы не знаем, была ли аудиенция, скорее всего, до этого нет. Бетховен написал в ответ письмо, но не ей лично, а кому-то из её свиты. Сохранился только черновик, оригинала мне найти не удалось. Он писал, что будет рад, если императрица примет его подношение, полонез, посвящённый ей. Никакой награды он не ожидает. Но если она захочет послушать его игру, он всегда готов. Но только должен предупредить, что давно занимается только сочинением и не выступает публично.
Но императрица не могла не отблагодарить. Точного документа, что она подарила ему столько-то денег, или вознаградила его перстнем или табакеркой, мне не удалось найти. Но я просмотрела кучу записей из её архива, где подобные подарки рассылались всем, кто соприкасался с императрицей во время её зарубежной поездки в эти годы. В том числе и знакомые Бетховена их получали. Без этого было нельзя: такой императорский этикет. Если ей что-то преподносили, и она соглашалась это принять, то обязательно отдаривалась либо перстнем, либо табакеркой. Целый арсенал таких подарков был в её багаже специально с этой целью.
М. Родин: Насколько я понимаю, с Александром I во время Венского конгресса не сложилось, но Бетховен пытался наладить дальше отношения с помощью писем и даже пенсию просил.
Л. Кириллина: Да. Эта история связана с торжественной мессой, которую Бетховен считал своим крупнейшим или величайшим произведением. Но дело в том, что когда он в 1823 году закончил партитуру, то понял, что делать с ней в Вене просто нечего. Её нельзя исполнить в церкви: она слишком огромна и не подходит для церковной службы. Её нельзя исполнить на концерте, потому что в католической стране нельзя петь литургические тексты где-либо кроме храма. Издатели от неё поначалу шарахались. Огромная, трудная, непонятная, нигде ещё не исполнявшаяся.
И он решил распространить копии по подписке. Причём рукописные копии. И разослал приглашения ко всем европейским дворам. Они приезжали на конгресс, они знали, кто такой Бетховен. Надеялся, что наберётся хотя бы сто человек со всей Европы. Люди небедные, они подпишутся, и он получит больше, чем получил бы от издателя.
Затея потерпела фиаско. Со всей Европы набралось всего десять подписчиков, из них двое в России. Это князь Николай Борисович Голицын, который через императрицу Елизавету Алексеевну убедил подписаться императора Александра. И Бетховен написал императору Александру. Это стандартный текст-приглашение. И Александр, уже подготовленный своей музыкальной и сострадательной супругой, отдал приказание подписаться на этого кота в мешке, на мессу, которую никто не видел и не слышал. Елизавета Алексеевна, вероятно, сказала, что надо это сделать. 50 дукатов империю не разорят, а бедному композитору помогут.
После того, как подписка была принята русским двором, Бетховен решил ковать железо, пока горячо. И предложил, чтобы русский царь согласился выделить ему пенсию, а взамен Бетховен посвящал бы ему свои сочинения. Но этого не случилось. Потому что буквально в следующем году, 29 февраля 1824 года, император Александр издал указ о том, что все иностранные артисты, которые желают посвятить своё произведение русскому императору, должны обязательно заручиться согласием через Министерство иностранных дел. Это большая волокита. И Голицын сказал Бетховену, что такой путь. Ну разве что он лично напишет графу Нессельроде. И Бетховен, видимо, к этой идее остыл. А потом она перестала быть актуальной. Хотя вплоть до смерти императора Александра он собирался посвятить ему Девятую симфонию.
М. Родин: Девятая симфония – пожалуй, самое известное произведение Бетховена. Но с самой сложной судьбой по части посвящения.
Л. Кириллина: Бетховен закончил эту симфонию вскоре после «Торжественной мессы». Они своего рода сёстры-близнецы. И встал вопрос о посвящении, который был одновременно дипломатическим и материальным вопросом.
Первая идея – посвятить своему ученику Фердинанду Рису, который много сделал для учителя в Лондоне. Она была отвергнута, поскольку Рис был небогат и ничем материальным отдариться бы не мог.
Следующая идея – посвятить кому-то из могущественных европейских монархов. И опять – след Венского конгресса. Первая кандидатура – король Франции Людовик XVIII (к вопросу о республиканских симпатиях Бетховена). Дело в том, что король прислал Бетховену золотую медаль со своим собственным изображением, а не только подписался на «Торжественную мессу». А никто из других монархов Бетховена такой чести не удостоил. Но Людовик XVIII умер.
Следующий кандидат – Алекандр I. Эта кандидатура держалась довольно долго, но требовала подготовительной работы: согласования посвящения через посольство в Вене, МИД. Это огромные бумажные горы. Дипломатическая почта тогда шла в Вену дней десять, но всё равно бюрократическая волокита шла долго.
После смерти Александра до Вены дошли известия о восстании декабристов, о «страшной революции в России», как писал Бетховену брат. И возникла идея: не посвятить ли симфонию новому российскому императору, Николаю I? Но Бетховен отказался. Во-первых, у него с Николаем никаких связей не было вообще никогда. Во-вторых, после подавления революции вряд ли у Бетховена возникли бы к нему какие-то симпатии.
Третья кандидатура – король Пруссии Фридрих Вильгельм III, который тоже был на Венском конгрессе, и выглядел более-менее прилично в этом хоре европейских монархов. Кандидатура императора Франца не рассматривалась никогда. И в результате симфония оказалась посвящена королю Пруссии.
М. Родин: Посвящение как-то влияло на программу сочинения, на его замысел, восприятие окружающими?
Л. Кириллина: Посвящение само по себе влиять не могло: оно было постфактум. Хотя оно в данном случае правильное. Потому что Девятая симфония с хором на текст «Оды к радости» Шиллера в своей сущности не австрийское, а именно немецкое произведение. Как раз в 1820-е годы обсуждалась идея прусской конституции. И я даже считаю, что, возможно, Бетховен препарировал текст Шиллера таким образом, чтобы вырисовывалась идеальная конституция, идеальное устройство немецкого общества. Там присутствует и некая элита (правда, там нет монарха), там есть героическая армия, есть некая религия, которая всё объединяет, и там есть ликующий народ на площади. Его соединяет божественная искра радости.
Это стихотворение Шиллера стало ещё в конце XVIII века общенемецкой ценностью, песней, которую распевали. Ещё до Бетховена было много версий мелодий на этот текст. Каждый грамотный немец наверняка знал «Оду к радости».
Бетховен суммировал все эти ожидания и надежды, и написал симфонию не о том, что его окружало в действительности в меттерниховской Австрии, а о том, что должно было быть в идеале.
М. Родин: По сути, это готовое и идеологически заряженное произведение. Могло ли быть так, что какой-нибудь монарх мог отказаться от посвящения в силу того, что он не согласен с идеологическим посылом этого произведения?
Л. Кириллина: Мне такие случаи не известны. Отказ мог быть потому, что сам автор – малоизвестная фигура, или само произведение малозначительное. Но у Бетховена к тому времени уже была мировая репутация. Его даже в Америке знали. И Фридрих Вильгельм III конечно знал, кто такой Бетховен и знал, что такое «Ода к радости».
Нужно было думать о цензуре. Бетховен брал из «Оды к радости» те строфы и строки, которые вряд ли могли вызвать претензии у цензуры с политической точки зрения.
Приходилось выбирать, кому посвятить. Как я уже сказала, император Франц I никогда не рассматривался в качестве адресата посвящения этой симфонии. Хотя он был просто рядом. И Бетховен бывал в императорских дворцах, поскольку младший брат императора, эрцгерцог Рудольф, был учеником Бетховена. Так что он был вхож и в Хофбург, и в Шёнбрунн. Но с императором Францем он там не сталкивался и делал вид, что его нет.
М. Родин: Можем ли мы рассказать про ещё каких-нибудь важных деятелей эпохи Наполеона, с которыми общался Бетховен?
Л. Кириллина: Был интересный эпизод во время французской оккупации 1809 года. В квартиру Бетховена постучался французский офицер Луи Жиро, в последствии барон де Тремон (Louis Girod, baron de Trémont). Он был уверен, что его могут спустить с лестницы, потому что под окном в это время наполеоновские солдаты как раз готовились взорвать крепостную стену. Бетховен, как ни странно, принял его дружелюбно, беседовал с ним весьма содержательно. Тот потом оставил мемуары на этот счёт. Жиро даже пригласил его посетить Париж, пожить у него в доме. И Бетховен вроде бы даже воспламенился этой идеей. А потом спросил: «А заставят ли меня встречаться с Наполеоном?» Жиро заверил, что вряд ли. Но эта идея завяла. Меня заинтересовало, зачем он вообще этот вопрос задал, потому что Наполеон в это время был просто в Вене.
М. Родин: Насколько все эти люди, которых мы знаем со страниц учебников по истории, могли на равных общаться с Бетховеном? Насколько они понимали, что он вкладывал в музыку? Могли ли подписчики на «Торжественную мессу», получив партитуру, читать её без оркестра и воспринимать, как радость?
Л. Кириллина: Смотря кто. Князь Лихновский, один из первых меценатов Бетховена, относился к нему поначалу очень по-дружески. Потом они рассорились. Князь Лихновский и Разумовский были женаты на родных сёстрах, это одна семья. Разумовский относился несколько дистанцировано, но он с Бетховеном никогда не ссорился. Обращался с ним настолько уважительно, что у Бетховена не было повода вспылить, хлопнуть дверью, наговорить грубостей, как он это умел.
Князь Николай Борисович Голицын писал Бетховену письма, полные величайшего пиетета, трепета и уважения. Князь радовался, что Бетховен снизошёл до его заказа, до письменного общения с ним, и не пытался самоутвердиться за его счёт.
Эрцгерцог Рудольф – человек очень мягкий и деликатный. Он тоже с Бетховеном не ссорился. Там были сложные отношения. Бетховен не мог совсем уж пренебречь этикетом. Письма к эрцгерцогу полны всяких словесных реверансов. Но, судя по всему, эрцгерцог тоже старался обращаться с ним максимально деликатно. Эрцгерцог безусловно понимал, кто такой Бетховен.
Понимать, кто он такой, могли, наверное, не все. Но масштаб личности ощущали, я думаю, многие. Поэтому, когда его принимали в венских салонах или где-то ещё, с ним общались на равных.
М. Родин: Насколько они понимали музыку?
Л. Кириллина: Как правило, все были музыкантами в той или иной мере. В то время быть образованным человеком и не уметь петь, играть, читать ноты было просто неприличным. Всех детей из хороших, даже не обязательно знатных семей этому учили.
Разумовский был прекрасным скрипачом. В списке венских дилетантов он был №1, как скрипач. Он в своём квартете играл партию второй скрипки. Играли они там Гайдна, Моцарта. Играл ли он в квартетах Бетховена – трудно сказать. Его музыка технически гораздо более сложная. Император Александр играл на скрипке. Императрица Елизавета Алексеевна играла на фортепиано, на арфе, на гитаре и прекрасно пела: у неё был чудесный голос, но она никогда не делала это публично. Ненавистный император Франц играл на скрипке. Его вторая жена, Мария Тереза Сицилийская, прекрасно пела и играла на фортепиано. Одна из последующих жён играла на арфе.
Конечно, прочитать партитуру «Торжественной мессы» по нотам не всякому дано даже сейчас, если человек не музыковед а просто, к примеру, скрипач. Но по крайней мере оценить, что это произведение великое, сложное, чрезвычайно монументальное, я думаю, мог каждый, кто прикасался к этому манускрипту.
М. Родин: Если вы посоветуете прочувствовать эпоху Наполеоновских войн с эмоциональной точки зрения, Бетховен подходит, как фон?
Л. Кириллина: Конечно! Особенно произведения, написанные между 1802 и 1813 годами. Там не только борьба, победа. Там есть и музыка абсолютно лирическая. Но она тоже музыка великой души. Пятая и Шестая симфонии имеют двойное посвящение: князю Лобковицу и графу Разумовскому. Пятая, известная симфония судьбы, очень бурная, драматическая, а Шестая – пасторальная. Я их называю про себя «“Война и мир” по-бетховенски». Две стороны его личности, обе стороны колоссальные. И даже если слушать очень лирические произведения, вроде скрипичного концерта, «Тройного концерта», то всё равно ощущение, что это грандиозная личность на фоне грандиозной эпохи меня не покидает.
М. Родин: На мой взгляд, эта тему интересна тем, что мы видим как будто бы знакомую нам эпоху, но ту, которая устроена совершенно по-другому. Я сейчас и про взаимоотношения между монархами, и про взаимоотношения монархов и простых людей, и про взаимоотношения наций друг с другом. Мне кажется, что всегда интересно смотреть с такой необычной стороны на прошлое и понимать, что сейчас мы живём совершенно по-другому.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий