Какие уровни идеологического контроля для разных слоёв населения существовали в Советском Союзе? Что общего у журнала «Вестник древней истории» и советского мороженого? Как Сталин придумал это странное название, навевающее ассоциации с «новостями из загробного мира»?
Об истории создания первого российского специализированного научного исторического журнала рассказывает доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, профессор РГГУ Сергей Георгиевич Карпюк.
Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Института всеобщей истории РАН, профессором РГГУ Сергеем Георгиевичем Карпюком.
М. Родин: Доброе утро, сегодня мы будем продолжать недавно начатую серию программ, которая дает исторический фон. Чтобы мы понимали, как эти знания добываются, как они обрабатываются, как собственно живут и работают ученые.
Сегодня мы будем говорить о самом первом историческом научном журнале в Советском Союзе — «Вестнике древней истории». Близится круглая дата — 13 февраля 1937 года он впервые упомянут в исторических источниках. Ему тогда дали денег на развитие — 4 тысячи американских долларов.
Сергей Георгиевич, расскажите как это произошло, почему этот журнал появился именно в тридцать седьмом году, когда казалось бы, в стране совсем другие проблемы?
С. Карпюк: Спасибо за приглашение, я рад что история науки и история советской науки в том числе становится востребованной. По моему, это очень интересная тема, многие наши и достижения и проблемы восходят к тому времени. Вестник Древней истории – это специализированный научный исторический журнал. Исторические журналы в Советском Союзе и в Российской Империи были общеисторические, а специализированных не было. Вообще, специализированные научные журналы по древней истории начинают появляться в Германии, Англии и США с конца XIX начала XX века. Развитие, скажем, в Англии шло так: создается общество содействия древнегреческим исследованиям и начинает издавать соответствующий журнал.
М. Родин: Это 20 джентльменов, которые собрались в клуб?
С. Карпюк: Да, профессоров и джентльменов. Они издают, скажем, Journal of Hellenic или of Roman studies. Понятное дело, что в Советском Союзе все это представить сложно. Последний журнал, который издавался на общественных началах – Обществом ссыльных и политкаторжан – журнал «Былое» (предположительно, имеется ввиду журнал «Каторга и Ссылка». «Былое» издавался не ОСП и был закрыт в 1926 – прим. расшифровщика) был закрыт в 1935 году.
Как же так получилось, что в 1937 году в Москве вдруг появляется журнал с очень странным названием: «Вестник древней истории»? Вы вдумайтесь в это название.
М. Родин: Вести из загробного мира!
С. Карпюк: Можно понять, что означает «Вестник Академии наук» или «Вестник Московского университета», но «Вестник Древней истории» звучит очень странно. Предположительно, название придумал сам Иосиф Виссарионович, может быть, ему вспомнился «Вестник Европы» или что-то похожее.
Названия, которые предлагал Сталин, не обсуждались. Приведу знаменитый пример с «гражданской историей» — постановление 1934 года «…о восстановлении преподавания гражданской истории в школах».
М. Родин: А что такое «гражданская история» никто не понял.
С. Карпюк: Да. Я историей науки стал заниматься года три назад, и по наивности думал, что «гражданская» история, это чтобы отличать от «военной» истории.
Оказалось, что в церковных учебных заведениях, в семинарии, где Сталин учился, была история церковная и история гражданская. Иосиф Виссарионович сказал: «мы будем преподавать гражданскую историю» и никто не стал спорить.
Примерно так же и с нашим Вестником. У Сталина был родственник — брат горячо любимой и умершей в раннем возрасте первой жены Екатерины, Александр Сванидзе. Подпольная кличка Алёша, большевик с 1901 года. Очень образованный, в эмиграции прослушал курс древней истории у знаменитого профессора Эдуарда Меера в Йене. Он занимал важные должности, в том числе был торгпредом СССР в Германии которая в конце 20-х, начале 30-х годов была главным торговым партнером Советского Союза.
Сванидзе защитил диссертацию у знаменитого австрийского профессора Карла Фридриха Леман-Хаупта по связям хеттов с некими алорадийскими племенами, которые считались предками грузин. Он был, если и дилетантом, то очень и очень образованным дилетантом, понимавшим что к чему и имевшим контакты в научном мире.
В тридцатые годы Сталин стал проводить политику возвращения кадров старых большевиков в Советский Союз. Приближался большой террор, надо было укреплять свои позиции. Сванидзе вернулся, он стал зампредом госбанка СССР по валютным операциям, а в качестве хобби занимался древней историей. После того как выходит постановление 1934 года о восстановлении преподавания той самой гражданской истории, он становится одним из авторов первого школьного учебника по истории Древнего мира. Вместе с Александром Васильевичем Мишулиным, более молодым советским партийным деятелем и ученым, они готовили этот учебник к изданию.
Нужно понимать, какая была тогда обстановка. Это середина 30-х годов, это победное шествие фашизма-нацизма в Центральной Европе, в том числе фашистские идеологи начинают захватывать исторические журналы. Скажем Historische Zeitung и журнал Clio, основателем которого был учитель и научный руководитель Александра Семеновича – К. Ф. Леман-Хаупт. Он издавался в Австрии, а в тридцать шестом году редакция переносится из Австрии в Лейпциг и Леман-Хаупта отстраняют, так как он не был профашистским идеологом, был из старой интеллигенции и т.д. Сванидзе приглашает Леман-Хаупта читать лекции в Тбилиси, тот читает, но не долго. Он уже был в очень преклонных летах и умер в Австрии в тридцать восьмом году.
Мы не знаем наверняка, но возможно именно Леман-Хаупт подает идею создать научный журнал по образцу западных. Мне могут сказать: «Что особенного? В дореволюционной России было хорошо развито изучение античной истории, в гимназиях изучали греческий и латынь» и все такое прочее. Это правда, к примеру наш иммигрировавший в США соотечественник Михаил Иванович Ростовцев стал ведущим историком античного мира и очень сильно повлиял на мировую историографию. Но специализированного научного журнала по античной истории и по древней истории вообще в России не было. Античники опубликовались в «Журнале Министерства Народного Просвещения», в «Гермесе» и в других, но это не специализированный научный журнал, а значит, требуется его создать.
На дворе была эпоха социалистической модернизации и индустриализации, советскому руководству уже с середины 20-х годов стало понятно, что ничего они сами не изобретут, все нужно покупать на западе, а потом уже осваивать, копировать и выпускать свое. По этой схеме создавался и «Вестник Древней Истории». Как ни странно, за образец был взят журнал «Clio», который, в отличие от многих других европейских журналов, публиковал статьи и по истории античного мира и по истории древнего востока. Также образцом послужил французский журнал «Ревю де Стуоронсьен», посвященный древней истории, и некоторые другие.
Кстати, в «Вестнике древней истории» был французский подзаголовок и резюме на французском печаталась до второго номера 1947 года, до начала кампании по борьбе с низкопоклонством, которая нанесла серьезный ущерб отечественной науке
Что нужно для создания журнала? Деньги, лимиты на бумагу, потому что это социалистическая экономика, и валюта, потому что предполагалось заказывать статьи ведущим западным историкам, покупается современная литература, а потом уже отечественные историки вливаются в процесс. Время было выбрано благоприятное, хоть и в кавычках, потому что 37-38 год, это разгар большого террора, это запрещение связей с заграницей. За побег за границу могли расстрелять всю семью. И получилось, что все заграничные публикации советских ученых в тридцать шестом году прекращаются.
М. Родин: Получается, как раз «Вестник Древней Истории» стал тем органом, где хоть как-то могли печататься ученые, когда им перекрыли весь кислород?
С. Карпюк: Он должен был заменить научные журналы, и «Вестник» с этой задачей справился. Есть документ от 13-го февраля тридцать седьмого года с решением Политбюро о выделении валютных средств — 4000 американских долларов. Автомобиль потребительского класса в Америке в то время стоил 600-800 долларов. Этого хватило и на закупки литературы и на издание журнала. Нужно сказать, что советские историки пользовались вполне современной на тот момент литературой, это видно из «Вестника».
М. Родин: А почему именно античники удостоились такой чести? Именно им выделили первый отраслевой журнал, и мне кажется, дело в том, что партийное начальство того времени было не чуждо этой культуры, они все обучались в классических гимназиях, где и греческий преподавали, и латынь. Мы знаем, что Сталин мог что-нибудь написать на этих языках.
С. Карпюк: Вы совершенно правильно отметили этот так называемый «остаточный классицизм» советского руководства. Многие обучались в гимназиях и университетах, получили классическое образование. Интересный источник — карикатуры, которые рисовали члены сталинского политбюро в конце двадцатых, во время длинных и скучных заседаний. Например, закончивший истфил Харьковского университета советский деятель В. И. Межлаук делал к ним подписи на древнегреческом, и даже Сталин, когда нарисовал карикатуру на Г.Л. Пятакова, подписался «Koba pictis»- «нарисовал Коба» по-латыни. Этот остаточный классицизм, уважение к образованию, безусловно, способствовали и помогли советским историкам древнего мира. Им повезло получить ежеквартальный научный журнал, издававшийся на высоком полиграфическом уровне.
Интересен процесс заимствования, я бы сравнил это с советским мороженым. На семинарах, которые я провожу, мы вспоминаем плавленые сырки, но они были заимствованы у какой-то швейцарской фирмы немного раньше — в 1934 году, а одновременно с «Вестником Древней Истории» проходило заимствование советского мороженого. В Америку послали А. И. Микояна, наркома продовольствия и он там посмотрел на самые разные продукты, включая гамбургеры. Гамбургеры не прошли, а вот мороженое решили производить, и знаменитое советское мороженое, это в сущности американский стандарт 1936 года. Покупали книги по технологиям производства, рецепты. Впервые советские граждане попробовали мороженое 4 ноября 1937 года, накануне двадцатой годовщины Октября, поэтому день Народного Единства можно праздновать и как день советского мороженого.
Одновременно с этим Сванидзе ездил в Швейцарию, в Лозанну по своим банковским делам и кроме этого договаривался с западными учеными, поэтому к той же двадцатой годовщине советские граждане могли не только вкушать советское мороженое, но и читать первый научный журнал по древней истории.
М. Родин: Я так понимаю, что главное что заимствовали, это структуру?
С. Карпюк: Да, структуру. Кстати, он не с первого номера начал делиться на разделы, сначала были только статьи, потом стали выделяться статьи, доклады, публикации и рецензии на новую литературу, появился раздел «Приложение» — специальные два печатных листа для переводов источников, чего не было в западных журналах. Особенностью была также передовая статья – «передовица», хотя она бывала и в западных журналах. Передовицу писал Сванидзе, так как он был редактором. Тогда не говорили «главный редактор», инфляция слов произошла позже. Он написал сильную и актуальную первую передовую статью, она была и антифашистской и евразийской в то же время. Это была единственная его статья, потому что уже в декабре тридцать седьмого года, вскоре после выхода первого номера, Сванидзе был арестован и погиб в сталинских лагерях. Его арест не был связан с «Вестником Древней Истории», дело было во внутрипартийной и внутриклановой борьбе, не избежал человек типичный участи своей эпохи.
М. Родин: Вы сказали, что сначала там публиковались западные специалисты, а наши потом влились в процесс. Насколько быстро это импортозамещение произошло?
С. Карпюк: Быстро, потому что деньги на гонорары дали только на первый номер, а потом статьи западных специалистов только переводили иногда. Например Артура Эванса, или по бумагам Академии Наук можно проследить, что чешского ученому Бедржиху Грозному заплатили 56 фунтов за материалы, по дешифровке мидийского письма.
Советские историки писали уже с первого номера и дальше. Причем очень интересно, передовицы самые трескучие, а внутри статьи без единой ссылки на Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина. Абсолютно научные статьи и это считалось вполне нормально.
М. Родин: Передовица задавала идеологический тон, который потом не выдерживался?
С. Карпюк: Не только, она должна была и задавать тон, и представьте, вот начальство откроет журнал, передовица нормальная, а внутри кто же будут читать. Можно сказать, она имела защитную функцию.
М. Родин: К этому моменту уже сформировался, скажем так, ритуал, про который я люблю рассказывать, когда начинают плохо говорить про советскую историографию. Нужно просто учитывать, что имел место ритуал. Академические люди поняли, как нужно действовать: вначале натыкать ссылочек на Маркса, Энгельса и Ленина, объяснить свою правильную позицию, а потом совершенно спокойно занимаешься наукой, спокойно анализируешь факты.
С. Карпюк: Более или менее так, во всяком случае так стало с 1938 года, с выхода «Краткого курса истории ВКП(б)», который четко задавал идеологическую норму.
М. Родин: Эта передовица, она же еще, насколько я понимаю, должна актуализировать какие-то проблемы, выносить их на суд научной общественности.
С. Карпюк: Там были и такие, деловые передовицы, давайте, например, библиографию развивать, а были в тридцать восьмом году, когда большой террор и страшно, просто тосты Сталина на приеме работников высшей школы. Например «За советскую науку!», где ученые сравниваются со стахановцами и папанинцами.
М. Родин: Давайте поговорим о том, что тогда было актуально. Казалось бы, тридцать седьмой год, сталинизм, только что сформировался марксистско-ленинской формационный подход. Казалось бы, там должно быть все очень догматично, и нам сейчас совершенно нет смысла читать первые выпуски «Вестника Древней Истории» Что же было на самом деле?
С. Карпюк: Во первых, я бы не хотел использовать термин «историография» для моих исследований, потому что историографию многие выпускники исторических факультетов вспоминают как нечто скучное и сухое. Это скорее история науки, или историография на фоне истории общества. Это позволяет высветить и историю науки и историю общества. А 1937 год — время жуткое, это большой террор, время наиболее массовых репрессий именно в городах. Для историков это — довольно переломный период. Во первых, перелом географический — в 1934 году Президиум Академии наук переносят из Ленинграда в Москву, в тридцатом году произошла советизация академии и ее переносят в Москву, ближе к советскому правительству. Она в прямом подчинении совнаркома, и с их с точки зрения наиболее важные институты основывают в Москве. В том числе в 1936 году был основан Институт истории в Москве, но с отделением в Ленинграде. Академическая наука стала развиваться, добавляясь к университетской, потому что в 1934 году были восстановлены исторические факультеты в Москве, в Ленинграде и в других городах, на них появились кафедры истории Древнего мира. Перелом был и идеологический, потому что на конец 20х — начало 30х годов — время дискуссий по освоению марксизма, наследия Маркса в исторической науке.
Довольно бурные дискуссии были связаны с Государственной академией истории материальной культуры, которая находилась в Ленинграде, дискуссии проводить в знаменитом Мраморном дворце, и там была выработана так называемая «пятичленка» — достаточно догматическое марксистское или псевдо-марксистское учение о смене формаций, которое прекрасно знают те, кто обучался в советское время. Что первой была общинная, потом рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и наконец социалистическая формация. За рабовладельческую формацию отвечал специалист по древнему Египту, академик Струве, его схема стала общепринята.
Руководители ГАИМКа были расстреляны в 1936 году, еще до большого террора, не за формационный подход, конечно, а из-за их связей с троцкистами. Они были такими начетчиками и наверное подходит определение, которое Сталин в разговоре с писателем Симоновым сказал о руководителе РАППа Л.Л. Авербахе, «он был нужен в начале а потом – нет». Их убрали, и центр мысли переместился в Академию наук в Москву, но часть институтов осталось в Ленинграде, например Институт истории материальной культуры, то есть археологии, в Ленинграде, а в Москве его отделение, Институт этнографии, который возглавил Струве, тоже находится в Ленинграде, но институт Истории был в Москве. Кстати, Сектор древней истории хотели оставить в Ленинграде, но там было слишком много академиков и они стали делить почести, деньги, в общем никакого спросу с них не было и Сектор древней истории пришлось основывать в Москве.
У Института истории было две государственные задачи — написать для широких слоев советской интеллигенции два многотомных издания: «История СССР» в 12 томах и «Всемирная история» в которой сначала предполагалось больше 30 томов. Для этого создается институт, растут штаты, уже к 1940 году было до 200 человек в этом институте, 145 научных сотрудников. В 1938 году уже есть четкая идеологическая догма – «Краткий курс истории ВКП(б)», где часть глав были якобы написаны самим Сталиным. Там было все четко расписано, дискуссии уже ни к чему. Они могли быть только по частным вопросам. Например, гомеровское общество, или крито-микенская цивилизация — пример первобытнообщинного строя, или относится к раннему классовому строю?
М. Родин: Вы почему-то сказали до эфира, что именно это издание с восторгом восприняли дореволюционные историки. Почему?
С. Карпюк: Скажу так, им претили эти дискуссии, им нужно было показать «что танцевать».
М. Родин: Им нужны были четкие правила игры?
С. Карпюк: Да, нужны были четкие правила игры, и при этом «Краткий курс» открывал дорогу тому, что историки науки называют «позитивистским нарративом», то есть описанию истории, анализу фактов. Кстати сам Сталин любил историков с дореволюционным стажем, он читал Тарле, Виппера, поэтому это приветствовалось, а все ссылки можно было внести во введение, это был такой ритуал.
М. Родин: И этот ритуал не мешал нормальной науке?
С. Карпюк: Да, было нормально, но уже росла марксистская смена, которую обучали в Институте красной профессуры в конце 20-х начале 30-х годов, они были еще молодые, их было относительно мало, и превалировали историки еще старой школы, для них это было как глоток свежего воздуха, им было понятно как действовать. Поэтому в конце тридцатых годов, перед войной, происходит расцвет фактологической науки, описательной истории в СССР в принципе, и «Вестник древней истории» на этом процветает, потому что ученые посылают статьи, идут интересные дискуссии о крито-микенской цивилизации и прочем. Это продолжается и после войны..
М. Родин: А можете описать трехчастную схему, которую вы упоминали? Про школьные учебники, про массовую и про научно-профессиональную литературу.
С. Карпюк: Было три уровня описания. Для детей писались школьные учебники, они более догматичные, но и более интересные. Например известный учебник под редакцией
Мишулина, который был редактором «Вестника», он уже с сорокового года стал распространяться.
Второй уровень для более узкой аудитории, учебники для вузов считались очень важными, в то время за написание учебника для вузов присуждали докторскую степень, и «Всемирная история», которую должен был писать Институт истории, но не написал, первый том вышел только в 1955 году, но это отдельная история. Для широких слоев советской интеллигенции выходили потрясающие книги, Алексею Алексеевичу Вигасину, моему коллеге индологу, и мне посчастливилось переиздать первый том «Истории мировой культуры», посвященный древнему миру и средним векам. Можно сказать, погибшая книга – в 1941 году напечатали 200 корректурных экземпляров, потом война — наборщики погибли, гранки потерялись и она не была издана, уцелел только один корректурный экземпляр. В прошлом-позапрошлом году мы все-таки эту книгу переиздали, она доступна на сайте история.рф (https://histrf.ru/biblioteka/b/istoriia-kul-tury-tom-i) Ее, к счастью, писали достаточно молодые сотрудники под редакцией М.О. Косвена, известного этнографа и историка первобытного общества. Она удивительно современна и удивительно не идеалогизирована. Она гораздо лучше пособий по истории культуры, вплоть до нулевых годов.
Третий уровень, это уровень обсуждений в научных журналах. В том же «Вестнике древней истории» печатались научные статьи без всяких ссылок на классиков марксизма. На его страницах, как в любом специализированном научном журнале, устраивались дискуссии по важным проблемам, печатались какие-то неизвестные тексты классиков марксизма, относящиеся к древней истории, таких как знаменитая рукопись Маркса «Форма, предшествующая капиталистическому производству».
Сформировалось три уровня возможностей. Для ученых, в принципе, была возможность работать по своей специальности, не очень ограничиваясь. Если ты не был марксистом, то можно было прикрываться цитатами из классиков и разрабатывать свою узкую тему.
М. Родин: Получается порционная, что называется, раздача информации. Вот для народа догма, которую надо вызубрить, для интеллигенции довольно свободно от идеологической нагрузки, а в настоящей научной среде уже хоть и неполная, но свобода.
С. Карпюк: Выживать было можно, нельзя говорить, что это была некая псевдонаука. Это была наука, не случайно в «Вестник» посылали статьи и западные ученые, такие как американский египтолог Нафтали Льюис. Нужно понимать, что «Вестник» был журнал антифашистский. Тогда шла очень мощная борьба идеологий, в журнале «Nature» перед войной печаталась статья с обоснованием расистских теорий. После войны тот же «Вестник древней истории» переводил и перепечатывал статьи из американских научных журналов по востоковедению, например из «Journal of Near Eastern Studies». Это был полноценный обмен информацией.
Сталинизм тоже был разный. Мы говорим про «эпоху Сталинизма», но там были разные периоды. Иногда мы переносим то, что началось в сорок восьмом году — борьба с «низкопоклонством» и «космополитизмом» на более ранний период, а это не так, этого не было.
М. Родин: Теперь, когда мы понимаем роль «Вестника древней истории», мы можем поговорить о том, что произошло дальше, через 10-15 лет. Какой толчок дал этот журнал для развития нашего антиковедения?
С. Карпюк: Толчок дал безусловно, он ведь был и объединяющим органом. Первая научная конференция по Древней истории в Советском Союзе – это празднование десятилетия «Вестника» в декабре 1947 года. Конечно, этот журнал сыграл большую роль, но выстрелил окончательно он скорее в оттепель, потому что в сорок восьмом году уже разгар кампании по борьбе с «низкопоклонством», это самые тяжелые времена для советской науки. Все знают о лысенковщине, о разгроме генетики и кибернетики. Люди почувствовали свободу — Институт истории был эвакуирован уже в конце сорок первого года, а где-то в мае 1943 вернулся в Москву из Ташкента, и началась работа по защите совершенно не идеологизированных диссертаций, в том числе по Древней истории. Люди почувствовали свободу, мы много писали об этом «послевоенном синдроме». Потом начался идеологический зажим, разгром истории и философии в журналах «Звезда» и «Ленинград» и прочее, вот эти все постановления. Дело дошло до Академии наук, знаменитое постановление 1947 года о том, что запрещается издавать журналы на иностранных языках. Сталин произносит знаменитые слова, что интернационализация науки – это шпионская затея, и в «Вестнике древней истории» пропадает французский подзаголовок и французское резюме, а в сорок девятом году пропадают даже сноски на иностранных авторов. Это отдельная история, много можно рассказывать. Конечно, «Вестник» создал возможности для развития древней истории, это видели на западе, потому что появляются рецензии, появляются отклики. «Вестник Древней Истории» есть в западных библиотеках. В журнале «The American Review on the Soviet Union» около 1945 года появляется большая обзорная статья «Изучение древней истории в Советском Союзе» за авторством Эмили Грейс (Казакевич), американской исследовательницы, которая потом переехала в Советский Союз.
М. Родин: О ней тоже можно когда-нибудь рассказать, это интересная история, которая доказывает, что все равно наука оставалась интернациональной.
С. Карпюк: Это действительно интересная история, она показывает, насколько советская наука могла абсорбировать представителей других научных школ. В конце сороковых — начале 50-х годов в США шла эпоха маккартизма и многие учёные иммигрируют из Штатов. Это кажется странным, но тогда был закон об антиамериканской деятельности, Многие левые ученые, многие ученые в целом симпатизировали России, а значит участвовали в сборе помощи Советскому Союзу во время войны. Там тоже, и не без основания Советский Союз считался ведущей силой по борьбе с фашизмом. Когда началась холодная война, на них обрушиваются репрессии. Конечно, это нельзя сравнивать со сталинским временем в СССР, скорее что-то похожее на эпоху Брежнева или Андропова. Работать было тяжело: выгоняли с работы, включали в черные списки — это запрет на профессию. Были и судебные преследования, поэтому люди эмигрировали.
Эмили Грейс – американский классицист с блестящим образованием. Она вышла замуж за русского эмигранта во втором поколении Владимира Казакевича. Он не был конечно советским шпионом, но как сказали бы сейчас, он был агентом влияния: выступал с лекциями в пользу Советского Союза, писал статьи в Нью-Йорк Таймс и тому подобное. Как потомок белоэмигранта он мог получить советское гражданство и в 1949 году они уезжают, в сущности бегут из США. Сначала оказываются в городе Молотов, то есть в нынешней Перми, так как в Москву поначалу не пускали. Потом живут в Москве, Владимир был знаком с канадским послом, очевидно органы разведки его использовали. Эмили с 1953 года начинает работать в Институте истории и много делает для развития науки. (Карпюк С.Г. «Эмили Грейс (Эмилия Львовна Казакевич), американский филолог-классик и советский историк»: http://ivka.rsuh.ru/binary/84762_10.1458210201.07459.pdf)
М. Родин: И она, насколько я помню, у нас публиковалась?
С. Карпюк: Да, она публиковалась в «Вестнике Древней Истории», она вела переписку с Мозесом Финли, ведущим американским ученым, тогда уже иммигрировавшем в Великобританию.
Таким образом «Вестник Древней Истории» сыграл свою роль в международных контактах ученых, но в основном в эпоху оттепели.
М. Родин: Мы поговорили о рождении, о начале и о самых тяжелых временах «Вестника», а потом-то, в 50-60-х, уже начался его расцвет, статус ведущего издания и т.п.
С. Карпюк: В некотором смысле так и есть, хотя интерес к древней истории у многих историков был больше в сталинское время, потому что древняя история была убежищем, куда можно было спрятаться от идеологических проблем.
М. Родин: Спасибо огромное, Сергей Георгиевич.
Вы можете стать подписчиком журнала Proshloe и поддержать наши проекты: https://proshloe.com/donate
© 2022 Родина слонов · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Добавить комментарий