Не знаете, чем накормить друга эскимоса? В гости неожиданно нагрянул предок-сахелянтроп?
Изучаем кухню предков и накрываем стол вместе с антропологом Марией Всеволодовной Добровольской, доктором исторических наук, старшим научным сотрудником Института археологии РАН.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» со старшим научным сотрудником Института археологии РАН, доктором исторических наук Марией Добровольской.
Михаил Родин: В последнее столетие в развитых странах произошла настоящая пищевая катастрофа: ожирения, инфаркты и другие болезни часто связаны с неправильным питанием. Наш гость, знает, что изменилось в питании за последние сто лет.
Мария Добровольская: Изменения происходили многократно, но в настоящее время мы живем в эпоху переедания. Это нетипичная для человечества ситуация. Человечество всю свою историю боролось с голодом и тут столкнулось с проблемой, к которой оказалось не готово, – проблемой переедания.
Михаил Родин: С какого периода Вы восстанавливаете структуру питания человечества?
Мария Добровольская: Возраст человечества – рода Homo – насчитывает порядка 2,5 миллионов лет. Мы принадлежим к виду Homo sapiens, который появился чуть меньше, чем 200 тысяч лет тому назад. А до того, как появились первые люди, было великое разнообразие предков – высокоразвитых, социально организованных приматов, обитавших в Африке.
В 2001 году неподалеку от озера Чад французской экспедицией были найдены останки сахелантропа. Этот ископаемый примат предположительно уже делал первые шаги в направлении двуногого хождения.
Михаил Родин: Итак, сначала сахелантропы. Потом австралопитеки – это те, которые уже регулярно ходили на двух ногах… Потом у нас были первые Homo – Homo habilis. Какими методами можно восстановить структуру питания столько давних предков?
Мария Добровольская: Что участвует в употреблении пищи? Прежде всего зубы. Поэтому могут быть микротравмы, микротрещины, царапинки, которые может оставлять тот или иной материал… И характер износа зубов может говорить о том, что ел этот представитель. Есть некоторые компоненты эмали, которые попадают в организм с питанием.
Есть другие пути изучения структуры питания – по соотношению минеральных веществ. Было обнаружено, что преимущественно растительная пища будет способствовать накоплению, например, стронция в костях, а преимущественно белковая – цинка, меди, в зависимости от вида белков.
Есть еще метод анализа изотопных остатков. По сохранившимся костям мы можем понять, чем питалось животное: белком, растениями… Этот метод основан на изучении белковых молекул. Когда залегание скелетных останков благотворно для белка, нам удается извлечь эту информацию. К сожалению, высокотемпературные условия, то есть тропики, как правило, сводят это на нет. Поэтому если мы говорим об африканских находках, чаще всего там костный белок – коллаген – уже настолько разрушен, что эти реконструкции невозможны. Сложнее всего судить по составу костей о том, что человек ел, когда был сугубо тропическим видом. А исходный – это тропический вид. И только когда начинается великое расселение по материкам, освоение уже более северных регионов, тут мы уже начинаем приобретать более прочную почву под ногами и более разнообразные источники.
Вот пыльца растений сохраняется практически, если условия среды не агрессивные, без ограничений. Можно понять, какие именно растения были в рационе. И даже сезон употребления этих растений.
Михаил Родин: Мы отсчитали начальную точку маршрута – это сахелантроп, живший 7 миллионов лет назад. Чем он питался?
Мария Добровольская: Он вел полудревесный и древесный образ жизни, когда эти приматы перемещались по ветвям и верхними конечностями собирали листья, цветы и плоды, стоя на ногах. Такой вариант мог помогать тем, кто хорошо пользовался освобожденными верхними конечностями.
Михаил Родин: Чем еще, кроме растительной пищи, они питались?
Мария Добровольская: Все высшие приматы преимущественно растительноядные с всплесками использования других, в частности белковых, ресурсов. Причем это связано, как правило, со стрессовой ситуацией. Например, переход к спонтанной либо охоте, либо даже внутривидовой агрессии, вплоть до эпизодов каннибализма. Я обращаю внимание, что эпизодов, а не системы. В ситуациях пищевой недостаточности и социальной напряженности внутри сообщества приматов возникают эпизоды организованной охоты, например, на других обезьян. Это известно из поведения ныне живущих приматов.
Постоянно идет использование насекомых. Получение такого легкого и очень энергетически ценного белка как белок насекомых возникает неоднократно не только в эволюции, но и в истории человечества, вплоть до библейских тем… Юго-Восточная Азия вся насыщена традициями вот этого инсектного приготовления. Это легко усваивается, чтобы поймать, не нужно рисковать жизнью, и это в великом множестве кругом бегает и летает.
Михаил Родин: Австралопитеки – еще не люди, но последние «предлюди», как они питались?
Мария Добровольская: Среди разнообразия австралопитековых форм были специализированные растительноядные виды. Массивные, с челюстями и зубами, способными перетирать грубую пищу: сухие семена, корни растений. Износ эмали их зубов тоже существенный.
Михаил Родин: Но это не наши предки. Массивные австралопитеки – это боковая ветвь. Мы происходим от грацильных австралопитеков. Вот их питание интересно.
Мария Добровольская: Они были всеядны, использовали и растения, и животных. Причем водных, наземных, в зависимости от сезона и обстоятельств. С этими широкими возможностями мы подходим к рубежу появления первых Homo.
Михаил Родин: То, что австралопитеки могли варьировать свое питание, было одним из главных эволюционных преимуществ. Условно, если зима в саванне, полно всякой растительной еды. Потом, когда летом засуха, они могли переключаться на мелких животных, охотиться и питаться мясом. И за счет этого выживать лучше, чем массивные австралопитеки, которые не могли переключаться. У них засохла трава – всё, начинают умирать.
Мария Добровольская: И важно понимать то, как получается пища, особенно в условиях дикой природы. Охота предполагает очень высокий уровень взаимодействия участников, их иерархическую структуру, высокий уровень когнитивных взаимодействий. В то время как любые растительноядные животные могут получать пищу, не развивая особенности социальной структуры и взаимопонимания. Для того чтобы прокормиться, им не нужно развитие сложных социальных взаимодействий. Еще и поэтому появление охотничьего компонента было так важно в эволюции человека. Эти навыки и эти пути получения ценного питания способствовали развитию сложных отношений внутри социумов.
Михаил Родин: Сейчас мы подошли к рубежу возникновения первых Homo.
Мария Добровольская: Порядка 2,5 миллионов лет тому назад. Сам этот рубеж, как мы уже говорили, диалектический, поэтому нас в большей степени будет интересовать время первичного расселения людей из Африки, которое связано с освоением новых территорий. Потенциал этого, конечно, связан с переходом к очень подвижному образу жизни, предположительно связанному с охотой, и, например, с миграциями вместе с крупными стадными травоядными млекопитающими. И вообще к перемещению на большие расстояния, что, понятное дело, довольно плохо связано с представлениями о каком-то едином способе питания.
Не менее важным, чем переход к двуногому хождению, к освобождению верхних конечностей, был происходивший тогда процесс энцефализации, развития головного мозга. Эволюционно очень сложный и бурный процесс, который приводит к тому, что возникает уникальная, но энергетически очень дорогостоящая структура человеческого мозга.
Михаил Родин: Как наш мозг и его размеры связаны с питанием?
Мария Добровольская: Экспериментально биохимики устанавливают, и мы, палеоантропологи, наблюдаем связь между увеличением объема мозга и использованием охотничьей добычи. Дело в том, что в составе мозга человека имеется большое количество белковых и жировых структур. Для того чтобы осуществлялась нормальная физиология мозга, необходимо большое количество легкодоступных белков и жиров животного происхождения. Широко известны факты серьезнейших нарушений центральной нервной системы при белковом недоедании детей.
Михаил Родин: Получается, с тех пор, как наши далекие предки начали охотиться и питаться мясом, у нас наблюдается взрывное развитие головного мозга? Начали становиться умнее и за счет питания, и за счет того, что это питание было сложно поймать.
Мария Добровольская: Здесь, как всегда в эволюции, результат достигается в результате объединения нескольких факторов. Это и навыки получения пищи, и направления развития сложного социального поведения. Все подталкивало одно другое. И результаты этого уже совершенно разумного, эффективного поведения человека (не sapiens, а ископаемых видов, прежде всего Homo erectus), 1,5 миллиона лет назад широко уже расселившегося по Старому Свету, приводят к тому, он не только может охотиться в разных частях света, но и экономить свою физиологическую энергию, используя энергию огня в приготовлении пищи.
Вот это важнейший этап. И он очень быстро отзывается, например, изменением размеров и строения зубов, все меньше задействованных в разгрызании, разжевывании жесткой пищи. Зубы становятся меньше, больше похожими на зубы современного человека. Изменяется строение челюстей, в целом лицевого скелета и вообще черепа. Если не нужно тратить усилия, энергетические ресурсы организма для того, чтобы расщепить сырые сложные белки, а можно есть пищу, которая легко усваивается, и теплую пищу, которая очень энергетически выгодна, то это сразу дает массу преимуществ.
Михаил Родин: Я вижу два радикальных этапа, которые привели нас к тому, что есть. Первый – это когда человек начал употреблять мясо, то есть белок, который проще усваивается, чем растительная пища, и за счет этого у него появилось больше времени в том числе для того, чтобы строить цивилизацию. И второй – это когда человек с помощью огня научился это мясо и растения еще, скажем так, переваривать за границами своего тела. А как такие важные изменения повлияли на сам наш организм, на систему пищеварения?
Мария Добровольская: Конечно, и микрофлора менялась, и активность секреции пищеварительных ферментов. Чем мы можем это подтвердить? Как ни странно, это этнография. До настоящего времени сохранились уклады традиционных охотников, прежде всего на морского зверя, обитателей северных евразийских побережий, Канады и Гренландии; эскимосы и некоторые другие народы, которые едят преимущественно мясо. Физиология пищеварения этих людей существенно отличается, условно, от среднеевропейских.
Михаил Родин: Примерно 200 тысяч лет назад возник наш вид. С чем мы к этому подошли: человек – всеядное животное, которое ест достаточно мяса и углеводов, мы умеем это всё готовить. За эти 200 тысяч лет начались революционные скачки. И один из этих скачков – это неолитическая революция, которая связана как раз с тем, что мы научились сами себе выращивать вообще все, что угодно. И это очень сильно изменило структуру питания, потому что мы опять вернулись к большому количеству углеводов.
Мария Добровольская: Почему-то, когда говорят о неолитической революции, говорят о злаках. Это, безусловно, компонент очень важный, но не единственный. Потому что одомашнивали дикие злаки, одомашнивали и многие другие садовые культуры, но точно так же одомашнивали и животных. А если мы говорим о древнейшем Ближнем Востоке, то это одомашнивание будущего рогатого скота, то есть появление козы, овцы, домашних коров и волов.
И здесь изотопный анализ дает вполне устойчивый результат: ранние неолитические сообщества, прошедшие через эту, так сказать, революцию, употребляют в пищу и растительные, и животные белки. То есть нельзя сказать, что в эпоху раннего неолита, в VIII тысячелетии до новой эры, в районе знаменитого «плодородного полумесяца», где происходили все эти события, люди перешли к вегетарианству. Определенно нет.
Михаил Родин: То есть структура питания не поменялась, мы просто научились сами себе быстро и эффективно выращивать еду? И неважно, что это – коза или зерно.
Мария Добровольская: Совершенно верно. Окружили себя сферой домашних животных, домашних растений. Появляется керамическая посуда, дома, появляются поселения, новые традиции погребальной обрядности. И все это в сочетании с домашними животными и растениями.
Михаил Родин: А как изменили нас домашние животные? Самый известный пример того, что до сих пор идет эволюция, происходят генетические изменения, – это переносимость лактозы. Она возникла уже после того, как мы одомашнили животных, и у нас появилась возможность постоянно пить парное молоко. Но не у всех народов она возникла. Как это происходило?
Мария Добровольская: Эти мутации появлялись, видимо, достаточно спонтанно. Имеются материалы о том, что в позднем палеолите, порядка 12 тысяч лет тому назад, в некоторых европейских популяциях могла быть такая мутация. Это результат моделирования и расчетов. Получается, что сначала появилась эта мутация, а потом она нашла себе поле применения, пригодилась. Есть и другие гипотезы, и другие материалы, которые свидетельствуют о том, что, наоборот, это закреплялось в тех группах, где активно использовали молочные продукты. Насколько я знаю, самая большая частота встречаемости этой мутации, которая позволяет взрослому человеку употреблять цельное молоко, у коренного населения Северной Европы.
Михаил Родин: Нам в России кажется, что молоко – это нормально. Но современный японец не переносит молоко. И это как раз показатель того, насколько сильно отличаются наши популяции.
Мария Добровольская: Да, наши популяции физиологически, генетически очень сильно отличаются. То есть очень важно знать традиции своего народа, той группы, которую ты представляешь и гены которой ты представляешь.
Михаил Родин: Что будет, если взять обычного младенца со среднерусской равнины и с самого малолетства пытаться делать из него вегетарианца или, наоборот, к мясной палеодиете приучить?
Мария Добровольская: Скорее всего и то, и другое приведет к дисфункциям и изменениям. Если его ограничивать в белках, скорее всего он будет медленнее расти, и окончательные размеры тела будут небольшими. Это, например, видно на всех европейских популяциях Средневековья, когда в результате социальных в большей степени причин не хватало еды, и люди были прежде всего ограничены в белках. Уменьшение размеров тела происходит, потому что выжить человеку, который меньше потребляет еды, проще, чем тому, кому ее нужно больше. Богатыря не прокормишь на горсти риса. А миниатюрное создание вполне может продержаться на небольшом количестве растительной пищи.
Михаил Родин: Точно так же, если и мы сейчас поедем к эскимосам, которые питаются исключительно мясом и жиром, мы там заработаем себе несварение желудка.
Мария Добровольская: Дай бог, чтобы мы еще смогли это всё взять в рот, потому что здесь очень большой психологический барьер. Эти пахнущие рыбой жирные продукты, которые приготовлены совсем не так, не так пахнут, другой солевой баланс. И нужно себя очень хорошо готовить к тому, чтобы воспринять свойственный эскимосам кулинарный букет.
Михаил Родин: Можете как антрополог посоветовать, как все-таки нужно питаться современному человеку, чтобы быть здоровым?
Мария Добровольская: Мы как люди, владеющие уже самой разной информацией, можем и должны иметь представление о своих корнях, о своих традициях и понимать, что они неслучайны в смысле питания. И даже если мы хотим резко изменять то, к чему наша генетика, наша физиология уже приспособлена, должны понимать, что это повлечет за собой скорее всего сложности в состоянии здоровья. И, конечно, самое главное, не должно быть переедания. Как можно меньше всяких видов рафинированной пищи, видоизмененной, вроде сахара, майонеза, сливочного масла и т.д. Это то, что практически не требует от организма никаких усилий, а просто усваивается и откладывается в виде совершенно ненужных жиров.
Михаил Родин: То есть, нужно себя ограничивать, потому что за тысячелетия нашей эволюции мы привыкли к тому, что двигаемся много, едим мало. И сейчас это изобилие приводит к плохим результатам.
Мария Добровольская: Да, совершенно верно.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий